Черные флаги, стр. 16

Дом Корнелиса находился сразу за рынком, на средине узкой старинной улицы. Когда после долгих переговоров Куну впустил туда недоверчивый слуга, оказалось, что заказанный инструмент давно уже готов. Тем не менее Корнелис ещё раз тщательно осмотрел и проверил его, а потом педантично пояснил, как им надлежит пользоваться. Наконец, уложив квадрант в деревянный футляр, обитый войлоком, велел подать жбан ржаного пива и начал распрашивать Яна о новостях из северных провинций и о Миколае Куне и его последних похождениях.

Ян не мог отказаться от угощения, но не принял приглашения на ужин и ночлег, отговорившись ранним отъездом. Мысль об отъезде терзала его теперь непереносимо, хоть он с старался себя утешить тем, что вскоре сможет ещё раз попасть в Антверпен, что будет приезжать сюда часто, по крайне мере зимой, пока “Зефир” не выйдет по весне в первое плавание.

Был настолько расстроен, что не заметил внезапного беспокойства хозяина. Только когда Корнелис встал и подошел к окну, услышал далекий шум и гомон, похожий на гудение пчелиного роя.

— Что случилось? — спросил он.

Лицо Корнелиса было бледнее бумаги. Прежде чем он смог ответить, на улице громыхнуло несколько выстрелов, раздался крик, топот бегущих, ругань, звон разбитых стекол, грохот ломаемых ворот.

“ — То же, что вчера,” — подумал Куна.

Сквозь тяжелые шторы на окнах пробивалось кровавое зарево.

— Горит рынок, — выдавил Корнелис. — Испанцы…

Ян его уже не слышал. Ледяная рука сдавила ему сердце. Сорвавшись с места, подгоняемый злым предчувствием выбежал он на лестницу, а оттуда вниз, в мрачную тьму …

Прошло несколько минут, пока он выбрался на улицу, но о том, чтобы пробиться к гостинице кратчайшим путем через рынок и речи быть не могло. Толпа испанских солдат забавлялась там стрельбой по окнам и мордованием любого, кто попадал к ним в руки. Отряды, присланные из Мехельна, присоединились к беспорядкам, грабили и жгли город наравне с местными, а их офицеры тоже не оставались в тени. Ян не добрался даже до рынка, когда вынужден был вернуться: заметив, кинулись за ним, как свора псов за лисом.

Вовремя поняв, что при таком перевесе сил схватка неминуемо закончится его поражением, метнулся в первый же переулок и припустил что было сил, подгоняемый свистом мушкетных пуль, пока упершись в стену не перескочил её одним махом и не оказался в лабиринте сараев, загородок, пристроек, штабелей досок, бочек, кирпича какого-то большого склада. Крутился между ними, не находя выхода, пока случайно не наткнулся на кучку перепуганных людей, которые указали ему направление.

Вылез через дыру в высоком заборе и огляделся. Стоял над глубоким вонючим каналом, в котором шумела темная, пенистая вода. Двинулся вдоль него по узкой коварной тропке, перешел кладку, снова оказался на узкой улице и вновь в её конце заметил зарево пожара.

Бродил он так с час, избегая встреч с бандами солдат, продираясь сквозь пылающие закоулки, дымящиеся пепелища и перебегая вымершие площади. Клубы дыма стелились над землей, смрад пожарищ бил в ноздри, крики вздымались и опадали, гремели колокола, раз от раза то тут, то там возобновлялась беспорядочная стрельба. Дважды ему приходилось пробиваться с боем, когда неожиданно попадал в окружение солдат. По счастью те были пьяны и уже извели все патроны, так что ему удалось с ними справиться с помощью дубины, которую отнял у какого-то головореза. Наконец добрался на другую сторону рынка, в те кварталы, где уже немного ориентировался. Но теперь их вид потряс его до глубины души: ослепшие окна без стекол, закопченные клыки труб, торчащих посреди закопченых стен без крыш, трупы на улицах…

Волна резни, грабежей и опустошения прокатилась здесь, оставляя за собой смерть и руины. Что же стало с Эльзой?

Ускорив шаги, он наконец увидел большой, приземистый дом с распахнутыми настежь воротами, над которыми дугой сверкала золотая надпись “In den Reghen-boogh”.

В спускавшихся сумерках заметил, что окна целы и не заметно следов пожара. Колебался, войти вначале в ресторан, или искать Эльзу в каморке, где оставил её, отправляясь к Корнелиусу. Нигде не было ни огонька. В конце концов помчался наверх, и с замиравшим сердцем остановившись перед запертыми дверьми, постучал.

Никто ему не ответил, потому нажал на ручку и вошел. Маленькая комнатка, обычно чистая и ухоженная, была обыскана видимо наспех, а раз ничего ценного там не было, грабители убрались, оставив только раскиданные вещи и грязные следы на полу.

Удостоверившись в этом, Ян вернулся во двор и черным входом вошел в зал. Там было темно. В сенях между кухней и буфетом в луже засохшей крови лежал, свернувшись клубком, малыш-хозяин. Он уже застыл и окоченел. Куна попытался повернуть его навзничь, но застывший труп качнулся на скрюченной спине и с глухим стуком упал в прежнее положение.

В обеденном зале за перевернутой стойкой среди осколков битого стекла и глиняной посуды, на своем обычном месте сидела буфетчица. Не поникни голова её так низко на грудь, можно было подумать, что она просто ждет гостей. Если бы не голова-и если бы чуть ниже головы не торчало обломанное древко пики, которой несчастная женщина была пригвождена к стене…

Куна в тот момент не в состоянии был оценить страшную картину. Не думал, не возмущался, не испытывал никаких чувств кроме дикого ужаса-ужаса перед тем, что его ещё ждало: Эльза…

Ее он нашел в боковой нише.

Полуголые тела двух кухонных подсобниц, истерзанные, избитые, поруганные. И она…Испанцы, видимо, позабавились в своем духе, а потом перерезали им горло…

Он застыл на месте, словно врос в землю. Не замечал, как проходит время. Болезненная судорога свела ему челюсти, стянула все мышцы, сдавила сердце так, что кровь в жилах едва не перестала течь. Боль пронизывала его мозг, раскалывала череп, проникала до мозга костей, а окружавшая его тьма казалось, плывет вокруг все быстрее и быстрее, до головокружения. Тут сквозь шум в ушах он уловил какой-то шум, что-то двигалось в темноте, шуршало и бегало у его ног; какой-то мелкий силуэт тенью промелькнул мимо посиневшего лица Эльзы, замаячил на фоне её волос.

Куна наклонился. Две крысы, испуганные его движением, шмыгнули по сторонам. Он содрогнулся от отвращения, покачнулся и едва не упал.

Это привело его в чувство. Пав на колени возле тела девушки, осторожно подсунул руку ей под голову, поднялся и взяв на руки застывшее тело, наощупь выбрался с ними на двор.

Похоронил он её под кустом бузины в маленьком садике под окнами комнаты, в которой жила. При свете зарева пожаров, догоравших на рынке, засыпал могилу. Потом пешком отправился в сторону Бреды.

С той поры-уже четыре года-ни разу не был в Антверпене. В тот же год потерял отца и сам стал командовать “Зефиром”. Пережил и эту утрату; в приключениях, битвах и опасностях юноша стал мужчиной.

Время шло. Воспоминания стирались, бледнели и возвращались все реже, в каких-то особых ситуациях-как в тот день, когда сеньора Франческа де Визелла вдруг улыбнулась ему улыбкой Эльзы Ленген.

Глава VI

Кофры сеньоры де Визелла нашлись в каюте “Кастро верде” и были переправлены на “Зефир” под личным наблюдением шевалье де Бельмона.

Помимо этого шевалье де Бельмон привез с португальского корабля две колоды карт для раскладывания пасьянсов. Прекрасные, рисованные вручную французские карты с портретами королей-Давида, Александра, Цезаря и Карла Великого, и дам-Минервы, Юноны, Рашели и Юдифи.

Бельмон намеревался найти им лучшее применение, а именно-заинтересовать Мартена игрой в монте, что ему и удалось.

“Ибекс”,“Кастро верде” и “Зефир” медленно плыли, лавируя под ветер, то восточным галсом, то северо-западным, не встречая на своем пути ни одного судна. Солнце всходило где-то в стороне африканского берега, катилось по безоблачному небу и уходило за горизонт на западе, чтобы уступить место луне и звездам. Ночи и дни тянулись над океаном, похожие друг на друга как близнецы, а Мартен и Бельмон предавались азарту.