200 знаменитых отравлений, стр. 77

Но такое руководство и такие решения никак не могли привести к желаемому результату. И все больше погружаясь в трясину хозяйственной неразберихи, председательствований, Дзержинский из грозной фигуры шефа могущественной ЧК превращался в аутсайдера борьбы за место в Кремле. Поэтому его насильственная смерть никому не была нужна. И только драматичность кончины «железного Феликса» породила толки о яде.

20 июня 1926 года на съезде партии Дзержинский выступил с программной речью о хозяйственном положении страны и его перспективах. Волнуясь и пересыпая выступления угрозами в адрес противников, Дзержинский убеждал аудиторию в своей правоте. Сойдя с трибуны, он плохо себя чувствовал и через два часа упал и умер от «приступа грудной жабы».

Именно это драматическое выступление и внезапная смерть же после окончания доклада и породили многочисленные слухи об отравлении. В отравители «железного Феликса» записывали и Троцкого, и Каменева, и Сталина. Но, вероятнее всего, Дзержинский умер собственной смертью. Как политик он уже никому не был страшен, хотя для старой ленинской гвардии был той фигурой, вокруг которой они могли бы сплотиться в противостоянии Сталину. Вот что написал по поводу смерти Дзержинского его старый товарищ по партии Бонч-Бруевич: «Известие о столь неожиданной и так поразившей меня смерти т. Ф. Э. Дзержинского застало меня за границей. Смерть его еще тем более ужасна, что она совпадает как раз с днями величайшего напряжения внутри нашей Партии».

О своевременности смерти «железного Феликса» пишет американский историк Роберт Конквест: «Как и в случае с Куйбышевым, мы видим, что смерть наступила в момент, очень для Сталина удобный. Большинство смертей, наступивших в удобное для Сталина время, «случилось» по очевидным причинам именно тогда, когда было надо, – ни раньше, ни позже». Разведчик-невозвращенец Игнатий Райе передал западным журналистам слова Ежова, что «Дзержинский ненадежен» и что он сопротивлялся решению Сталина подчинить ГПУ лично «лучшему другу чекистов». Известно, что Дзержинский отказывался делать оперативные доклады о работе ГПУ лично генсеку. Между генсеком и руководителем ГПУ возникали конфликты и по другим вопросам. Дзержинский высказался против назначения в органы людей аппаратом Орграспреда ЦК, который подчинялся Сталину. Иосиф Виссарионович на это мягко заметил: «Нет, Феликс, речь идет о системе партийного контроля, о системе партийного руководства. Нужно обязательно, чтобы партия назначала руководящих людей. Тебе трудно самому как наркому, и ты должен быть благодарен ЦК за это». Исходя из приведенных мнений, опять утверждать, что смерть Дзержинского была естественной на 100 %, невозможно.

Руководителю советской спецслужбы надо было бы в свое время обратить внимание на слова, которые произнес Сталин на похоронах Фрунзе, умершего несколько ранее на операционном столе от передозировки хлороформа: «Может быть, это так именно и нужно, чтобы старые товарищи так легко и так просто спускались в могилу». Товарищ Сталин всегда умел предвидеть будущее. Поэтому он не препятствовал отбытию 2 июня экспедиции Рерихов в Тибет, которая была организована под патронатом начальника ОГПУ Дзержинского и отбыла в день его похорон. Тайны тибетской медицины еще могли в дальнейшем пригодиться.

Он обладал своеобразным юмором. Чтобы окончательно подтвердить миф о «железном Феликсе», с его благословения в 1938 году в Ворошиловграде паровозостроительный завод выпустил новый паровоз «Феликс Дзержинский»; один из этих паровозов потом тянул по рельсам правительственный поезд товарища Сталина.

ЧЕМОДАНЧИК ЯГОДЫ И ДРУГИЕ

После смерти Менжинского был наконец-то узаконен его преемник на посту начальника ОГПУ-НКВД, который фактически последние годы, когда шеф чекистов дипломатично прихварывал, выполнял работу главы карающего органа пролетариата. Глава ОГПУ с 1930 года находился в полуопале. Сталин его в Кремль не вызывал, но убрать не решался. Менжинский слишком много знал. Главный чекист все реже приходит на работу, сидит дома, учит древнеперсидский язык, чтобы читать в подлиннике Омара Хайяма. Врачи запрещают ему двигаться, и он, полупарализованный, лежит с книжкой на диване, с минуту на минуту ожидая убийц, так как в последние годы страдал паранойей. Он номинально возглавляет ОГПУ до мая 1934 года, но все больше власти забирает его бывший секретарь, а потом заместитель, Ягода. И наступил момент, когда Ягода дает ему яд и отправляет своего начальника в отставку. Закончилась карьера человека, о котором Ленин отзывался с усмешечкой: «У нас такое большое хозяйство, что всякий мерзавец нужен».

Генрих Григорьевич Ягода стал полноправным хозяином Лубянки. Не будем останавливаться на всех перипетиях его карьеры, напомним только одну его идею, высказанную в 1929 году о «гигантском строительстве искусственных водных путей», которая стоила сотни тысяч человеческих жизней, следует указать также на некоторые факты, имеющие касательство к теме данной книги.

Выходец из еврейского местечка Царства Польского Ягода на родительские гроши выучился на фармацевта (хотя по другим данным, аптекарем был его отец, Герш Филиппович, а Генрих выучился на статистика). Эта специальность и сыграла свою решающую роль в его карьере на ниве борьбы с врагами советской власти. Уже работая на высоких должностях в органах, Ягода стал инициатором создания серьезного медицинского подразделения, которое начало заниматься экспериментированием с медицинскими препаратами и ядами. Оно называлось «камера».

Когда на одном из «больших московских процессов» на скамье подсудимых оказался сам Генрих Григорьевич, то его специальность провизора ему припомнили не раз. Его обвинили в организации отравления своего предшественника Менжинского, великого пролетарского писателя Горького, сына писателя, М. Пешкова, и председателя Госпланового комитета В. В. Куйбышева. На следствии Ягоде напомнили, как он хвалился отравлением Куйбышева перед Хозяином. Ягода, к которому, в отличие от его подельников, методов физического воздействия не применяли, согласился со всеми обвинениями, но не желал признавать работу на иностранные разведки. Потом пошел навстречу следствию и в этом вопросе. Обвинение Ягоды в отравлениях было совершенно правомочно, так как долгие годы он отвечал за питание кремлевских руководителей. Спецотдел ОГПУ, находившийся в непосредственном ведении Ягоды, контролировал снабжение Кремля, начиная со специальных подмосковных хозяйств, где все выращивалось под неусыпным наблюдением сотрудников Ягоды, и кончая обеспечением продукции кремлевских вождей, которых обслуживали сотрудники ОГПУ.

Но и за Ягодой был свой контроль. Вот что вспоминает В. А. Давыдова, заслуженная артистка РСФСР, впоследствии профессор Тбилисской консерватории: «Мне стало плохо. Ягода предложил валерьянку. Ответила, что принимаю те лекарства, которые выписывает врач поликлиники Большого театра. Ягода настаивал, чтобы я приняла таблетку. Тогда я тайком заменила ее таблеткой, которая была в моей сумочке… Вечером встретилась с Маленковым: «Хорошо сделали, что не воспользовались его лекарствами». Достала из сумочки спрятанную таблетку, и мы поехали в научно-исследовательский институт. Сотрудники привели немецкую овчарку. Профессор Воскобойников вложил таблетку в кусок мяса, который дал псу. Собака жадно сожрала угощение. Через час пес сдох. Этот эпизод был заснят на кинопленку. «Как это? Товарищ Сталин и Центральный Комитет партии, зная, что Ягода – бандит, все же позволяют ему занимать такой ответственный пост?» – «Все течет, все изменяется», – увернулся от ответа Маленков». Факты против Ягоды постепенно накапливались и стали уликами на процессе.

Прокурор, кипя от негодования, утверждал, что Ягода даже начал подмешивать яд самому Ежову, но, к счастью для граждан СССР, не успел добиться своей цели, т. к. был вовремя уличен. По показанию его секретаря и доверенного лица Буланова, Ягода имел особый шкаф с ядами, откуда, по мере надобности, извлекал драгоценные флаконы и передавал их своим агентам с соответствующей инструкцией. Ягода проходил по процессу «антисоветского правотроцкистского блока». В 1988 году комиссия ЦК КПСС рассмотрела материалы процесса, признала их сфальсифицированными и оправдала всех, кто был осужден по этому делу. Всех, кроме Ягоды.