Папа Сикст V, стр. 43

— Ну, а вы, Владислав, что думаете обо всем этом? — спросил, иронически улыбаясь, монсеньор де Марти, — Были бы также способны приготовить питье вашему любезнейшему дядюшке, не для того, чтобы сделать ему дурное, Боже сохрани, а для того, чтобы поскорей распоряжаться его капиталами?

— Мне нет надобности прибегать к подобным способам, — резко отвечал молодой граф. — Мой дядя ни в чем мне не отказывает.

— Но если бы это было иначе, — продолжал, иронически улыбаясь, прелат, — вы, конечно, прибегли бы к некоторым героическим средствам? Прекрасно, мой юный друг; вы обещаете много!

Молодой человек что-то хотел сказать монсеньору, но последний завел речь с одной сидевшей за столом куртизанкой.

— Господа! — закричал Гербольд — Кажется, мы все с ума сошли, мы сидим за столом более двух часов и ведем речь только о мертвых и об отраве. Неужели тонкие вина Испании и Греции направили наши умы на такие грустные темы? Если это так, то пусть черт меня возьмет!

— Француз прав, — сказала Анжелика, вставая и поднимая свой стакан, — будем веселиться, к черту все печальные истории. Да здравствует свободная любовь!

Все поспешили чокнуться с хорошенькой куртизанкой.

Началась оргия. Анжелика не принимала в ней участия, она сидела холодная, задумчивая; около нее, или, правильнее, в ногах, на ковре помещался молодой Проседди.

— Анжелика! — шептал он, задыхаясь. — Сжалься надо мною!

— Я уже тебе сказала, что невозможно, — отвечала, невинно улыбаясь, куртизанка, — для меня ты, мой милый, чересчур беден!

— Но если бы я был богат, — лепетал юноша.

— О, тогда другое дело, я бы предпочла тебя всем.

— Я постараюсь разбогатеть, — отвечал молодой граф и вышел из комнаты, не дождавшись появления своего любезнейшего дядюшки, который в это время был занят приятными разговорами с вдовушкой Жеронимой в других апартаментах палаццо.

ОТЦЕУБИЙЦА

ДВОРЕЦ князя Челярозы, построенный самыми богатыми синьорами Арагона в царствование папы Александра VI, находился на берегу Тибра, между мостами св. Ангела и Сикста V. Благородный испанский синьор Челяроза сопровождал в Италию Родевиго, и, когда последний вступил на папский престол под именем Александра VI, испанец был осыпан милостями нового папы. Король испанский вполне разделял симпатии его святейшества. Таким образом, бедный и ничтожный арагонский гидальго сделался именит и богат, получив титул князя Челярозы и множество феодальных замков. Затем, желая возвысить своего сына Валентина, папа женил его на одной из своих родственниц из дома Кандия. Вскоре после смерти папы Александра VI умерла медленной смертью княгиня Челяроза, оставив маленького сына трех лет. Говорили, будто княгиня была отравлена и что, умирая, она прошептала на ухо ребенку следующие страшные слова: «Можешь ли ты, сын мой, отомстить отцу за смерть твоей матери? Если ты отомстишь, то благословляю тебя», — прибавила княгиня и умерла.

Когда князь возмужал, он убил из ружья на охоте своего родного отца. Так гласила молва. Затем, когда князь женился на одной бедной вдове, последствием этого брака было рождение ребенка. Князь не наслаждался отцовским чувством, ему все казалось, что сын убьет его так же, как он убил отца.

Предчувствие князя не обмануло, он был отравлен сыном.

Хотя подозрения против последнего были очень сильны, но ввиду показаний медиков, исследовавших труп покойного и давших заключение, что старый князь умер естественной смертью, заподозренный сначала молодой человек не подвергся никакому наказанию, тем не менее, отцеубийца страшно мучился угрызениями совести, его преследовали видения, он почти не спал и постоянно менял комнаты в своем обширном дворце.

— Как страшен мрак ночи, — всегда шептал молодой человек, подойдя к окну и приветствуя утреннюю зарю.

Князю Челярозе было года двадцать четыре, он был высок ростом, прекрасно сложен, с правильными чертами лица и обладал приятными манерами. Деньги, полученные им от родителя, не могли покрывать всех расходов, которые делал молодой человек, ведя чересчур рассеянную жизнь, что, в конце концов, и было причиной его страшного преступления — отцеубийства. Мы уже говорили о душевных мучениях, испытываемых молодым князем; он употреблял все зависящие от него меры, дабы заслужить прощение от Господа Бога за его страшный грех: был очень набожен, помогал бедным, вообще старался делать добро, но все было тщетно: угрызения совести его не оставляли. Один раз рано утром, выйдя по обыкновению в самую светлую комнату, окна которой пропускали много света и открывали прекрасный вид Тибра и его берегов, молодой князь, ломая от отчаяния руки, вскричал:

— Боже, какая ужасная ночь! Жертва моего злодейства опять являлась; этот немой укор мертвеца не дает мне покоя. К моей постели приближался также мой сын с чашкой в руках и предлагал мне выпить яд. Но разве у меня есть дети? Я не женат и не думаю никогда жениться. Все эти видения терзают мою душу, так жить нельзя, нет, невозможно! — говорил князь, глядя в окно на мутные волны Тибра.

В это время тихо постучались в дверь и в комнату вошел слуга.

— Что тебе, Сципион? — спросил князь. — Разве уже пришли мои бедные?

— Никак нет, ваше сиятельство, никто из них еще не приходил; но какой-то молодой синьор настоятельно требует с вами видеться.

— Молодой синьор! Он сказал тебе свое имя?

— Да, имя его граф Проседди.

— Граф Проседди! — повторил князь, делая усилие, чтобы припомнить эту фамилию. — Не тот ли это юноша, о котором все говорят, что он святой?

— Тот самый, ваше сиятельство, сын знаменитого закладчика, — сказал слуга, хитро улыбаясь.

— Да, да, теперь припоминаю, Проседди действительно сын закладчика, но своими постоянными молитвами и постом он замолил грехи отца и по своей собственной святости уже не принадлежит к нашему тленному миру. Проси его, — прибавил князь.

Вскоре молодой граф Проседди вошел в комнату.

В появившемся юноше очень трудно было узнать племянника польского маркиза, так страстно ухаживавшего за куртизанкой Анжеликой. Молодой граф Проседди выглядел крайне истощенным, глаза опущены, волосы в беспорядке растрепаны, вообще он казался действительно существом не от мира сего. Князь Челяроза хотя и много раз слышал об этом святом юноше, тем не менее, был поражен его видом, доказывающим, что молодой человек окончательно отрешился от всего материального и готов улететь на небо. Впечатление было сильное; отравитель невольно вздохнул и сконфузился, глядя на этого праведника.

— Мы одни здесь? — спросил глухим голосом граф Проседди.

— Совершенно одни, любезный граф! Можете говорить все, что вам угодно.

— Господь меня послал к вам, князь, предложить одну вещь, — отвечал Проседди. — Горе вам, если вы мне в ней откажете!

Такое странное вступление, конечно, для каждого могло бы иметь весьма печальные последствия, невежливому гостю показали бы на дверь. Но для святого все возможно. Князь молча поклонился.

— Исполняя внушение самого Господа Бога, — продолжал граф, — я приступаю к поручению, данному мне свыше, но снова спрашиваю вас: мы здесь одни?

— Повторяю вам, брат, мы здесь совершенно одни, нас никто не может слышать, кроме Бога, — снова отвечал князь.

Лицо молодого Проседди приняло вдохновенное выражение, и он вскричал, точно беседуя сам с собою.

— Да, Господь Бог видит все наши деяния, все грехи, все преступления! От Него ничего нельзя скрыть.

Князь Челяроза невольно задрожал, слушая эту речь святого юноши.

— Да, — продолжал Проседди, — Господь Бог иногда своим избранным открывает страшную картину темной осенней ночи, старика, лежащего на кровати, и его молодого сына с ядом в руках…

Раздирающий душу крик вырвался из груди князя, он весь задрожал и, сжимая руки, задыхающимся голосом проговорил:

— Довольно! Довольно! Умоляю вас, ни слова больше.

— Значит вы сознаетесь?

Эти слова возвратили князю рассудок.