Обыкновенная мемба, стр. 21

— Как земляне на Луне, — сказал Виктор.

— А что это такое — Луна? — сразу посерьезнела Оэта.

Виктор рассказал о Луне и о том, как на ней побывали и люди, и автоматические аппараты. Оэта сказала:

— Все понятно. У нас, вернее, у нашей Планеты, тоже есть спутник. Даже два. И они тоже бесплодны, и мы решили их не осваивать. Мёмба же дает все необходимое. Очень хорошая планета. Ну, да вы еще познакомитесь поподробней с нею. — Она что-то вспомнила и не очень уверенно добавила: — Надеюсь…

Глава пятнадцатая

Обед по-мёмбянски

Обедали в семье Оэты. Все было как обычно: стол, стулья, салат из всяких пахнущих морем штук, салат из каких-то кисло-сладко-солено-вкусных овощей, первое, второе… И все как-то необычно.

Когда они вошли, как им показалось, в самый обыкновенный дом — двухэтажный с двумя верандами по бокам и широкими зашторенными окнами, — с самого обыкновенного дивана поднялся мужчина, отложил в сторону не то журнал, не то книгу и сказал:

— Здравствуйте.

И все ему ответили: «Здравствуйте», а Пепа, подскочив, еще и чмокнула его в щеку. Следовательно, этот мужчина был самым обыкновенным папой Пепы. Оэта посмотрела на мужа, и тот, кивнув, сообщил:

— Всё на плите.

Следовательно, на Мёмбе было далеко не все обыкновенно. Обед готовил папа. И именно он ждал маму. На Земле, как известно, чаще всего бывает наоборот. И тут все стали садиться за стол. Тоже самый обыкновенный — на четырех ножках, под веселенькой скатертью. И стулья довольно обыкновенные…

Хотя… На вид-то они были обыкновенные, а вот когда на них садились, стулья вели себя как-то странно — они автоматически и совершенно незаметно изменялись. Одни становились чуть ниже, и головы всех сидящих за столом как бы уравнялись, и поэтому все сразу показались как бы одного возраста. Создалось впечатление равенства. Потом стулья немножко изменили свою форму. Спинка Пепиного стула несколько изогнулась и придержала тоненькую Пепу за плечи. А вот стул под ее отцом, наоборот, немного раздался вширь.

Пока длились эти превращения, Пепин папа поколдовал над костюмами землян, и в их скафандрах, вернее, в шлемах образовались отверстия. Значит, можно было есть.

Оэта нажала кнопку под столом, и рядом с ней в стене открылась дверца. Из нее выглянули салаты на подносе. Она расставила их перед каждым обедающим и тут же раздала вилки. А когда морские салаты были съедены (впрочем, салаты съели не все. Валя только поковырялась в тарелке, Андрей съел наполовину, а Виктор подчистил салат полностью: он вообще любил море и все морское), Оэта собрала тарелки и вилки на поднос и отправила их за дверцу в стене.

И тут появились те самые кисло-сладко-солено-вкусные овощные салаты, которые очень понравились и Андрею, и Виктору, и всем остальным, опять-таки кроме Вали. Она поковыряла вилкой пахучую разноцветную снедь и отставила тарелку вместе с новой вилкой. И опять этому никто не удивился: не хочет есть человек — пусть не ест. Не было этих противных разговоров: «Ах, да вы попробуйте! Ах, вы нас обижаете!»

Какая уж тут обида? Не хочется — вот и все.

Но поскольку Крайс, поглядывая на Валю, несколько задержался над своей тарелкой, а Виктор справился с салатом быстро, он и присмотрелся к тарелкам. Они оказались легкими — легче, чем алюминиевые или пластмассовые, и очень тоненькими. И вилки были такими же. Но цвет у них оказался совсем не такой, какой был у тарелок с морским салатом, — розоватый с прожилками.

И вилки и тарелки отправились в окошечко в стене.

Виктор, как и все земляне, искоса и потому вполне прилично поглядывал на это окошечко, ожидая, когда из него появится еще что-нибудь. Но из окошка ничего не появлялось. Оэта выразительно посмотрела на Пепу, и та выскочила из-за стола. Оэта обратилась к Крайсу:

— Крайс, по старой памяти…

Она не успела закончить фразу, потому что Андрей каким-то новым, появившимся на Мёмбе чутьем понял, что она хотела сказать, и сейчас же попросил:

— Разрешите, я ей помогу.

Оэта переглянулась с мужем и кивнула:

— Разумеется…

И Андрей выбежал вслед за Пепой. Валя едва заметно вздохнула и оглянулась на Крайса, который смотрел на нее во все глаза. И тогда Валя снисходительно улыбнулась: дескать, что возьмешь с такого легкомысленного человека, как Андрей.

Однако Виктор всего этого не замечал. Он думал. Дома у него тоже были свои обязанности: ходить за хлебом и молоком в магазин, управляться с пылесосом. Но ни он, ни отец на кухню не допускались. Там владела всем и царствовала мама. Точнее, и отец, и Виктор иногда допускались на кухню как обязательные, но не слишком желанные гости. Там они все вместе ужинали, а обедали и завтракали тоже на кухне, но порознь. И каждый раз выяснялось, что и папа, и Виктор сделали на кухне нечто такое, что не нравится маме. То посуду сложили не туда, куда нужно, то не вытерли за собой стол, то вытерли, но не той тряпкой или неправильно. Бывало и так, что они разогревали то, что нужно было съесть холодным, и ели холодным то, что требовалось разогреть.

А вот в семье Оэты все шло по-другому. Отец что-то там сготовил на кухне, а Пепа должна принести все это, а потом, вероятно, помыть посуду… Впрочем, посуду, может быть, моет Оэта?..

Прикидывая, как все-таки устроен быт в этой семье, Виктор думал, что, когда все в семье делают нечто такое, что нужно всем, это, пожалуй, интересней. А то сидишь и ждешь, когда тебе подадут, когда от тебя уберут… А тебе только и остается, как похвалить то, что ты съел или… Впрочем, «или» здесь не бывает. Ты должен похвалить. Если не похвалишь, мама обидится и начнет ворчать: «Готовишь-готовишь, стараешься-стараешься, а они еще и нос воротят!»

А ведь никто не воротит. Просто иногда что-то там не нравится. Вот и все. А обижать маму не стоит.

И тут появилась Пепа. Вернее, в начале появился столик на колесиках, за ним — Пепа, а уж за Пепой — Андрей. Пепа расставила перед каждым очень красивые, расписные тарелки, совсем как на Земле, и разложила ложки, а Андрей, поднатужившись, поставил перед Оэтой, но посреди стола какой-то сосуд. «Супница», — вспомнил его название Виктор. И Оэта стала разливать суп.

Пепа и Андрей расставили стаканы и кувшины с красной и синей жидкостью. И все ели суп, пили красную солоновато-сладко-кислую воду и кисловато-перечно-ванильную синюю воду. И хотя все было совершенно необычно, но вкусно.

Крайсу не хватило супа, и он сам долил себе в тарелку. Потом Пепа и Андрей собрали посуду, погрузили на столик и отвезли на кухню. А оттуда привезли жаркое и новые напитки: цвета недозревшего лимона, неопределенно-остренький на вкус, и темно-бордовый, очень похожий на наш томатный сок. И снова каждый ел и пил ровно столько, сколько он хотел.

Когда обед окончился. Валя первая поднялась и попросила:

— Можно и я пойду помогу мыть посуду? Оэта рассмеялась:

— Она уже помыта. Впрочем… впрочем. Вам все-таки нужно показать нашу кухню. Может быть, у вас не все так, как у нас.

И все отправились на экскурсию в кухню. Она ничем не отличалась от тех, к которым привыкли ребята. Те же шкафчики, чистенький стол, мойка, плита — не то газовая, на то электрическая. Ну, правда, кое-какие приборы… А так все обычно. А посуды и в самом деле нигде не было видно.

— Пепа, объясни, как у нас все это делается!

— А что тут объяснять? — удивилась Пепа. — Все всем ясно. Андрей, например, всё понял.

— А другие не поняли.

— Ну ладно. Вот на столе — видите? — лист испещренный номерами и надписями. Здесь всё написано.

Виктор добросовестно, как в музее, наклонился над листом на кухонном столе и… ничего не понял. Ведь он не знал мёмбянского языка. Разговаривать и понимать мёмбянам помогал автомат-переводчик. Впрочем, мёмбяне понимали землян точно так же.

Но ни цифр, ни букв мёмбянского алфавита Виктор не знал, не успел узнать.

Вероятно, он не сознался бы в этом. Пепа была так уверена, что все и всем понятно, что обижать ее не хотелось. Вернее, было бы как-то… неудобно. Но все спутала Валя.