Рассказы, стр. 23
Но мечтала стать романтичной.
Есть женщины-романтики (это которые без денег или, наоборот, денег столько, что они их не замечают). Есть женщины-циники (эти, в основном, из медперсонала, из работников прилавка, видят жизнь с другой стороны экрана, которая обычно темная). Есть женщины-дети (эти откуда угодно, рядом со сценой, например, можно найти).
Много позже он узнал такую. Женщина-ребёнок. Сорок годиков, а все щебечет детским голоском. Девочкой играла во взрослую, а взрослой стала играть в девочку. Обожает детские стихи. Рассмешить её может только юмор в коротких штанишках. Прочие шутки считает грубыми и пошлыми, говорит: фу! Своих детей нет.
У нее-то этого не было. У нее было другое. Другие мухи в голове. Когда «скорая помощь» спросила её: кто вы? – ответила: весы. Как все женщины, ещё не нашедшие своего главного мужчину, верила в гороскопы, приметы, нумерологию. Внимательно следила за совпадениями. И у меня дома такая же чашка! Это тоже мой любимый писатель! Надо же, я только что об этом подумала! Но не сказала! Цыганка ей нагадала их встречу.
Письма и открытки подписывала многозначительно: Надежда. По телефону – тоже: это Надежда. Пауза. Никаких надь и надежд петровн.
В минуты особенно горячие вскрикивала отчетливо ему в ухо: мой! муж! мой! Внушение на близком расстоянии.
А то посмотрит на него в целом и скажет: мы же с тобой так молоды! Ни хрена себе – молоды: бабе уже двадцать три!
Играла с ним как кошка с мышкой. Точней – с мышем. Игра до предпоследнего предела. Последний был всегда на замке. Это её и сгубило. Будь она менее опытной или наоборот, более, опытной настолько, что скрывала бы свой опыт, он бы на ней и женился. Но её игра была рассчитана на опытного мужчину. Это подтверждает тот факт, что через месяц он её бросил. А ещё через два женился на другой. Начинающей женщине. И не такой красивой. И более дурой. И провоевал с ней десять лет. А с Наденькой, то есть Надеждой был бы, наверняка, счастливей. Хотя, наверняка, тоже не больше десяти лет.
Шутка у нее была: у нас с тобой ещё все спереди! Она ею все время острила. И сама же смеялась. Причем совершенно искренне.
Потом они снова встретились. Когда он уже состоял в разводе. Но не развелся. Она опять приехала поступать в институт. Сразу накинулась: а ты меня? как ты все это время?
Совсем не изменилась. Но изменился он. Поэтому она уже стала для него другой. Смешная. Старомодная. И уже неопытная.
Он стал намного опытней. И старше. Хотя ему ещё было чуть больше тридцати. А ей уже хорошо за тридцать.
Ей опять что-то нагадала цыганка. Какое-то крупное счастье.
В первый же день они и дошли до предела, до которого она стратегически не допускала его раньше. Как говорят на исповедях, все произошло быстро и неожиданно, я даже ничего не почувствовала!
То, что казалось в ней смелым, теперь показалось ему робким. Консервативные ласки. Любит молча. И он чтоб немел. «Без комментариев!»
Нога все такая же. Ступня только чуть грубей.
Резкий запах духов. Это французские, говорила она. Нашего разлива, добавлял он.
И по-прежнему любит танцевать перед ним. Надев чужую шляпу.
И по-прежнему любит помучать его. Думает, что так он будет любить её больше.
Уже и дочь её вышла замуж. А она все никак. Хотя торопится. А когда торопишься выйти замуж, ни к чему хорошему это не приводит. Даже если выйдешь.
Последний раз встретились ещё через много лет. Когда он попал в больницу. Позвонила беспричинно ему на работу из своего Мурманска. Ей и похвастались. Прилетела с апельсинами, которые у нее там в три раза дороже.
А к нему тогда никто, кроме нее, не пришёл. Даже жена. Даже вторая. Сейчас бывшая. Хотя и болезнь-то у него была пустяковая, так, отдохнул две недельки.
Погуляли с ней по больничному саду, загребала все сапожком опавшие листья, и улетела назад.
Он подурнел. То есть стал глупей и старообразней. Детьми так и не обзавелся. Злой, как революционер.
У нее уже внуки. Но выглядит на пятьдесят с хвостиком. Все-таки стала его моложе. Женский ум сохраняется дольше. На бреющем как-никак полете. Мужской же резко берет вверх, а потом резко летит вниз. Все так же, как в сексе.
В этом варианте она понравилась ему больше всего. Ему показалось, что он опять её полюбил.
Она же любила его любым.
Белый танец
Горшков давно просил Спиридонова с кем-нибудь его познакомить. Наконец Спиридонов сказал:
– Записывай.
– Симпатичная?
– Симпатичная. Костлявая только.
– Я костлявых не перевариваю, – сказал Горшков.
Но телефон записал.
– Звонить после десяти, – сказал Спиридонов.
– Утра или вечера?
– Не помню.
– А что сказать?
– Может, за тебя и все остальное сделать?
Горшков позвонил ровно в десять вечера. Трубку никто не снял. Перезвонил Спиридонову.
– Трубку никто не снимает.
– Значит, её нет. Ты чего, будешь теперь мне о каждом своём шаге докладывать?
Горшков позвонил через час. Трубку сняли. Горшков сразу это понял.
– Зину можно?
– Можно.
Горшков подождал. Потом спросил:
– Вы что там делаете? Молчите?
– Так я ж сказала: можно.
– А вы чего – Зина?
– Зина. А вы?
– А я – от Спиридонова.
– Ой, подождите, я чайник сниму! – оживилась вдруг Зина.
Горшков подождал. В трубке снова возникла Зина:
– Я тут.
– Все нормально? – спросил Горшков.
– В смысле?
– Ну, с чайником. Сняли?
– Допустим, – сказала Зина.
Горшков помолчал. Потом спросил:
– Чаю попить хотели?
– Нет, кофию.
– Кофе на ночь вредно пить! – обрадованно выпалил Горшков.
– Почему же?
– Да это я так шучу.
– Ну, рассказывайте, кто вы, что вы, где работаете?
– Сейчас – механиком.
– А раньше?
– И раньше – механиком. Я всю жизнь – механиком.
– Как родились?
– Нет, попозже.
– Женаты?
Горшков не ответил.
– Что вы молчите?
– Думаю.
– Думаете, женаты ли вы?
– В принципе – нет.
– Как это?
– Она – стерва!
– А дети есть?
– Нет, – ответил Горшков. – Она их с собой забрала.
Договорились встретиться у какого-нибудь метро.
– Вы как будете одеты? – спросила Зина.
– На ногах – ботинки.
– Со шнурками? – уточнила Зина.
– Сейчас посмотрю, – сказал Горшков.
Зина сказала, что будет одета в синюю куртку.
Горшков приехал к месту встречи и уже издали увидел девушку в синей куртке. «Симпатичная, – подумал он. – Хреново. Могу не понравиться».
– Вы – Зина? – с трудом развернув улыбку, подошел к ней Горшков.
Девушка нецензурно ответила в рифму. На букву "П".
Горшков тоже послал её с матерком. Но уже – в затылок. Поэтому она его не услышала. Услышал здоровенный мужик, проходивший мимо. Горшков сбивчиво объяснил ему, что отправил не его. Мужик поверил и отпустил Горшкова.
Через несколько минут выяснилось, что половина человечества – в синих куртках. Горшков перестал обращаться ко всем синим, к тому же один из них оказался парнем с длинными волосами и врезал Горшкову по чайнику.
Поэтому Горшков теперь стоял без всяких признаков жизни и только думал: «Хорошо бы не эта!.. А вот эта бы – хорошо!..»
Зина возникла с тылу. Совершенно не такая, какая была по телефону.
– Здравствуйте, Коля!
– А я вас сразу узнал, – сказал Горшков.
– Почему же?
– Так вы ж сказали: «Здравствуйте, Коля»!
Горшков пригляделся: Зина оказалась в очках. Поэтому он спросил:
– Вы – не учительница?
– Нет. Бухгалтер. Я же вам говорила.
– Бухгалтер, милый мой бухгалтер! – спел ей Горшков.
– Куда пойдем? – спросила Зина.
– Прогуляемся для разнообразия, – сказал Горшков.
Прогулка потекла по улице. Зина быстро завяла от шума и пыли грузовых машин и через час сказала: