Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет, стр. 116

С тех пор постоянно воспроизводится миф о тысячах погибших. Он опровергается одним вопросом: где их матери? В первые, да и последующие дни после подавления мятежа сколько угодно газет и радиостанций обнародовали бы вопрос матери: «Где мой сын, ушедший к Белому дому и не вернувшийся?» Но таких выступлений не было. А ни одна мать не стала бы молчать.

Огромная ошибка депутатов последующей Думы – в том, что они не создали комиссию, которая должна была выяснить причину гибели каждого погибшего у Белого дома. Тогда перед нами предстала бы совсем другая картина, чем та, что любят рисовать до сего дня в интернете, поливая грязью тех, кто поддержал открытым письмом президента, обязанного подавлять вооруженный мятеж в столице. Повернись время вспять – я вновь поддержала бы его безо всяких колебаний. Не сдавать же свой город пьяному Макашову!

…А между тем процесс над членами ГКЧП все шел, и в октябре 1993 года, как пишет В. Степанков, «уже под звуки стрельбы на Краснопресненской набережной», оглашалось обвинительное заключение, где действия подсудимых квалифицировались как измена родине в форме заговора с целью захвата власти.

«Обвинительное заключение в зале слушали вполуха. Все ждали амнистии.

Фракция КПРФ в Верховном совете России и власти договорились об амнистии в канун кульминации октябрьского противостояния. 23 февраля 1994 года первым документом, принятым новым парламентом (Государственной Думой, сменившей, по Российской Конституции 1993 года, Верховный совет. – М. Ч.), стало Постановление об амнистии участникам событий августа 91-го и октября 1993 года. То есть произошел самый элементарный размен» (В. Степанков, 2011).

С последней фразой согласиться невозможно – хотя именно такая формулировка бытует много лет.

Размен – это когда «вы отпускаете наших, а мы отпускаем ваших». Здесь в обоих случаях – ив 1991 году, и в 1993-м – инициаторами вооруженного путча в столице стали люди одной – просоветской – ориентации. Они были арестованы и подлежали суду. Не было никаких оснований для амнистии ни тех, ни других.

Зато эта амнистия повлекла за собой далеко идущие последствия: сегодня большинство граждан России не имеет ясного понимания того, что же именно происходило в столице их страны в августе 1991-го и в октябре 1993 года. А многие сегодня уже путают два эти очень разных события.

5. 1993. Российская конституция

Для Ельцина необычайно важно было принять Российскую Конституцию – совсем новую, резко отличную от советской, где все свободы и права прочно увязаны с такими вещами, которые власть могла толковать, как хотела.

Вот «советская» статья 50: «В соответствии с интересами народа и в целях укрепления и развития социалистического строя гражданам СССР гарантируются свободы: слова, печати, собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций».

«В соответствии с целями коммунистического строительства граждане СССР имеют право объединяться в общественные организации».

А если не «с целями»? А просто я хочу образовать в своем городке союз филателистов?..

Любому школьнику должно быть понятно, что «интересы народа» и «укрепление строя» каждый гэбэшник (по-другому мы сотрудников КГБ – то есть охотников на людей – не называли) мог толковать, как ему вздумается. Иными словами – никакой свободы слова, печати (цензура выносила свой приговор – соответствует ли ваш текст «интересам народа» или его надо запретить – то есть вообще не допустить в печать), митингов и общественных организаций на деле не существовало.

Новая, российская конституция (над которой долго работало Конституционное собрание – набранное из лучших умов России) – совсем иная. В ней к свободам человека нет никаких оговорок – «в интересах того, в целях сего…»

«Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения.

…Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими…

Статья 29, часть 1. Каждому гарантируется свобода мысли и слова».

И, наконец, в этой же 29-й статье – важнейшая часть 5-я. За нее люди в лагеря шли, жертвовали не только свободой, но бывало, что и жизнью. Хотя бы поэтому ее надо знать наизусть – тем более, что в ней всего шесть слов. Можно и запомнить.

«5. Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается».

Вы скажете, что не везде и далеко не всегда у нас в России это соблюдается. И будете правы. Но для того и пишутся, и принимаются в разных странах хорошие конституции, чтобы люди могли на них ссылаться и опираться, отстаивая свои конституционные права. Напоминаю: Конституция – закон прямого действия. То есть, записанное в ней должно исполняться буквально и никаким другим законом подправлено быть не может.

К принятию основного закона нашей страны многие граждане отнеслись очень несерьезно – привыкли, что советская конституция была пустой бумажкой и никого ни от чего не защищала. Но это, на мой взгляд, никого не оправдывает.

Хорошо помню довольно мерзкое зрелище на телеэкране 1993 года. Известные люди сидят за ресторанными столиками, обсуждают результаты выборов и проходившего одновременно с выборами референдума по поводу конституции. У известного кинорежиссера и неплохого актера спрашивают, будет он голосовать за Конституцию или против. Он отвечает:

– Против, конечно!

– Почему?

– А я ее не читал! А раз не читал – то голосую против!

…Как вам такая логика?.. Ведь если неграмотный – надо было, наверно, для такого случая нанять чтицу.

Подходят с тем же вопросом к его жене, красавице актрисе.

– А мой муж что вам ответил?

– Он – против.

– Тогда я тоже. Я всегда поступаю, как он.

Дальше – фрагмент из главы «Уроки Конституции» одной детской книжки. Там двенадцатилетний Федя Репин из села Оглухино, у которого есть в жизни цель – стать президентом России, объясняет своему другу – десятилетнему Мячику – некоторые главы Российской Конституции. Потом к их разговору присоединяется главная героиня книги – тринадцатилетняя Женя Осинкина.

«– Вот статья 20, часть1 – “Каждый имеет право на жизнь”. Ну, я на этом даже останавливаться пока не буду. Я уже давно понял, что у нас эту статью вообще никто почти не понимает.

– Как это? – поразилась Женя. – Вроде понятно…

– Тебе, может, и понятно. А другим непонятно. Они считают – зачем ребенку-инвалиду жить на свете?.. У нас полстраны, по-моему, думают, что человек должен доказать свое право на жизнь… В нашем селе – кого ни спрашивал… Ну, я сказал – про это я сейчас не буду, сложно очень объяснять.

Зато следующую статью должен каждый знать, хотя в нашей стране она и не соблюдается вовсе. Но если знать – то можно требовать, чтоб соблюдали. А если никто ее знать не знает – она и соблюдаться никогда не будет.

В общем, слушайте: “Статья 21, часть 1 .Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления".

И еще, Мяч, – часть 2: “Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию…” Понятно?

Мячик молчал подавленно. Все было непонятно, а признаться стыдно.

Потом выдавил неуверенно:

– Как это – “охраняется государством”? Чего “охраняется”-то? Меня, что ли, милиция охраняет?..

А Женя сказала:

– Про эту статью, когда я читала Конституцию в прошлом еще году, то думала так: это значит, что милиционер или какой-нибудь другой представитель власти не может нас унижать – ну и, конечно, подвергать пыткам.

– Правильно, – сказал Федя. – Тут и про это как раз.

– Ну а когда мне мать Олега рассказала, как его в милиции пытали – чтоб сознался в том, чего не делал…