Пламя над Англией, стр. 29

Оставшиеся месяцы этого года работа стала продвигаться быстрее, а суета постепенно сменилась порядком. Золотой флот благополучно прибыл в порт, Окендо привел свой флот в бухту Тежу, а массивное бюро адмирала Санта-Крус наполнялось списками кораблей и их капитанов, вооружений, экипажей, баррелей [115] воды, запасов пороха.

Когда у Робина выдавалось несколько свободных часов, он ускользал из замка и отправлялся в восточные кварталы города. Рядом с церковью Носса Сеньора да Граса узкая крутая лестница поднималась к паутине маленьких улочек, где красные домики с зелеными крышами громоздились друг на друга, как будто каждый хотел заполучить место с лучшим видом на гавань. Среди них находилась таверна, которую содержал родственник Ферранти. Там Робин встречался с Андреа, и, распив бутылку вина, оба уединялись в темном углу, где юноша передавал Андреа письмо, которое тот должен был доставить в дом Фильяцци.

Письма становились все более объемистыми, и Фильяцци начал проявлять к ним интерес. Он задумчиво взвесил одно из них на руке.

– Как Джузеппе раздобывает все подробности? – спросил он.

– Ваше превосходительство, – ответил Андреа, – возможно, у него есть ключ.

Фильяцци вспомнил, что для него изготовили недавно несколько ключей к новым ящикам. Одновременно мог быть сделан дубликат по восковому отпечатку. В эти вопросы лучше не вдаваться.

– Он страшно рискует, – заметил Фильяцци, пряча письмо.

– Ему приходится спешить, – сказал Андреа. – Он передал мне для вас устное сообщение. Маркиз де Санта-Крус не отплывет с армадой.

Был январь 1588 года, приготовления подходили к концу, и вся армада была собрана, за исключением андалузийской эскадры, вернее, того, что от нее оставил Дрейк. Она все еще задерживалась в Кадисе. Новости, казалось, должны обрадовать доброго друга Фильяцци – Уолсингема.

– Джузеппе уверен в этом?

Андреа торжественно кивнул.

– Маркиз умирает. Ему семьдесят три года, сожжение Кадиса и флаг Дрейка, видимый из замка Сан-Жулиан окончательно сломили его. У него отекают ноги, вены вот-вот лопнут. Он все время сквернословит, не щадя ни Бога, ни человека, ни Дрейка.

Подобной классификацией Андреа только отразил бытующее мнение. Есть четыре вида разумных существ: Бог, дьявол, человек и Дрейк. Джованни Фильяцци срочно отправил письмо Робина, а английский флот день за днем становился все более мощным.

Глава 16. Опасные моменты

Худшие дни для Робина наступили в первую неделю февраля 1588 года – года, на который, согласно пророчествам, должны были прийтись страшные испытания. С каждым месяцем юноша все более привыкал к своим обязанностям, однако он боялся, что вместе с привычкой придет беспечность. Страх этот был тем более обоснованным, что организм Робина все сильнее требовал своей доли сна. Он засыпал, стоя у двери, склоняясь над подагрической ногой своего господина и получая палкой по плечам за небрежность. Лакейская сущность его деятельности беспокоила его не больше, чем в более поздние времена грязная работа – хорошего солдата в окопах. Когда на карту поставлено так много, самый плохой слуга становится отличным. Но под напряжением длинных опасных дней и еще более опасных ночей картина лестницы мадридской церкви заволакивалась туманом, его родина, населенная честными и добрыми людьми, как охарактеризовал англичан Уолсингем, превращалась в сказочный остров в несуществующем море, и даже лицо возлюбленной исчезало среди звезд. Пока Робин был за работой, он тщательно следил за каждым взглядом и шагом. Но что если в минуту усталости он перестанет беспокоиться о том, что произойдет с ним, с королевой в саду Уайтхолла, даже с Синтией и Эбботс-Гэп, и поддастся сну и забвению?

Первым из этих тяжелых дней был вторник – четвертый пень месяца. Все утро Санта-Крус, терзаемый болью, распекал своих командиров. Герцог де Медина-Сидония, скучный человек средних лет, предпочитал праздное времяпрепровождение в своих апельсиновых рощах в порту Санта-Мария, но был вынужден по милости короля Филиппа выполнять труднейшие и ответственнейшие обязанности, к чему не имел ни способностей, ни желания. Прибыв из Кадиса по суше, он взобрался по лестницам на верхний этаж замка Сан-Жулиан, где Санта-Крус сидел за столом, заваленным бумагами. Робин впустил его, закрыв за ним дверь, но старик орал так оглушительно, что снаружи было слышно каждое слово.

– Послушайте! – бушевал адмирал. – Мы должны взять с собой сто восемьдесят священников и всего восемьдесят пять лекарей! Восемьдесят пять, когда с англичанами придется драться двадцати тысячам!

Медина-Сидония самодовольно улыбнулся.

– Когда англичане увидят армаду, у них пропадет желание драться.

– Они просто проползут на брюхе у вас под носом, как сделал Дрейк под дулами ваших орудий в Кадисе перед тем, как сжечь ваши корабли, чтобы придать себе аппетит к обеду! И вы командуете андалузийской эскадрой! Матерь Божья! Да если бы не расположение к вам его величества, вы бы не командовали ни одним кораблем в моем флоте! Будь вы портным или лудильщиком, я бы не купил у вас ни пары штанов, ни ночного горшка! Ну, в чем вы еще нуждаетесь, кроме обучения искусству мореплавания?

Медина-Сидония нуждался в пяти орудиях для каждого корабля.

– А пороха у вас всего на день! Зачем мы вообще плывем в Англию? Устраивать фейерверк?

– Мы возьмем их на абордаж, – заявил Медина-Сидония.

– Ха-ха! – язвительно рассмеялся маркиз. – По-вашему, англичане будут ждать у вас в приемной? Думаете, они такие простофили? А Елизавета? Разумеется, она должна пасть, как стены Иерихона, лишь только вы протрубите в трубу! [116] Ой!

Вопль был вызван тем, что маркиз топнул больной ногой Медина-Сидония оставил на столе записку с требованиями и поспешил убраться. Однако Мигель де Окендо, вошедший в комнату следующим, встретил иной прием. Громогласные крики адмирала Санта-Крус перешли в бормотание, и прошел час, прежде чем он ударил в свой гонг. Когда Робин вошел в кабинет, Санта-Крус что-то писал, а Окендо стоял у камина спиной к огню. Своей славой он уступал лишь одному великому адмиралу, хотя и не пользовался расположением короля Филиппа. Окендо лишь недавно миновало тридцать лет, он обладал мужеством и хладнокровием, был отличным моряком и знатным дворянином, а красотой с ним могли сравниться лишь немногие. Робин старательно избегал его взгляда.

– Принеси несколько документов с корабля его превосходительства – «Сеньора де ла Роса», Джузеппе. Вот приказ.

Робин взял бумагу и направился к двери. Но не успел он сделать и двух шагов, как сильная рука легла ему на плечо, вынудив повернуться.

– Постой-ка!

Робин впервые очутился лицом к лицу с Окендо, и, надо признаться, его душа ушла в пятки. Испанец медленно окинул его взглядом с головы до ног. Робину казалось, что он никогда не видел таких пронизывающих глаз. Но еще страшнее взгляда Окендо было его молчание. Он подкручивал усы, но не произносил ни слова. Санта-Крус с усмешкой наблюдал за ним, повернувшись на стуле.

Робин знал, что маркиз питает слабость к Окендо, чувствуя в нем родственную душу, и позволяет ему свободу поведения, с которой едва ли смирился бы в ком-либо еще. Но нервы Робина были настолько напряжены, что в любом мало-мальски необычном явлении он усматривал катастрофу. Подобно Санта-Крусу, юноша вздрагивал даже от сотрясения воздуха, а резкий звук являлся для него пыткой.

– Джузеппе? – осведомился Окендо, продолжая подкручивать усы.

– Марино, – добавил Робин.

– Ты с побережья?

– Из Ливорно.

Глаза Окендо блеснули.

– Умеешь обращаться со снастями?

Душа Робина начала возвращаться на прежнее место.

– Ваше превосходительство, я еще мальчишкой плавал с отцом на его рыбачьей лодке.

– И тем не менее ты проводишь дни между приемной я кладовой, когда у твоих ног океан, который сулит богатства?