Дети на ветру, стр. 31

— Разве можно так разговаривать с бабушкой? — огорчилась старушка.

Сампэй ей понравился и не хотелось, чтобы он так говорил.

— Я и вправду твоя бабушка.

— Вот еще! Нет у меня никакой бабушки!

— А откуда тебе знать?

— А вот и знаю!

— А мама твоя дома?

— Мамы нет.

— А папа дома?

— И папы нет.

— Может быть, Дзэнта дома?

— И Дзэнты тоже нет.

А бабушке и так хорошо. Она рада тому, что видит своего внука и разговаривает с ним. И старушка, улыбаясь, продолжала смотреть на Сампэя. Однако Сампэю это не понравилось.

— Пойду позову маму! — сказал он и, выскочив за ворота, побежал в поле.

Мама и Дзэнта рвали полынь на меже. Мама обещала вечером испечь лепешки из полыни. Тут прибежал запыхавшийся Сампэй.

— Мама! Пришла какая-то старушка. Очень чудная!

— Да? — Мать сразу же догадалась, кто это мог быть.

А Сампэй продолжал:

— Совсем как Ямамба! [45] Говорит: «Я — твоя бабушка!»

Ну, я сразу же сюда побежал. Она клетку с птицами на грушу привязала. А в клетке — красные птицы!

— Да ну? — удивился Дзэнта.

— Может, это волшебница какая-нибудь? — сказал Сампэй.

— Очень может быть! — сказала мама, распрямляясь.

Дети радостно суетились, а у нее на сердце было тяжело.

Она чувствовала, что это не кто иной, как ее мать. На днях на лугу она встретила своего отца, а теперь вот мать пришла.

Когда-то родители отказались от нее. И это было нелегко пережить. Сама-то она встретит мать с радостью, однако как отнесется к этому визиту ее муж? Когда-то родители сказали, что навеки отрекутся от нее, если она выйдет замуж за Аояму Итиро. Конечно, это было давно, и все же Аояма может не пойти на примирение… За эти долгие годы старики ни разу не вспомнили о своей дочери. С этими мыслями Хисако подошла к воротам дома.

— А старушки-то нет! — изумился Сампэй.

И вправду, под грушей никого не было, лишь лежали осыпавшиеся лепестки цветов.

— Вот чудеса! — воскликнул Сампэй.

На груше висела клетка с красными птицами, а под ней на шнурках качались разные вещи: сверкающая труба, свисток, карамель, шоколад.

— Бандзай! — завопили мальчики.

Предположения Хисако оправдались. С тяжелым сердцем она оглядела сад и вошла в дом. В прихожей стояли гэта, однако старушки в гостиной не оказалось.

Хисако удивилась и громко сказала:

— Может, стесняется? — Она хотела, чтобы старушка ее услышала.

И тогда в столовой раздался смех.

Раздвинув фусума, Хисако в изумлении остановилась — у хибати сидела ее мать и пила чай. Как же она изменилась! Совершенно седая, она сидела у хибати, словно маленькая статуэтка. Когда они расстались, матери не было и шестидесяти, теперь ей семьдесят.

— Это ты, мама? — Хисако застыла, глядя на мать. По щекам ее покатились слезы.

— Что же ты плачешь! Радоваться надо.

С годами старушка как будто проще стала, как бабушка из детской сказки.

— Мне кажется, — сказала старушка, — будто я в воробьиной гостинице остановилась. Внуки словно воробышки. Такие славные! Там, у ворот, я повесила подарки. Заметили они?

— Конечно. Очень рады.

— Ха-ха-ха! — раскатисто рассмеялась старушка.

И Хисако стало легко, как будто и не было разлуки длиною более десяти лет. Она налила чай и достала печенье.

— Позову детей и Аояму, — сказала Хисако и вышла в прихожую. И словно окаменела — грудь ее сжалась при мысли о старой матери, которая стала теперь как малое дитя, что быстро забывает о горьких слезах.

Тут вошли Дзэнта и Сампэй с подарками в руках. Они радостно смеялись.

— Чудная старушка!

— Очень забавная! — переговаривались они.

— Бабушка в столовой. Поздоровайтесь и скажите ей спасибо, — велела Хисако и пошла за мужем.

Аояма работал в персиковом саду, на холме.

— Послушай! — сказала Хисако, поднявшись на холм. — Бабушка приехала.

— Что?

— Мать моя приехала.

— Зачем?

— А так просто.

— И что же?

— Я чай поставила, угощенье достала.

— Гм…

— Ты не придешь?

— Они же не признают меня. Отвергли. А теперь вот приехали. Как это понимать?

— Да ладно! Ты только взгляни на мать. Как дитя малое. Сердиться на нее невозможно.

Аояма бросил мотыгу, сел на межу и, обхватив голову руками, задумался.

— Спустись ненадолго. Посиди. О прошлом не вспоминай.

В это время из дома послышались звуки трубы. Это Дзэнта и Сампэй трубили на веранде в свою новую трубу.

Отправив старуху в дом Аоямы, старый Оно не мог успокоиться.

«Не заблудилась ли старая? Не бродит ли теперь одна в бамбуковой чаще?» — подумал он и рассердился.

Не вытерпев, старик вывел лошадь и поскакал на луг, который был неподалеку от дома Аоямы. Миновав перевал, он проехал по дамбе вдоль реки и оказался у луга. Сегодня там не было ни коров, ни детей. К дому подъехать он не решился, а быстро поскакал по дамбе, вверх по течению.

Стук копыт его коня гулко раздавался в горах.

Старику нужно было успокоиться. Он был зол на самого себя, на то, что не мог поехать прямо к дому зятя, хотя ему не терпелось это сделать. А может быть, его раздражало то, что ему захотелось побывать в доме, где живет Сампэй? Лошадь, чувствуя настроение хозяина, стремительно летела по дамбе, и так они проскакали, должно быть, с ри. Конь покрылся испариной, старик тоже устал. Вместе с усталостью пришло успокоение, и старик превратился в доброго деда. Решительно повернув коня, он спокойно направился к дому Сампэя. Теперь он мог войти в этот дом и с легким сердцем встретиться с Аоямой.

На лугу собралась целая толпа ребятишек.

И когда только успели набежать! Заметили старика и наперегонки мчатся на дамбу. «Дедушка!» — кричат на разные голоса. Присмотревшись, он увидел, что они все в масках: кто маску тэнгу [46] нацепил, кто маску черепахи, а кто и ямамбы. Старик не мог удержаться от смеха. Каких только тэнгу здесь не было! «Тэнгу Большой», «Тэнгу Маленький», «Тэнгу-Ворон». И к тому же это были те самые маски, которые он на днях привез в подарок Сампэю и этим мальчишкам.

— А Сампэй здесь? — просто спросил старик, наклонившись с лошади.

«Тэнгу Маленький» и «ямамба» переглянулись и сказали:

— Нет.

— Ну, а Дзэнта?

«Тэнгу-Ворон» и «Черепаха» переглянулись и сказали:

— Их обоих нет. Они дома.

— Так… Ну, а дом их где?

— А вон!

И дети пошли вперед, показывая дорогу. Конь двинулся следом за ними. Слева и справа от него шагали «тэнгу», «черепахи» и «ямамбы». И старик невольно рассмеялся. Тут один из «тэнгу» протянул ему маску «Тэнгу Большого».

— Возьмите, дедушка!

— Откуда это?

— Да она у нас лишняя оказалась.

Это была та самая маска, от которой отказался Сампэй. Старик охотно взял ее и, превратившись в «Тэнгу Большого», поехал к дому внуков.

А там все собрались у коровника, где были привязаны коровы по кличке Сирояма и Санда, и рассказывали бабушке, как Сампэй свалился с коровы. Тут в ворота въехал всадник в маске «Тэнгу Большого», в сопровождении целой оравы мальчишек.

— Ну как мы выглядим? — весело спросил «Тэнгу Большой».

По голосу и фигуре все сразу догадались, что это был старик Оно, и, увидев огромные маски на маленьких фигурках, стоящих рядом с ним, расхохотались. Так было забыто отчуждение, длившееся более десяти лет, и никто более о нем никогда не вспоминал.

КОНЕЦ ВЕСНЫ, НАЧАЛО ЛЕТА

Отец Сампэя и Дзэнты заболел воспалением легких и его положили в больницу. Мать поселилась там же, чтобы ухаживать за ним. Мальчики в доме одни, однако ни скучать, ни бояться чего-либо им некогда — в доме чрезвычайное положение. Правда, еду им готовит жена скотника, но в остальном они предоставлены самим себе.

Воскресное утро. Еще очень рано, но Сампэй уже на ногах.