Черный свет (др.изд.), стр. 22

– Ты что? – округлил глаза Юрий. – Тебе плохо?

– Мне-то ничего… себе… А ты подумал, что крокодилу плохо? Видишь – он истекает кровью?

Юрий посмотрел на крокодила и вдруг вспомнил: где-то в машине он видел аптечку. Он направился вниз, но его остановил Ану:

– Послушайте, ребята, неужели вы собираетесь лечить крокодила?

– Но он же ранен, – ответил Вася.

– Может быть, вы еще захотите взять и его с собой?

– А как же иначе? Ведь он ваш друг.

– Но у нас мало места!

– Ничего, найдем… наверное. Ану смотрел на ребят с недоумением и даже не пытался их понять.

– Ох и трудно с ним будет, – тоскливо протянул Юрий.

– С кем? – не сразу понял его Вася.

– С человеком, который ничего не хочет понять, – сказал Юрий и начал копаться в шкафчике, отыскивая бинт, чтобы помочь Васе перевязать кровоточащий хвост крокодила.

– Подождите, я сам, – сказал Ану. Он вышел на крышу вездеплава, удивленно, как будто в первый раз, осмотрел крокодила, вернулся и достал из своего багажа какой-то флакончик. Потом снова подошел к пострадавшему и небрежно носком своих мокасин ткнул его в бок. Крокодил покорно перевернулся на спину. Ану открыл флакончик и стал капать бурой, сильно и резко пахнущей жидкостью на сочащиеся кровью раны крокодила. Тот вздрагивал и дергался, но терпел.

Солнце уже садилось за кроны деревьев, взметнувшихся над бескрайним вечнозеленым разливом джунглей, как гористые островки, река меняла свою окраску.

Лес снова наполнился шумом, верещанием и стрекотанием его обитателей. Но ни гула моторов, ни автоматных очередей уже не слышалось.

– Правьте к берегу, – хмуро сказал Ану. – Я все-таки скажу им прощальные слова и дам… несколько ценных указаний.

Вездеплав приблизился к берегу, остановился перед собравшимся племенем. Индейцы казались утомленными и грустными: они понимали, что их ждет впереди, и уже готовились к этому трудному испытанию.

Их татуировка – особенно черные и желтые пятна на лбах – стала как будто ярче, издали она напоминала необыкновенные, сказочные цветы.

– Они уже выполнили свой обычай, – задумчиво сказал Ану, – и дорисовали на лбах цветок черной орхидеи до боевой точности и красоты.

– Как это – до боевой красоты? – осторожно спросил Вася.

– Так. Ведь племя называется племенем Черной орхидеи. А черная орхидея – это очень редкий цветок. Его символ они и рисуют, татуируют у себя на лбах. А когда им предстоит большая охота, или война, или вообще какие-то чрезвычайные события, они его дополняют.

– А эта орхидея и в самом деле существует? И почему она черная?

Вездеплав ткнулся в пологий берег, и все племя уже подошло к самой воде. Вот почему Ану не ответил Васе и стал держать последнюю речь. Он говорил недолго, но, видно, убедительно, потому что лица индейцев просветлели и воины стали отделяться от своих семей, которые рассаживались по пирогам.

– Я им сказал, – вздохнул Ану, – что мы еще вернемся. И они поверили. Может быть, их не следовало обманывать?

Пироги медленно и осторожно скользили против течения светлой протоки с кровожадными рыбами пиррайя, постепенно скрываясь под нависшими над водой лианами.

Воины тоже один за другим исчезали за зеленой расписной стеной тропического леса. Он словно поглощал их – красиво неприступный, гордый и жестокий. Всем было грустно. Даже Шарик и крокодил присмирели, печально глядя вслед последнему воину, который скрылся в лесу.

– Скажите, Ану, вон там, у самой протоки, это не черная орхидея? – осторожно спросил Вася.

Ану долго всматривался в лесную стену, но ничего не увидел.

– Давайте подплывем поближе. Вообще черная орхидея встречается довольно редко.

Вездеплав бесшумно двинулся к протоке, только тогда Ану тоже увидел цветок.

Он висел низко над водой и словно светиле изнутри своей желтой чашечкой.

– У тебя великолепное зрение, – сказал Ану. – Это действительно черная орхидея.

На самом деле она была не черной, а скорее темно-темно-фиолетовой или темно-бордовой. Такой темной, что казалась черной. Когда на ее лепестки падал свет, они казались бархатистыми и отливали мягким красновато-фиолетовым светом. Казалось, что свет не отражается от цветка и идет как бы из его глубины. Этот ровный, мягкий и добрый свет оттенял покойную и веселую красоту золотисто-желтой чашечки и разноцветных пестиков.

Вася наклонился к нему и хотел было сорвать, но потом оглянулся на Ану: он уже убедился, что в джунглях ко всему нужно подходить с опаской – мало ли какие неприятности могли таиться за внешней красотой цветка.

– Не бойся, он совершенно безвреден. Когда зайдет солнце, он будет благоухать. У него самый сильный и, кажется, самый приятный запах из всех орхидей. И если у него будет вода, он проживет долго. Может быть, даже пустит ростки.

Вася сорвал цветок, и они долго рассматривали его, поглядывая туда, где скрылось красивое и доброе племя, носящее его имя.

Глава двенадцатая

Прыжок в небе

– Итак, каково будет решение? – спросил Ану, все еще с тоской поглядывая на протоку.

– Давайте обсудим. Что предлагаете вы, Ану?

– Я, Юрий, теперь ничего не предлагаю. Ведь я всего лишь младший партнер в этом предприятии. Я готов слушаться и повиноваться. Как-никак, а у меня есть опыт раба, – горько усмехнулся Ану.

– Зачем вы так, Ану?.. Ну зачем? – прямо-таки взмолился Вася. – Ведь нам нужно все решать вместе.

– На каждом корабле должен быть командир. А он решает все единолично, не спрашивая советов и никому не отдавая отчета.

Но Юрий твердо помнил обычаи голубых людей и непреклонно сказал:

– Нет, Ану, у нас так не будет.

– А как же будет у вас?

– У нас каждый будет командиром в свое дежурство. Но когда он командир, он будет выполнять волю всех.

– Ничего не понимаю. Как же это получается? Он – командир и вдруг будет выполнять волю всех?

– Это очень просто, Ану. Гораздо проще, чем может показаться. Все принимают одно решение – самое умное, самое правильное и самое удобное для всех. А потом каждый, когда ему выпадет очередь быть командиром, делает все, для того чтобы решение выполнить как можно лучше. И вот тогда уже все будут подчиняться ему. Потому что и командир, и все остальные все будут делать для всех и, значит, для себя.

Ану недоверчиво посмотрел на ребят, потом задумался и наконец честно признался:

– Не знаю… С таким распределением обязанностей мне сталкиваться не приходилось. Но в этом действительно есть что-то очень… верное. Я, пожалуй, согласен попробовать.

Его можно было понять – больше века он был вождем, почти богом и ни у кого не просил совета. Он только приказывал, а все покорно выполняли его волю. А теперь приходилось советоваться на равных. И к этому еще нужно было привыкнуть.

– Я думаю вот о чем, – сказал Вася, —ведь если мы будем возвращаться прежним путем, мы неминуемо опять попадем в переделку.

– Почему? – не понял его Юрий.

– Понимаешь, ведь нас засекли где-то над океаном и прислали вдогонку парашютистов. Кто докажет, что нас не заметят еще раз?

– Пожалуй… Что ты предлагаешь?

– Подождите. Есть еще одно соображение. Мне думается, что если мы полетим на восток, то время будет работать против нас.

– Неясно! – буркнул Ану.

– Неясно? Когда мы летели сюда, мы как бы догоняли день. А теперь все будет наоборот – мы полетим навстречу дню, и поэтому ночь станет раза в два короче. А это… это опасно. Могут заметить. Значит, нам нужно продолжать полет на запад и снова как бы догонять день.

Они помолчали, и Ану протянул:

– Да-а. Придется все делать наоборот.

– Как это – наоборот? – встрепенулся Юрий.

– Плыть не вниз по реке, на восток, а вверх, на запад. А так как вверху берега реки заняты противником, то… то придется уходить в сторону, в какую-нибудь протоку, а уж потом подниматься в воздух.

Ану, кажется, и в самом деле учился советоваться и подчинять свое самолюбие общему делу. Ведь это дело волей-неволей становилось его делом.