Остров любви, стр. 1

Дебора Мей

Остров любви

Хелен

с нежностью

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

И кажется, мир внове сотворен

Для двух сердец, услышавших друг друга.

О слава всем, кто любит и влюблен!

Неизвестный английский поэт II пол. XIX в.

ПРОЛОГ

Филипп Кью был суеверен. Он возлагал большие надежды на три восьмерки, входящие в цифровое обозначение года. И действительно, 1888-й стал годом его стремительного финансового роста. Да, пусть он всего лишь выскочка в глазах этих напыщенных индюков, которые гордятся своим высоким происхождением, но их снобизм не подкреплен таким состоянием, как у него. «Коротышка купец» еще заткнет за пояс этих жалких аристократишек, только и знающих что вздыхать о былом величии своих важных семейств…

Филипп Кью нервно мерил шагами гостиную. Иногда он подходил к столику с напитками, наливал себе немного рома и пил его неразбавленным как можно медленнее, закрыв глаза. «Удачный год, – думал он, – угольные шахты и лес принесли колоссальную прибыль, а теперь вот Эми родит мне наследника».

Наверху, в детской, плакала маленькая Фиби, которой только-только исполнилось три года. Гувернантка мисс Бойл тщетно пыталась успокоить малышку. Фиби как будто не слышала увещеваний и посулов и продолжала выводить скорбные рулады, изредка замолкая, чтобы перевести дыхание.

Наконец в доме стало тихо, даже чересчур тихо. Доктор Гринвуд, принимавший роды у Эми Кью, так долго не выходил из ее комнаты, что Филипп начал волноваться не на шутку. Двоюродная сестра Эми и горничная Нэнси находились там же. Ром не только не скрашивал тягостного ожидания, но и усиливал чувство страха, внезапно охватившее Филиппа. Мимо него, закрыв лицо руками пробежала Нэнси. Филипп устремился в комнату жены, но перед самой дверью остановился и прислушался. Кроме невнятного бормотания, ничего не было слышно.

И вот он решился, но то, что предстало его взору, повергло Филиппа Кью в ужас. Миссис Лавджой, сестра Эми, держала на руках завернутого в батистовые пеленки младенца. Женщина не смотрела на ребенка, казалось, ее внимание привлекла несуществующая дыра в стене. Сильвия Лавджой бормотала слова молитвы, в то время как доктор Гринвуд пытался привести Эми в чувство. Ребенок был мертв.

Взглянув на бледно-серое лицо Эми и не говоря ни слова, Филипп покинул ее комнату, чтобы не заходить туда большего никогда. Ему вспомнилось, как два дня назад жена просила его позаботиться о Фиби, если вдруг умрет в родах. Эми хотела, чтобы дочь перенесла отсутствие матери безболезненно, разумеется, насколько это возможно.

– Она должна быть счастливой.

– Конечно же, дорогая. Наша дочь не будет ни в чем нуждаться, а потом она подарит нам замечательных внуков. И выброси, пожалуйста, из головы эти нехорошие мысли. Подумай о нашем сыне, ведь он страдает вместе с тобой.

– Филипп, у меня предчувствие. Я видела дурной сон…

– Ты должна верить мне, а не снам, – Филипп рассмеялся и посоветовал жене не читать поэмы Юнга на ночь. Он вообще считал, что женщине полагается читать лишь молитвы и сказки детям, однако гордился тем, что Эми образованна и даже имеет литературный вкус.

… После похорон Филипп ходил по огромному дому, словно привидение. Ключ от комнаты Эми он хотел было выбросить, но горничная выпросила его себе. Впоследствии Нэнси взяла за правило два раза в неделю заходить туда, чтобы вытирать пыль и поливать любимую гортензию Эми. Экзальтированная Нэнси разговаривала с растением как с живым человеком, точнее, как с живой миссис Кью. Похоже, в доме после смерти хозяйки все помешались.

Сильвия на правах сестры пыталась несколько дней вести домашнее хозяйство, пока Филипп придет в себя, но окружающая обстановка действовала на нее угнетающе, и она спешно засобиралась в Лондон. Супруг Сильвии Лавджой владел книжной лавкой на Брэд-стрит, и дела его шли хорошо. Их брак, длившийся почти пятнадцать лет, мог быть идеальным, если бы не отсутствие у супругов детей. Сильвия подумала, что они вполне справились бы с ролью родителей крошки Фиби. Девочка была очаровательна, хоть и немножко упряма. От матери она унаследовала каштановые волосы с рыжинкой и лукавый взгляд. «Глаза, возможно, будут синими, как у Эми», – мечтала Сильвия. Сейчас глаза малышки были неопределенного серовато-голубого оттенка, а после плача в них появлялись зеленые искорки, такие же, как у отца. «Бедный Филипп, – Сильвия Лавджой горестно вздохнула, – неделя прошла после смерти жены, а он до сих пор ни с кем не желает разговаривать. Дела забросил, даже из дома не хочет выходить».

Сильвия Лавджой покидала Ипсуич с тяжелым сердцем – ей так и не удалось уговорить Филиппа отдать дочь им с мужем на воспитание. Стоило Сильвии только заикнуться об этом, как Филиппа Кью будто прорвало: он не постеснялся излить на Сильвию весь свой гнев, и, судя по всему, ее просьба наконец-то вернула отца девочки к жизни. Филипп, со сжатыми кулаками и побагровевшим лицом, кричал о том, что Фиби его дочь (никто ведь с этим не спорил) и он сам о ней позаботится. У девочки будет все самое лучшее, она будет жить как принцесса… Выпустив пар, Филипп извинился перед Сильвией. Потом более спокойным тоном поведал родственнице о прекрасном будущем Фиби. «Клянусь памятью Эми», – закончил разговор Филипп Кью.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Три года назад роскошному особняку отца пятнадцатилетняя Фиби предпочла суровые стены школы для юных леди, принадлежавшей мисс Хилари Олборн. И хотя Филипп Кью считал, что приличная девушка должна воспитываться дома, он уступил желанию дочери завершить образование в заведении мисс Олборн. Не последняя роль в этом принадлежала тому обстоятельству, что с Фиби учились девушки из аристократических семей. Белинда Фарроуз и Сьюзи Хаттон были лучшими подругами его дочери.

Фиби Кью оправдала надежды отца: она была красива, грациозна, умна и, наконец, богата. Более того, дочь Филипа Кью была невестой. И не кого-нибудь, а самого Саймона Кросби – единственного отпрыска дворянской фамилии, уходившей своими корнями в… собственно, неважно. Главное – он аристократ и у него положение в обществе.

Свадьбу назначили на пятнадцатое октября, и на все приготовления оставалось немногим более трех недель. Но Фиби не спешила расставаться с подругами и покидать школу, а после вчерашнего вечера она впала в отчаяние. Фиби не хотела замуж! Вчера, в опере, ей стало ясно это как белый день; от волнения девушка даже оторвала пуговицу от перчатки. Финала «Сомнамбулы» Беллини Фиби услышать не пришлось – экипаж Саймона Кросби мчал ее по направлению к дворянскому предместью Лоутсайд, где находилась школа мисс Олборн.

– Что там стряслось с Фиби? – спросила Белинда Фарроуз, стоя посреди одного из захламленных покоев школы для юных леди. На диванах и оттоманках отделанного бахромой, бисером и парчой салона валялись груды кружевных нижних юбок и прочие детали дамских туалетов.

– Она даже не пустила к себе горничную, добавила Белинда.

– Пойду посмотрю, что у нее произошло. Сьюзи Хаттон распахнула дверь в соседнюю комнату. Платье Фиби, в котором она прошлым вечером была в опере, лежало бесформенной кучей тюля и шелка на полу. Простыни были смяты, а в воздухе стоял запах дорогих духов.

– Фиби, с тобой все в порядке? – тихонько спросила Сьюзи.

Она подошла к окну и отдернула занавески, впустив в комнату лучи угасающего вечернего солнца. Вдалеке виднелись несколько самых высоких домов Ипсуича. Из-за фабричной гари и копоти небо имело грязновато-янтарный оттенок. Но ближе к предместью Лоутсайд прохладный ветерок обещал приятный вечер.

– Фиби, разве мы не говорили тебе, чтобы ты собиралась? Ты что, сегодня с нами не идешь? – продолжала настойчивым тоном Сьюзи. Молчание подруги начинало выводить ее из себя. Однако любопытство юной леди Хаттон было сильнее, и она набралась терпения, ожидая, что Фиби рано или поздно сама все расскажет.