Голубые люди Розовой земли (др.изд.), стр. 28
Он не договорил. Всем было ясно, что космос – это космос, а дисциплина есть дисциплина. И если ее нарушишь, хорошего ждать нечего. Хоть в школе, хоть в космосе. В космосе, пожалуй, еще и покрепче завернут. Так завернут, что останется только хлопать глазами и робко лепетать: «Я никогда не буду так делать. Я исправлюсь и буду хорошим-прехоро-шим».
Юрий мрачно усмехнулся: лепетать-то ты можешь сколько хочешь, а вот услышат ли твой лепет или нет – неизвестно. Ведь в школе провинишься – ну выругают, ну в газете протянут, родителей вызовут. Неприятностей, конечно, будет много. Может даже достаться как следует дома. Но учиться все равно нужно, и поэтому в школу все-таки пошлют. А здесь? Вряд ли… Ох, вряд ли…
Люди, которые не сумели приучить себя к дисциплине, в космосе не нужны. Это ясно каждому первокласснику. И будет такой человек лепетать или не будет, в сущности, ничего не изменится. Он не выдержал испытания – значит, доверить ему корабль нельзя. Таков суровый закон космоса. Суровый и справедливый. И сделать тут что-либо уже, пожалуй, невозможно.
В отсеке стояла гробовая тишина. Только в недрах корабля по-прежнему натужно гудели двигатели. Но от этого уже привычного гудения тишина стала еще более полной и еще более гнетущей, потому что все невольно прислушивались к этому гулу и думали: «Вот сейчас, сию минуту сквозь все глубины и широты космоса прорвется сигнал рассерженной Розовой земли и космический корабль развернется и полетит обратно. И что-нибудь сделать, предпринять будет невозможно, потому что все космонавты еще не проходили всех тонкостей управления кораблем. Они еще не знают всех тайн техники, которой он начинен. Они еще мало, слишком мало учились. Когда-то они потеряли время, и вот теперь оно мстит им. Они нарушили дисциплину, программу полета, а теперь должны будут расплатиться за это».
Все было правильно, и расплата казалась неотвратимой.
Глава семнадцатая
Что такое «надо»
И именно потому, что все было правильно и расплата надвигалась действительно неотвратимо, Юрий задумался не столько о себе, сколько о своих новых товарищах. Ему было искренне жаль вначале их, а потом уж себя: ему ведь тоже хотелось как следует попутешествовать в космосе. А если вернут их, то вернется и он.
И тут он со всей ясностью понял. Что если вернутся они, то он вернется совсем не туда, куда собирался, – не на свою милую Голубую землю, а на неизвестную, но, по-видимому, очень интересную Розовую землю.
Вначале Бойцов растерялся, потом немного испугался, а затем решил: «Куда бы я ни попал, что бы я ни увидел и ни узнал – все равно, когда я вернусь на свою Землю, я принесу пользу всем людям, потому что я привезу с собой самое главное, что есть на свете, – новые знания. Такие, каких у нас еще никто не имеет. Значит, дело не во мне. Значит, дело не в том, куда лететь; мне, может быть, даже лучше, если я полечу на Розовую землю. Дело в товарищах».
Да, он всегда был настоящим товарищем и прежде всего думал о товарищах. Наверное, именно это заставило Юрку относиться к создавшемуся положению особенно серьезно.
Прежде всего он, конечно, прикинул, как бы поступил на их месте настоящий мужчина.
Поскольку самым настоящим мужчиной, несмотря на всяческие оговорки, Юрка считал отца, интересно было знать, что сказал бы отец.
Но что могло быть известно настоящему мужчине? Что голубые люди виноваты?
Ладно. Каждый человек время от времени бывает в чем-то виноват. Но иногда он совершает проступок умышленно, а иногда случайно. В этом все и дело… Ошибиться может каждый. И если за каждую ошибку наказывать, так, пожалуй, и наказаний не хватит.
«Человек, который понимает и исправляет ошибки, заслуживает прощения, – говорил отец, когда Юрка, получив двойку, исправлял ее на четверку. – Такой человек, даже ошибаясь, достоин уважения. А вот если он врет, пытается выкрутиться, списать свои ошибки на других – на товарищей, на учительницу, на погоду, – такому человеку грош цена».
Значит, нужно исправить ошибки. Но сколько и какие сделаны ошибки, Юрий не знал. Не знали, видимо, и голубые космонавты. А это нужно знать. Обязательно. Потому что иначе не исправишь ошибки. Без этого же не могло быть и речи о продолжении путешествия.
Юрка так и сказал своим товарищам. Они согласились не сразу. Посовещались, повздыхали, и, наконец, Квач кисло ответил:
– Ошибку мы исправляем. Мы и раньше думали, как ее исправить… Да вот…
– Не хнычь! – впервые очень строго сказал Зет. – Нам действительно нужно подумать, какие ошибки мы совершили и как их исправить. Первая – это приземление. Мы исправляем ее тем, что увеличиваем скорости разгона. Значит, время, которое мы потратили на торможение и прогулки по Голубой земле, будет возмещено. Ошибка вторая. Взяли пассажиров… Все при этих словах покосились на Зета с хитрым интересом: как он выкрутится?
А Юрий посмотрел обиженно и даже несколько тревожно.
«Незачем было приглашать, если знаешь, что делаешь ошибку, – это раз. А два… Что ж, два… Не высадят же они меня посредине космоса?»
Наверное, Зет угадал мысли Юрия, потому что он еле заметно улыбнулся и продолжал:
– Исправить эту ошибку невозможно – назад не вернешься, из корабля наших гостей не выбросишь. И потом, золотое правило нашей Земли – гостеприимство.
– Здесь – больше, – вмешался Миро. – Здесь передача знаний. А это прямо записано в кодексе космонавта…
– Что это за кодекс? – перебил Юрий.
– Правила поведения космонавтов. И в этом кодексе записано: «Всемерно способствовать передаче знаний местным жителям, при условии, если они не пойдут им во вред. Получать знания от местных жителей – вторая обязанность космонавта».
– Ну вот, – вмешался Зет, – если подумать как следует, то окажется, что второй ошибки, в сущности, нет. Ведь мы не только взяли с собой товарища, чтобы передать ему наши знания, но и в какой-то степени спасали его от неприятностей…
– Ну, это как сказать, – усмехнулся Квач.
– Ладно… Я согласен. Но все равно особой ошибки в этом я не вижу. Юрий сам решил лететь с нами. Мы его не заставляли и не принуждали. Верно?
– Факт…
– Значит, вторая наша ошибка не очень и ошибка. Если бы не белки. Вернее, не исчезающие запасы питания…
– Я не вижу связи между гостями и питанием, – задиристо сказал Квач.
– А я вижу… к сожалению, – ответил Зет. – Стоит только посмотреть на Шарика, и каждый поймет, куда ушли продукты.
Зет взглянул на товарищей. Ему очень не хотелось, чтобы кто-нибудь подумал, будто он. жалеет продукты. Но факт оставался фактом, и он говорил о нем.
– Впрочем, мы так и не знаем истинного положения с продуктами, – поправился он. – Контролирующие роботы не доложили о результатах проверки. Миро, попробуй заняться.
И пока Миро, кряхтя от напряжения, щелкал тумблерами, Тэн задумчиво спросил:
– Скажи, Юра, у вас на Земле бывали такие случаи?
– Какие?
– Ну вот когда… живое существо вдруг ни с того ни с сего начинало невероятно расти? Юра задумался и решительно ответил:
– Я такого не видел. И не читал. Я тоже не могу понять, что произошло с Шариком. Может, космические облучения? Или какая-нибудь особая космическая болезнь?
– Нет. Облучений нам бояться нечего – защита надежная. Болезней таких тоже нет. Тут что-то другое.
Все опять помолчали, и Зет задумчиво произнес:
– Ведь Шарик, кажется, понимает наш язык? – Похоже. Но ведь он не может говорить. Для разговора у него не приспособлен язык.
– Послушайте! – обрадованно воскликнул Зет. – Послушайте!..
Но ему не удалось окончить: металлический голос робота ворвался в помещение. Он звучал ровно, размеренно и оттого не очень приятно:
«Повторная проверка продовольствия показывает, что запас молекул животных белков, жиров и частично углеводов доведен до критического. И тем не менее их расходование продолжается. Хотя запасы витаминов, растительных белков и гормонов несколько выше, но даже введение в действие химических синтезаторов не обеспечивает выполнение расчетной программы».