«Кто соблазнит малых сих…», стр. 32

По всей России отцы и матери возмущены выпуском подростковых журналов, в которых открыто пропагандируется безнравственность. Говорят: «Не хочешь — не покупай». Но ведь ребенок приходит в школу, общается со сверстниками, родители которых недооценивают опасность подобных журналов или просто не следят за тем, что читают их отпрыски. А между тем так называемые эротические издания для детей в чем-то даже опасней откровенной порнографии! Почему? Да потому, что, когда ребенок видит порнографию, он знает: это аморально, на это нельзя смотреть. А тут детям с десятилетнего возраста раздаются, порой даже бесплатно, журналы, которые публикуют растлевающую, сексуальную информацию, но преподается это в разбавленном виде, вперемежку с нормальными текстами. И дети воспринимают информацию о допустимости секса в подростковом возрасте как норму, даже как эталон, к которому нужно стремиться! У них смещаются нравственные, моральные ориентиры. К сожалению, далеко не все взрослые понимают, что происходит.

«Я тут столкнулась, — говорит Ольга Валентиновна Пристанская, — с совершенно диким, вопиющим случаем. Представляете? Звание „Учитель года“ в 2001 году было присуждено в Москве… „растлителю года“ — редактору журнала „Молоток“ Филиппенко М. А. А ведь журнал „Молоток“ абсолютно непристоен: он пропагандирует среди несовершеннолетних порносайты, помещает фотографии обнаженного тела и статьи о сексе, распаляющие чувственность подростков. Для пущей наглядности и лучшего усвоения подростками такой информации редакция журнала не гнушается использовать детские игровые персонажи: куклы Барби и Кена, демонстрируя с их помощью сексуальные позы. Вот такая любопытная смычка педагогики и порнографии».

«Нет ни одной страны мира, кроме России, где имелись бы такие либеральные законы в отношении наказания педофилов и развратных действий по отношению к детям, — сказал председатель Комитета по охране здоровья и спорту Н. Ф. Герасименко. — Если российское законодательство не претерпит изменений, то в ближайшее время Россия станет центром по производству детской порнографии».

А главный санитарный врач России еще в 1999 году издал приказ, в котором говорится о том, что при эпидемии СПИДа недопустимо пропагандировать нетрадиционные сексуальные отношения среди несовершеннолетних и разжигать в печати низменные страсти. Так что, если педофил будет чувствовать себя в России хозяином, Россия быстро опустеет. Об этом убедительно говорилось 10 июля на «круглом столе» в Государственной Думе. Представители духовенства и православной общественности высказались за принятие закона в третьем чтении и, в частности, за возвращение в текст законопроекта статей об интеллектуальном растлении. Что будет дальше — во многом зависит от нашей с вами активности. Сейчас, перед выборами, есть возможность повлиять на депутатов и побудить их принять осенью закон в третьем чтении. Что само по себе, без давления общественности, может и не произойти — слишком сильно противодействие порномафии и связанных с ней «структур».

2002

И. Медведева, Т. Шишова ДИКТАТУРА БЕЗУМИЯ

Очень многие вещи, о которых мы сейчас пишем, стали нам понятны далеко не сразу, порой через годы после какого-то первого импульса. Что это был за импульс, трудно объяснить, но, как правило, все начиналось со смутного чувства: неловкости, беспокойства, внутреннего протеста… Логически мы обосновать этот дискомфорт не могли, а в случае, о котором сейчас расскажем, даже поначалу стыдились своей негативной реакции.

Летом 1994 года, приехав на международный конгресс по социальной психиатрии в Гамбург, мы увидели странную картину: заметное число делегатов конгресса выглядели как душевнобольные.

«Удивительно! Почему западные врачи так похожи на своих пациентов?» — подумали мы.

Но вскоре выяснилось, что это натуральные пациенты. Мы снова изумились: как можно показывать больных людей огромному залу, будто зверюшек в цирке?

Западные коллеги снисходительно улыбнулись стереотипности нашего мышления и объяснили, что мы являемся свидетелями величайшего гуманистического эксперимента. Впервые на научном конгрессе пациенты психиатрических клиник, в том числе и страдающие глубокими расстройствами, будут делать доклады наравне с корифеями медицины. И они действительно их делали, перемежая подробные описания бреда и галлюцинаций с яростной критикой врачей и методов лечения, а также требуя для себя права на вождение машины, на работу в суде и прочих органах власти. Поведение врачей тоже, впрочем, было для нас непривычным. Они все время что-то жевали, пили воду из бутылочек, громко переговаривались, вставали посреди выступлений — даже когда доклад делал ученый с мировым именем! — и косяками выходили из зала. Очереди за кофе и бутербродами в рабочее время и в перерывах были практически одинаковыми. Слушая же выступления пациентов, врачи почему-то очень веселились. Так потешаются дошкольники и младшие школьники, глядя на клоунов, дубасящих друг друга надувными молотками. Подобная бестактность шла вразрез с нашими представлениями о врачебной этике, но мы и это списали на «совковую» стереотипность.

В последний же день произошло нечто и вовсе невообразимое. Больные, на которых вся эта непривычная обстановка действовала возбуждающе, совершенно растормозились и уже без приглашения валом повалили на сцену, пытаясь дорваться до микрофона. Индианка с черными распущенными волосами, в ярком экзотическом наряде завывала, размахивая руками, которые были все от плеч до запястий унизаны сверкающими браслетами. Так, наверное, неистовствали древние пифии, впадая в экстаз. Другой, местный пациент (вернее, клиент — на конгрессе много говорилось о том, что из соображений политкорректности больных теперь нельзя называть пациентами, поскольку это ставит их в подчиненное, а значит, униженное положение) кричал, что ему в Германии тесно, не хватает свободы. И грозился сбежать в пампасы. А потом, оборвав себя на полуслове, запел песню тех самых пампасов или, может быть, прерий и принялся изображать ковбоя верхом на лошади. Но вскоре и песня была прервана, потому что любитель свободы подбежал к старому профессору, восседавшему в президиуме, и начал его душить. Устроителям пришлось поступиться правами человека, и раздухарившегося ковбоя вывели из зала. Но не успели мы перевести дух, как на сцену выскочила девица, которая, не претендуя на микрофон, с разбега плюхнулась на колени к другому члену президиума (он был гораздо моложе первого) и быстрыми, ловкими движениями стала его раздевать. Зал взревел от восторга. Сквозь хохот, свист и ободряющие выкрики психиатрической братии доносились обрывки речей пылкой «клиентки»: «Что мы тут делаем?.. Дорогой, мы только теряем время… Пойдем отсюда… Мы нужны друг другу…»

Тут уж мы не выдержали и, плюнув на политкорректность, сказали немецкой коллеге, которая сидела рядом: «Зачем было привозить сюда эту больную женщину? У нее же острый психоз».

Коллега отреагировала неожиданно и с заметным раздражением:

— Откуда вы знаете, что это больная? Вы что, ее тестировали? Может, она как раз психиатр, подруга доктора Крюгера…

Мы пристыжено замолкли, ведь и вправду не тестировали… А то, что видно невооруженным глазом, так это у кого какое зрение…

Но тут нашу подмоченную было репутацию спас сам полураздетый доктор Крюгер. Отстраняя непрошеную возлюбленную, он извинился в микрофон перед залом за то, что больная разволновалась и ведет себя несколько аффектированно.

Что было дальше, мы, честно говоря, помним слабо. Осталось лишь впечатление кошмара, какого-то всеобщего беснования. А еще в опухшей голове промелькнула мысль, что на следующем конгрессе душевнобольные, наверное, будут уже сидеть не только в зале, но и в президиуме. А через раз полностью захватят власть, обретя полномочия устроителей. Ведь с их маниакальным напором они сметут на своем пути любую преграду.