Рассказы, стр. 70

Иногда дед меня хвалил:

– Знаешь, почему я старше тебя выгляжу? Потому что я курю, а ты – нет.

Эта похвала так крепко во мне засела, что когда меня потом спрашивали, что я умею делать, я отвечал: «Умею не курить».

– И ещё ты в чем молодчага, – говорил дед, – что ты – не наркоман.

– Это уж да, – говорил я. – Этого у меня не отнять. Только объясни, кто такой – наркоман. Народный командир, что ли?

– Зачем – командир? – говорил дед и подробно объяснял, кто такой наркоман, что такое наркотики, как их сеют, как собирают, как готовят и с чем едят.

– Или, допустим, ты опрокинул рюмку портвейна, – говорил дед. – Но неудачно. Промахнулся – и попал на штаны. Как поступит хороший мальчик? Хороший мальчик тут же возьмет свои штаны в руки, снимет их, пойдет в ванную и там замочит. В том же портвейне. И пятно не будет заметно. Единственное – могут заметить: куда делся портвейн!

Однажды наша учительница пригласила моего деда в школу – рассказать о своём славном прошлом.

Войдя в класс, дед сразу сказал:

– Пенсионер – всем ребятам пример!

И начал рассказывать, как он воевал.

– Значит, сплю я. И вдруг вваливаются в хату три немца. «Малшик, – говорят, – млеко есть?» «Нэма, – говорю, – товарищи немцы!» Смело так им в глаза говорю. «Но есть, – говорю, – самогонка». Ну, они назюзюкались до самых бобиков – и под стол. Так я трех немцев уложил! Причем – одной бутылкой с горючей смесью.

Дед расстегнул ворот рубахи и обратился к нашей учительнице:

– У вас выпить ничего нет?

– К сожалению, только – вода, – пролепетала учительница.

– С паршивой овцы – хоть файв о'клок! – сказал дед. – Волоки.

Учительница побежала за водой, а дед сказал:

– Пока училка за водой бегает, я вам расскажу, как я с одной итальяночкой познакомился.

– С итальяночкой?! – ахнула учительница, застыв в дверях. – Это что ж за война такая была?

– Первая мирная война, – сказал дед.

– Может, мировая? – уточнила учительница.

– Точно, мировая! – хлопнул её по лбу дед. – Эх, мировая была война!

– А можно – что-нибудь не про войну? – сказала учительница.

– Можно – и не про войну, – сказал дед. – Значит, попала в наш самолет ракета…

– А как же вы жив остались?! – удивилась учительница.

– А я тогда в отпуске был, – сказал дед.

Когда прозвенел звонок, учительница радостно вскочила и сказала деду:

– Большое спасибо, что вы к нам пришли! И большое спасибо, что вы от нас уходите!

– Никто никуда не уходит, – сказал дед. – Успокойтесь!..

Из школы мы с дедом шли через парк. Дед молчал, опустив голову, а я говорил:

– Зачем же ты врешь, дед?! Какой ты пример детям показываешь? И меня на всю школу обосрамил!

– Я как лучше хотел, – оправдывался дед. – Народ повеселить. А пример я показываю, как не надо себя вести.

Позже я узнал, что инвалидом дед стал не на войне, а ещё в детстве. Никаких трагических событий в его автобиографии не было, кроме разве потери ноги да женитьбы. Только одно ему оставалось – фантазия.

И вообще, как скучно было бы жить, если бы все говорили только правду!

Сорока – воровка

Моя тётя работала в ресторане. Иногда она звонила нам по телефону и сообщала, что у нее есть язык, печень, почки, вымя и свинячьи ножки.

Иногда она говорила, что у нее будет селедка под шубой.

После таких разговоров я представлял себе, как тётя на своих свинячьих ножках выносит под шубой селедку.

Кроме того, тётя откладывала яйца. Причем нам – самые крупные.

Иногда я слышал фразу: «Сосиски в тесте». И тогда представлял себе тестя, который съел все сосиски.

Когда дома никого не было, тётя просила меня передать родителям информацию. Запомнить все точно я не мог и передавал примерно следующее: «Судак, пойманный в заливе. Военно-морской окунь. Спинка минта».

Когда меня спрашивали: «Где водятся кильки?» – я отвечал: «В томате». А на вопрос: «Каких животных ты любишь?» – говорил: «Баранину».

Иногда тётя жаловалась, какая невыносимая у нее работа.

– Как же – невыносимая, – говорил я, – если вы с нее столько выносите?

– Я-то выношу, – говорила тётя, – а директор вывозит.

– А кто ж тогда ворует? – спрашивал я.

Но вопрос повисал в воздухе, как летающая тарелка.

Я был ещё маленьким и не знал, что в России вором считается только тот, кто ворует не со своей работы.

Во время войны мой отец уцелел потому, что был на фронте. Мать уцелела потому, что работала в ленинградском военном госпитале. А почему уцелела тётя, я не знал. С одной стороны, она была толстой, но с другой – ведь крупной мишенью.

Все остальные мои родственники, которые жили в блокадном Ленинграде, умерли от голода. Неудивительно, что после войны мама все ещё хотела есть.

Удивительно, что есть хотела и тётя. Все-таки она была довольно толстой и вдобавок после войны устроилась в ресторан. Вероятно – с испугу. Прошла славный путь от посудомойки до калькулятора. И обратно.

Как-то я спросил маму:

– Толстые много едят, потому что у них большой желудок, или у них большой желудок, потому что они много едят?

– Хорошо, что тётя нас не слышит! – сказала мама. – Толстые не любят, когда их называют толстыми. Они любят, когда их называют полными.

Когда тётя в очередной раз пришла к нам на обед, я ей сказал:

– Вы – совсем не толстая. И не жирная. И не полужирная. И не на три процента жирная. А вы – полная. До краев.

Тётя, наверно, подумала, что я так сказал для того, чтобы она поменьше ела. Это было для нее тем более неприятно, что на обед она к нам приходила всегда со своей едой.

Раз в месяц тётя ходила на танцевальные вечера под названием «Аэробика». От обычных танцев аэробика отличалась тем, что там надо было танцевать не с партнером, а с ленточкой на лбу.

Женщины в нашей стране всегда были заняты двумя проблемами: как достать еду и как похудеть.

С едой хорошо тем, кто работает в ресторане или гастрономе. А каково тому, кто работает, к примеру, на мясокомбинате? Там охрана – как на военном заводе.

Вот, пожалуйста, на одном мясокомбинате работал не то таджик, не то туркмен. Так он решил колбасу в штанах вынести. Вдруг охранница его в проходной останавливает и – хвать за колбасу!

А это – не колбаса.

Охранница дико извинилась. А об этом таджикском туркмене легенды стали слагать. Дескать – мясной гигант.

А он уже совсем распоясался. По несколько штук стал навешивать. Но охранницы и это ему с рук спускали. Все-таки, думают, восточный человек. Может, у него несколько жен?

Колбаса в России всегда считалась символом благосостояния. Колбасой можно было награждать: вешать её на грудь, надевать через плечо, возлагать на голову, делать из нее нимб. И это в то время, как сама колбаса оставляла жевать лучшего. Закусочная колбаса – это колбаса, после которой надо сразу закусывать. Столичная колбаса – это колбаса, которую надо сразу запивать «столичной». Докторская колбаса – это колбаса, после которой надо сразу вызывать доктора. Любительская колбаса – это колбаса, на которую трудно найти любителя. Молодежная колбаса – это колбаса, которая по зубам только молодежи. Отдельная колбаса – это колбаса, съев которую, чувствуешь, как в тебе что-то отделяется. Останкинская колбаса

– это колбаса, сделанная из останков. Охотничья колбаса – это колбаса, сделанная из охотничьей собаки. И уж страшно подумать – из кого сделана крестьянская колбаса!