Берсеркер. Дилогия, стр. 38

— Да чепуха, после того как я доложу о нем Потомственному полковнику, его непременно оставят в лазарете для изучения. Серьезные исследования я, конечно, не проведу, тут нужны умы из «Госпитального», но уж кое-что сделаем, пренепременно сделаем, — и он отчего-то радостно потер руки.

Пянко смерил его настороженным взглядом и опять тяжело вздохнул.

— Ни хрена ты не сделаешь. Если он действительно в приличном состоянии, то через два дня его ждет трибунал, а после… — и он обреченно махнул рукой.

— Нет, ты не понимаешь, — вскинулся лекарь, — это же невероятный случай. У парня способности к регенерации, что у той ящерицы. Если удастся разобраться с механизмом регенерации, ты представляешь, что это сулит? Я немедленно пойду к Потомственному полковнику и…

— И он скажет тебе то же самое, что только что сказал тебе я, — закончил Старшина. Лекарь вскинулся, собираясь возразить, но Старшина возвысил голос: — Брось, я знаю, что говорю. Если он этого не сделает, половина Семей откажет ему в доверии. Тамаровы жаждут крови и готовы на все.

Лекарь запнулся. В комнате стояла тишина. Лекарь тихо спросил:

— Неужели все так серьезно?

Старшина обреченно молчал. Потом повернулся к Олегу:

— Понимаешь, парень, я-то знаю, что в том, что произошло, ты не очень-то и виноват. Но это никого не волнует. Тебя повесят. Поэтому мы со старым эскулапом решили дать тебе возможность утечь отсюда. Мы думали, что тебя удастся оставить на пару дней в лазарете под предлогом плохого самочувствия, — он развел руками, — после той драки ты выглядел не очень-то хорошо. Но, оказывается, на это рассчитывать нечего. Поэтому у тебя остается только один шанс, — Пянко заглянул Олегу в глаза, пытаясь внушить серьезность ситуации, — бежать сейчас.

В комнате вновь воцарилась тишина. Главное было сказано. Олег уже достаточно долго находился в капонире, чтобы понять, на ЧТО решил пойти Старшина ради того, чтобы спасти его. Самое меньшее, что ожидало Пянко после того, как все раскроется, — лишение статуса. А это означало не только то, что Старшина становился простым Рядовым, не обладающим даже потомственным статусом, но и что все его потомки, если они, не убоявшись позора, решат попытать счастья среди людей капониров, должны будут начинать со статуса простых Рядовых. И никто не гарантирует, что наказание не будет более серьезным, вплоть до изгнания. Затем опять подал голос лекарь:

— И как ты себе это представляешь, Леня? За дверью нас ждут трое караульных.

Старшина упрямо вскинул голову:

— Ничего, я тебя стукну посильнее, будто ты ничего не знаешь, а там прорвемся.

— Как?! — Лекарь всплеснул руками. — Допустим, ты сможешь пройти мимо этих, но впереди еще три уровня и вся внешняя территория. А если Тамаровы настроены так решительно, как ты говоришь, неужели они ничего не предприняли, зная, что сегодня арестованного повели на медицинское освидетельствование?

Пянко открыл рот, намереваясь горячо опровергнуть любые опасения, но тут наконец раздался голос того, из-за кого и разгорелся весь этот сыр-бор.

— Я никуда не пойду.

Старшина осекся:

— Да ты хоть понимаешь, что я тебе рассказал?

Олег набычился:

— Я никуда не пойду.

И в тоне, которым он произнес эту короткую фразу, слышалось, что это решение окончательное и уже ничего не сможет его изменить. В дверь забарабанили. Лекарь рявкнул Олегу:

— Скидывай рубаху и ложись на стол. — Щелкнул выключателем, погрузив комнату в мерцающе-синий свет. Хотя мерцание, скорее всего, возникло из-за факелов, продолжавших гореть нервным, дымным пламенем. Олег улегся. Лекарь нахлобучил какую-то странную шапку, представлявшую собой укрепленный на охватывающем лоб кольце длинный прозрачный козырек и отодвинул засов. В комнату ввалились полтора десятка человек под предводительством крупного, коренастого мужчины, повадками напоминавшего Потомственного старшину Второй батареи. Примерно у половины в руках блестели обнаженные ножи. Увидев Олега, распластанного на столе, предводитель судорожно всхлипнул и, не обращая внимания на лекаря, двинулся к лежащему. Лекарь молча пялился на происходящее. А самого Олега охватило странное оцепенение. Несмотря на то что сейчас к нему с ножом в руке приближалась сама смерть, он лежал и смотрел на подходившего с ножом. Когда до стола остался всего один шаг, человек ощерился и вскинул вверх руку с ножом. И тут раздался голос Потомственного старшины:

— Стой, Никодим.

Все замерли. Человек с ножом медленно повернулся в сторону выгородки. Пянко выступил из-за укрытия:

— Не мешай мне, Леонид. Он убил моего сына.

— Ты не можешь нарушать Устав и Завет, Никодим. Только Трибунал может признать человека виновным.

Мужчина захлебнулся от ярости.

— А если они изберут изгнание? Не-е-ет, он должен умереть, так же как и мой… — Тут его голос сорвался, но он быстро справился с собой и вновь повернулся к жертве.

Старшина Пянко бросился к несчастному товарищу.

— Не смей…

Но в него мгновенно вцепилось множество рук, и Потомственный старшина рухнул на пол. А тот, кого Пянко назвал Никодимом, хищно ощерился и опять занес руку с ножом. И тут от распахнутой двери послышался новый голос:

— Прекратить!

Все замерли. Тусклые отсветы догоравших факелов осветили пятиконечные звезды с рублеными гранями, блестевшие на погонах вошедшего. Он остановился, обвел присутствующих сердитым взглядом:

— Я никому не позволю устраивать самосуд. Вы требовали Трибунала, Потомственный старшина Тамаров? Так вот, Трибунал собрался и ждет. Как только медблок представит нам медицинское заключение, Трибунал начнет свою работу. Это понятно?

В ответ не раздалось ни звука. Человек со звездами на погонах насупился и переспросил с еще большим нажимом в голосе:

— Это понятно?!

И тогда в ответ грянуло дружное:

— Так точно, товарищ Потомственный полковник!

Полковник удовлетворенно кивнул и, повернувшись к двери, отрывисто приказал:

— Караул, забрать арестованного.

И Олег понял, что сейчас начнется самое главное.

9

— Подтянись!

Услышав эту команду, Олег вскинул голову и сонно ткнул каблуками под брюхо лошади. Изрядно уставшее животное слегка прянуло ушами и хвостом, но почти не увеличило скорость передвижения. Впрочем, никто и не ждал от нее подобного подвига. Слава богу, она еще как-то держалась в колонне за ездовыми лосями. Лоси — животные с норовом, требовали особой сноровки в обращении, но по проходимости в лесной чаще им не было равных. Из-за того что в колонне была лошадь, проводники выбирали дорогу полегче, но эта «дорога полегче» была таковой лишь для лосей. Для лошадки Олега этот бурелом все равно был буреломом. Олег и его лошадь существенно замедляли скорость движения колонны. Но тут уж ничего не поделаешь. Олег никогда не имел дела с ездовыми лосями, и Потомственный полковник Постышев рассудил, что маршрут длиной в две тысячи километров — не совсем подходящая обстановка, чтобы освоиться с незнакомым животным. Если бы они так не торопились! Постышев имел прямой приказ Генерала Прохорова доставить арестованного в капонир «Рясниково» до первого снега. А Генерал Прохоров был не тем человеком, чей приказ можно не выполнить, находя для этого объективные причины.

К закату они спустились в небольшой распадок, заросший густым еловым подростом. Приблизительно равная высота молодых деревьев и довольно большие проплешины, сплошь покрытые высокой травой, указывали на то, что несколько лет назад по распадку пронесся страшный лесной пожар. Возможно, это произошло в то лето, когда лесной пожар едва не уничтожил и их деревню. В то необычайно жаркое и засушливое лето тайга горела часто и сильно, и все три летних месяца в воздухе стоял неистребимый запах гари. Однако деревню с севера защищали обширные болота, которые даже в то лето сохраняли достаточно воды, чтобы лесной пожар, дойдя до них, быстро заглох, и потому пожары обходили деревню стороной. Но с юга дул сильный устойчивый ветер. Старики хмурились и качали головами, а взрослые мужики и бабы, собрав сходку, порешили наново прорубить просеку со стороны Коровьего луга, поскольку все понимали, что узкая речушка, огибающая луг, для верхового пожара не помеха. Пожар пронесся мимо деревни, в течение двух часов перемахнув-таки речушку и свежую просеку, но он был на исходе, огонь уже не имел силы, и все дома удалось отстоять.