Пламя над Англией, стр. 14

– Очень рада. Я встретила вас только сегодня, и мне бы не хотелось класть розмарин на вашу могилу до конца недели. Сделайте два шага вправо.

Робин повиновался, возразив, что пока он занимает хоть какое-нибудь место в ее мыслях, никто, имеющий чин ниже генеральского, не сможет его убить.

– Вы смотрели на Хамфри самым мрачным взглядом, какой я когда-либо видела, – заметила Синтия во время следующей паузы.

– Он танцевал с вами!

– Ну и что? Это дом его отца, а я здесь гостья. Но сегодня мне пришлось узнать кое-что из естественной истории.

– Поделитесь со мной вашим знанием!

– На Пербек-Хиллз водятся бурые медведи.

Робин шагнул вперед, чтобы подхватить ее для прыжка, но она отшатнулась от него в притворном ужасе.

– Боже милосердный! Вы хотите съесть меня, сэр?

– Разумеется! – ответил он, когда его руки обвились вокруг нее. – Медведи едят мед дважды в день – это полезно для их здоровья.

И они вновь закружились в танце.

Глава 7. Метаморфоза капитана Фортескью

Робина и Синтию ожидала очаровательная неделя. Они жили, словно в золотом тумане – каждая минута приносила им новые радости: случайные встречи в розарии; совместная верховая езда на лошадях, скачущих медленно и очень близко друг от друга; открытие, что каждый из них разделяет мысли другого. После обеда, когда старшие курили в беседках, в длинной галерее репетировали пьесу-маску. Правда, Синтия сидела за клавесином, а Робин декламировал свою роль на сцене, но их взгляды встречались, и они хорошо понимали их значение. Эти безмолвные обращения, не поддающиеся расшифровке в тот день, когда Персей ворвался спасать Андромеду, теперь стали легко читаемыми, словно букварь. Робин уже давно объяснил Синтии, как он рассчитывал найти в комнате маленькую девочку, разучивающую гаммы, и дракона-гувернантку рядом с ней. Если бы обитатели дома теперь вздумали смеяться над его скупостью, он бы только рассмеялся в ответ. У него появилась броня, защищающая от насмешек, – совсем иная, нежели та, которая с детства оберегала его тайну. И хотя в эту неделю в Хилбери-Мелкум случались странные вещи, они едва ли тревожили мечты двух влюбленных.

Но странные вещи все-таки происходили. Так, в среду, во время обеда, Дэккум, еще сильнее поседевший за годы, которые прошли с тех пор, когда он прислуживал мальчику в Итоне принес больше дюжины писем, доставленных в Эбботс-Гэп. Робин поспешил с ними наверх и положил их, не вскрывая, на столик у окна. Письма были очень важными для него и нуждались в тщательном прочтении. Но сейчас, когда обед остывал на столе, для этого не оставалось времени, и казалось разумным отложить их с несломанными печатями до тех пор, когда у Робина выдастся свободный час-другой. Однако за обедом последовала репетиция, и Робин сумел освободиться только в четыре часа. Он поднялся к себе в комнату, но, протянув руку за письмами, тут же опустил ее и с беспокойством огляделся вокруг, затем открыл комод и выдвинул пару ящиков. Все, как будто, было на месте и в прежнем порядке. И тем не менее письмо, которое лежало сверху пачки – он хорошо запомнил почерк – теперь находилось на другом месте.

Встревоженный Робин опустился на стул. Кто-то побывал в его комнате и рылся в этих письмах, пока он участвовал в репетиции в галерее этажом ниже. Юноша вновь просмотрел конверты, поднеся их к окну. Все они оставались запечатанными, и печати не пытались сломать. И все же кто-то проявил странное любопытство. Кто же именно?

Мистер Стаффорд, секретарь сэра Роберта, руководил репетицией. Робин был уверен, что до ее окончания он не покидал галерею. Освежив в памяти имена гостей, он счел одно из них наиболее подозрительным.

– Это капитан Фортескью, – решил Робин.

Фортескью, хвастун и авантюрист, своим громким голосом и щеголеватым нарядом слегка выделялся из всей компании. Он похвалялся знакомством с герцогом де Гизом – злейшим врагом Елизаветы во Франции – и с Бернардино де Мендосой, Робин, припоминая бахвальство Фортескью за ужином в первый вечер своего пребывания в доме, ощущал все большую тревогу. В конце концов, это был католический дом. Заговорщики, поставившие целью освобождение королевы Марии Шотландской [56] и лишение трона Елизаветы, постоянно сновали между Англией и континентом. Юноша вспомнил, что когда сэр Роберт увел от стола капитана Фортескью, то он обращался с ним с труднообъяснимым почтением. Робин более внимательно обследовал печати. Они не были сломаны, а без этого никто не смог бы прочесть в письмах ни единого слова.

Заперев дверь своей комнаты, Робин прочитал письма. Хорошо, что капитан Фортескью не смог добраться до них, подумал он и сжег их в камине, хлопая кочергой по тлеющим хлопьям, пока они не превратились в неподдающуюся расшифровке кучку пепла. За ужином юноша наблюдал за капитаном, но тот ни словом, ни взглядом не обнаружил интереса к его корреспонденции.

Ночью произошло другое странное событие. Робин проснулся от стука копыт лошади, скачущей галопом. Он привык спать с открытым настежь окном и отодвинутыми занавесами, поэтому в ночной тишине стук прозвучал отчетливо и тревожно, становясь все ближе и громче. Кто-то в отчаянной спешке приближался к Хилбери-Мелкум.

Робин вскочил с кровати. Окна его комнаты выходили с фасада дома на портал с левой стороны. Он подбежал к окну, ощущая сильное сердцебиение. Все его тайные планы были готовы к осуществлению – об этом свидетельствовал пепел в камине. В течение следующей недели они воплотятся в жизнь, если только он не остановится в последний момент, подобно многим другим.

Луна была полной, и парк мирно спал в ее серебристом сиянии. Сквозь стук копыт Робин мог слышать, как в ста ярдах от дома лань щиплет траву. Секундой позже на опушке рощицы он увидел всадника, шатавшегося в седле, как пьяный. Подъезжая к дому, он продолжал нещадно хлестать лошадь, словно вез сверхсрочный приказ.

– Это за мной! – в отчаянии сказал себе Робин.

Долгие годы он жил для того, чтобы превратить свою мечту в действительность, и под конец попался в ловушку. Через минуту у двери послышится топот сапог всадника и приказ открыть, которому придется подчиниться.

Всадник подскакал к порталу, спрыгнул наземь, взялся одной рукой за поводья, а другой, как безумный, заколотил в дверь. Робин шагнул назад, чтобы его не заметили. Слыша задыхающийся голос незнакомца, он несколько успокоился – уж слишком много в нем звучало панического ужаса. Очевидно, приезжего постигло какое-то личное несчастье. Робин снова подошел к окну, уже собираясь крикнуть, что сейчас спустится, когда дверь открылась. Он увидел Энтони Бейбингтона и услышал его тревожный крик:

– Это Барнуэлл!

К Бейбингтону на аллее присоединился Джон Сэведж, а несколькими секундами позже – капитан Фортескью. Набросив халаты поверх ночного белья, они суетились вокруг вновь прибывшего. Этой ночью в Хилбери-Мелкум не у одного Робина трепетало сердце.

– Она говорила со мной! – крикнул всадник, которого они называли Барнуэллом. – Я был в саду у реки – выбирал место, когда появилась она. О Боже мой, она подошла прямо ко мне! Ей все известно! «Видите – я не вооружена», – сказала она, сверля меня глазами. – Мы погибли! – Его голос перешел в визг.

– Все следует отменить, – заговорил после паузы Бейбингтон. – Как вы знаете, я с самого начала сомневался, имеем ли мы право так поступать, или нам следует подождать, пока кто-нибудь сделает эту работу за нас…

– Меня уже тошнит от философских споров! – с раздражением прервал его Джон Сэведж. – Работу сделаю я. Меня выбрали для этой цели!

В этот момент Робин почувствовал за своим плечом чье-то дыхание. Он резко обернулся, словно его ударили. В комнате стоял мистер Грегори из Лайма, приложив палец к губам. Он был полностью одет.

– Я сплю в соседней комнате, – прошептал мистер Грегори. – Писал письмо, когда услышал шум. Слышали ли вы когда-нибудь такие безумные речи? Я – нет. – И он презрительно усмехнулся. – Однако, в словах любезного Барнуэлла было немало истины. Можете угадать, в каких именно? – И он вновь усмехнулся – на сей раз с холодной жестокостью, от которой у Робина кровь застыла в жилах.