Рассказы, стр. 11

Вещий сон

И вижу я, девушка сидит, очень стройная, симпатичная, если, конечно, блондинка настоящая. Я к ней подхожу и шучу по-тихому:

– Вы, наверно, в школе ещё учитесь?

А это, по правде говоря, какой-то выпускной вечер. И выпускают почему-то только тех, кому за тридцать.

Я говорю ненавязчиво, издалека:

– У вас телефон есть?

И тут вдруг музыка нелепая, лирическая, со страшной силой ударяет, и она, эта девушка, встаёт. И тут я замечаю постепенно, что она меня выше. А точнее – длинней.

Но я спокойно говорю иронически:

– Жаль, что я сегодня такой приземистый. И без шапки. И без ботинок.

Она улыбается и поворачивается ко мне всем своим лицом. И тут я замечаю, что она совсем не блондинка. И совсем не стройная. А такая кубовидная. И немного ощипанная. И даже старше меня. Хотя и на несколько месяцев. И характер довольно самостоятельный, с южным нахрапом.

А вижу я насквозь и даже глубже, потому что у меня большой опыт, интуиция и информация, и я ей поэтому говорю своими словами:

– Я с утра не танцую. Я, как бы вам это сказать, чтобы вы ни о чем не подумали, маленько хромой на левую руку, и мухи у меня в голове.

И тогда она улыбается сквозь зубы и спрашивает:

– Так вы что, телефон мой хотели взять?

Я говорю:

– А у вас разве есть?

Она говорит:

– К сожалению – только рабочий и домашний. А сама я глубоко одинока, несмотря на то, что живу с папой, с мамой и с братом-каратистом в одной комнате, не считая бабушки. И ещё с кем-то. Запишите адрес.

Я долго ищу авторучку, блокнот, но все-таки нахожу их и записываю неразборчивым почерком на самой грязной странице, которую тут же незаметно вырываю и выкидываю.

И вот уже кончается вечер, и она ведет меня её провожать. А живёт она, как это выясняется во время проводов, где-то за линией горизонта, в лесу пятнадцатиэтажных домов, в районе недостроек, куда не ступала нога человека, а только колесо автомобиля.

К счастью, у водителя такси кончается бензин, а у меня в самый раз хватает рублей, гривенников, пятачков, двушек и копеек, чтобы с ним расплатиться. И дальше мы с ней идем руку об руку, потому что у меня уже заплетается нога об ногу. И уже в подъезде она жмет мои теплые пальцы и шепчет, дыша в лоб зубной пастой:

– Дальше не надо. Так вы завтра позвоните?

И назавтра я действительно ей звоню, чтобы только от нее отвязаться.

И вдруг я уже лечу в какой-то концертный зал, и уже боюсь опоздать. И у входа подхожу к ней, целую в руку, но не узнаю её, потому что это не совсем она, а какой-то курсант. Курсант разворачивается, но она успевает прийти ко мне на помощь и поднимает меня с земли.

Мы входим в фойе, и мне становится ужасно тоскливо, потому что в фойе гораздо интересней, чем в зале, где ничего не видно, кроме рояля со сценой. А в фойе ходят толпы стройных настоящих блондинок, и я начинаю кусать локти, которые оказываются её.

Но вот заканчивается концерт, включается свет, и она говорит, что у нас будет ребёнок.

И мне кажется, что я давно уже хочу иметь какого-нибудь ребёнка.

Но она говорит, что это шутка, проверка слуха, разведка боем, и теперь она согласна на все, даже выйти за меня замуж. А что касается ребенка, то он у нее уже есть. Готовый. Хотя и небольшой. От первого брака. Самого удачного.

И мне уже неудобственно перед ней и перед её ребёнком. А тут ещё, оказывается, и день свадьбы назначен. На среду. В чебуречной. В одном зале с поминками.

Вот такой сон. К чему бы это?

Прокопьев долго и вопросительно смотрит на седую цыганку.

Цыганка, слюнявя желтые сухие пальцы, листает англо-французский технический словарь, и наконец говорит:

– К свадьбе это, касатик.

– Точно, седовласка! – изумляется Прокопьев. – Как раз была у нас недавно свадьба. Года два или четыре назад.

– Значит, вещий сон тебе приснился, – говорит цыганка.

– Точно! – говорит Прокопьев. – Пока я спал, все вещи украли.

– А ты не спи на вокзалах-то! – говорит цыганка.

– А где ж мне ещё спать?! Я же женатый! – говорит Прокопьев и, проснувшись, наконец засыпает.

Химик

Вдова была безутешна.

– Говорила тебе: не выходи замуж за химика! – утешала её мать. – Не послушалась? Теперь пеняй на себя!

Сдувая на себя пену с пива, молодая вдова Силуэтова рыдала ещё больше, и мать, не зная, как по-другому вывести дочь из нервного потрясения, съездила за город и привезла оттуда знахаря.

Знахарь был пожилой, маленький, но распространял вокруг себя острый запах куриного помёта. Придерживая знахаря за локоток, Полина Григорьевна демонстрировала ему квартиру:

– Это, пардон, спальня. Это в кресле вдова плачет. А это Володенькина комната.

Знахарь показал подбородком на кучу мусора в углу комнаты:

– Мусор после ремонта?

– Нет, – сказала Полина Григорьевна. – Это Володенька после своего опыта.

– Ну что ж, – сказал знахарь, поворошив мусор ногой, – будет жить.

– Кто? – не поняла Полина Григорьевна.

– Володенька, – сказал знахарь. – Зять ваш. Вы же сами помочь просили.

– Так я о дочери ходатайствовала, – строго сказала Полина Григорьевна. – А зять-то причем? Он уже ушел от нас безвозвратно.

– А я полагал, что муж – лучшее утешение для вдовы, – сказал знахарь.

– Ну, если вы так настаиваете… – сказала Полина Григорьевна. – Вам, наверно, и фотография его потребуется?

– И фотография, – сказал знахарь. – В полный рост. И газетка самая ненужная. Я его на газетку собирать буду.

* * *

Через полчаса на газетке уже стоял младший научный сотрудник химической лаборатории Владимир Силуэтов, цел и невредим, только плечи и локти у него были немного испачканы известкой.

Он с удивлением посмотрел на жену и тещу и спросил:

– Где это вы так долго пропадали?

* * *

Когда первое изумление прошло, тёща оставила молодых наедине и пошла в кухню.

Знахарь тотчас же соскочил с табуретки и, потупясь, сказал:

– Рублишко бы, хозяйка.

– Да вам за такие дела, – сказала Полина Григорьевна, – не то что рублишко, – убить мало!

* * *

Ночью в квартиру позвонили.

– Кого это ещё несет? – спросонья сказал Силуэтов.

Жена накинула халат и открыла дверь.

На пороге стоял Силуэтов. Тоже Володя. И тоже муж. Силуэтов-2, значит.

– Чего заперлась? – недовольно сказал он. – Кто у тебя там?

Жена побледнела и бросилась в спальню.

– Кто у тебя там? – спросил Силуэтов-1 с кровати.

– Вставай, Володя! – зашептала жена. – Муж пришёл!

– А кто же тогда я?! – ахнул Силуэтов-1 и приготовился прыгать из окошка.

– Во дают! – сказал Силуэтов-2, входя в спальню. – Только на день и отлучился!

Тёща, увидев двух зятьев, заревела:

– Откуда ты-то ещё на мою голову свалился?!

– Из больницы, – сказал Силуэтов-2. – Меня взрывной волной в открытую форточку выбросило. И прямо в приемный покой. Оказалось – легкий испуг. Вот домой отпустили.

И Силуэтов-2 лег по другую сторону жены.

* * *

Знахарь молча слушал Полину Григорьевну, постукивая пальцами по толстой книге с медными застежками и надписью «Могущество алхимии», вокруг которой был изображен дракон, проглатывающий собственный хвост.

– Вот такая ситуёвина, – закончила Полина Григорьевна свой рассказ.

– Ничего страшного, – успокоил её знахарь. – Одного будем убирать.

– Каким же образом? – спросила Полина Григорьевна.

– Сейчас прикинем, – сказал знахарь и вынул из сундука другую книгу, на обложке которой значилось: «Арнальдо де Виланова. О ядах».

* * *

Хоронили Силуэтова на небольшом кладбище при лаборатории. Могильщик, много повидавший на своём веку, бывший химик этой же лаборатории, одноглазый, однорукий и одноногий, причем все было левое, увидев скорбящего над своей могилой Силуэтова, в ужасе убежал к своей второй половине, тоже бывшей химичке, у которой все было правое, так что, когда они перед сном гуляли по кладбищу под руку, казалось, что идёт один человек, но с двумя головами.