Клуб неисправимых оптимистов, стр. 28

– Обещаю.

– И ни слова Франку. Ничего не произошло! – воскликнула она, заметив, что я поджал губы и промолчал. – Франк не должен ничего знать. Как и все остальные.

– Я не могу не сказать ему. Он убьет меня, если вдруг сам узнает.

– Если ты не скажешь, если я не скажу, он никогда не узнает. Это в любом случае не важно, мы расстались.

– Что ты такое говоришь?!

– Между нами все кончено.

– Давно?

– Не знаю. Мы больше не видимся. Он… испарился.

– Дома он тоже не появляется.

– Когда у тебя отношения, ты не пропадаешь на много недель без особых причин. Я раз сто ему звонила. Говорила с твоим отцом, с твоей мамой, с тобой и даже с твоей сестрой. Сто раз просила передать одно и то же, но он не перезвонил. Наш единственный разговор продлился тридцать секунд – он был уже в дверях и очень спешил. Пообещал позвонить вечером. Прошло три недели. Как правило, когда мужчина ведет себя с женщиной подобным образом, когда… уклоняется, это означает одно: он встретил другую и не смеет признаться.

– Этого не может быть. Только не Франк.

– Поклянись, что ничего не знаешь.

– Клянусь.

– Тогда как ты объяснишь его исчезновение?

– Объяснение наверняка есть. Я знаю, он тебя любит.

– Он сам тебе сказал?

– Дал понять.

– Когда это было?

– У тебя дома.

– Я знаю, у него есть другая женщина.

Я мало что понимал в любовных отношениях – весь мой опыт был сугубо литературным! – и не мог объяснить постоянных отлучек брата. После возвращения из Германии Франк ночевал дома не больше трех или четырех раз, но Сесиль я об этом не сказал.

– Если так, он настоящий мерзавец.

Сесиль пожала плечами, попыталась улыбнуться и покраснела. Глаза у нее были на мокром месте, она закусила губу, шмыгнула носом и вздохнула, пытаясь совладать с чувствами.

– Глупо лишать себя жизни из-за парня! И думать, что все кончено. Нужно ожесточиться, стать непробиваемой.

– Я все равно не могу поверить.

– Такова жизнь. Хотя я могла бы поклясться… Да нет… Хочу домой.

Официант принес нам счет. У Сесиль при себе не было ни су, а мне не хватало двух франков шестидесяти, и я не знал, куда деваться от стыда, но официант оказался хорошим парнем.

– Пустяки, – сказал он, – занесете потом, я вам доверяю. Совсем простить долг не могу – я сдаю выручку патрону.

– Принесу завтра же, не сомневайтесь, – поклялся я.

– Не дадите сигаретку? – спросила Сесиль.

Он достал пачку «Житан», чиркнул спичкой. На лице Сесиль отразилось неземное блаженство.

– Не уверен, что тебе сейчас полезно курить.

– Слушай, Мишель, перестань все время указывать мне, что делать.

Я проводил Сесиль до дома. Шли молча – говорить не хотелось ни ей, ни мне, дважды ненадолго останавливались, чтобы она могла передохнуть.

– Может, все-таки вернешься в больницу?

– Мне не нужна нянька, забыл?

Я первым поднялся по лестнице, успел незаметно забрать свою записку и достал ключ из-под коврика. Сесиль вошла в квартиру. Я остался за дверью.

– Не волнуйся, все будет в порядке.

– Хочешь, я верну тебе ключи?

– Нет, оставь у себя… Конечно, если не собираешься меня бросить.

– Не глупи!

Она поцеловала меня в щеку.

– Постараюсь заглянуть завтра.

– Приходи, когда захочешь.

Я снова обошел все бистро, на сей раз в поисках Франка. Никто его не видел.

Два приятеля брата отвели меня в сторонку, но они просто решили пошутить надо мной.

– Может, твой брат где-то завис с Сесиль? – сказал один.

– Если найду Сесиль, Франку точно не скажу, – пообещал другой.

Я и не думал реагировать – мне было не до шуток – и везде просил об одном и том же: «Увидите его, передайте, чтобы связался с братом. Срочно».

Я заглянул к лучшему другу Франка Ришару, жившему за мечетью. Они были членами одной партячейки и вместе продавали «Юманите диманш» на рынке, что на улице Муфтар. Я удивился, увидев бритую наголо голову Ришара, а он, как мне показалось, растерялся.

– Что-то случилось?

– Почему ты так говоришь?

– Твоя прическа…

– Слушай, Мишель, я очень занят, у тебя какое-то дело?

– Я надеялся найти здесь Франка.

– В последнее время я его не видел. Он сказал, что ночует у меня?

– Ничего он не говорил, я и так знаю, вот и подумал…

– Он, наверное, у Сесиль.

– Увидишь Франка, попроси, чтобы связался со мной. Это важно.

– Обязательно.

Пауза продлилась на несколько секунд дольше, чем следовало. Ришар, всегда такой непосредственный и открытый, держался настороженно и с трудом сохранял спокойствие. В этом было что-то гадкое, фальшивое. Умелые лжецы ничего не боятся и всегда смотрят собеседнику в глаза, те же, кто врать не умеет, отводят взгляд, как будто обороняются. Нужно это запомнить.

– Новая прическа идет тебе меньше прежней.

Для очистки совести я зашел еще к двум товарищам Франка. Они не знали, где он может быть, но пообещали передать ему сообщение – если увидят.

За ужином мама спросила:

– Как дела в лицее?

– Как обычно.

– Чем вы занимались?

– На английском продолжали изучать Шекспира, на занятиях по французскому начали читать «Сутяг» [90].

– Ты подготовился к контрольной по математике?

– Мы с Николя много занимались.

– Жалко, что мы давно не видели твоего друга, – сказал папа. – Пригласи его как-нибудь в воскресенье на обед.

Полночи я придумывал правдоподобные отговорки для Шерлока, которые он мог бы принять, не усомнившись в моей правдивости. Спал я плохо, а утром с тяжелым сердцем решил отправиться на заклание и вдруг нащупал в кармане куртки листок – бюллетень госпитализации, который дала мне заполнить медсестра в больнице, куда мы привезли Сесиль. Это был знак судьбы. Спасительный выход. Я колебался. Можно было подделать бюллетень, это было нагло, но именно поэтому могло получиться. Иного решения все равно не существовало. Я взял черную шариковую ручку и вписал свое имя и минимум деталей. В графе «причина несчастного случая» поставил «был сбит велосипедистом». Я постарался изобразить мелкий, неразборчивый «медицинский» почерк, а вместо подписи поставил закорючку. Когда я протягивал листок Шерлоку, сердце у меня бешено колотилось; он взглянул и спросил, как я себя чувствую.

– Сегодня на улицах приходится быть очень внимательным – слишком много машин, автобусов, велосипедистов. Пусть это станет тебе уроком.

Я обнаглел и поддал жару:

– Он даже не остановился!

– Позор! В какое время мы живем…

– Ничего страшного, не волнуйтесь обо мне. Врач сказал, все скоро пройдет. Но я очень испугался.

Николя помог мне справиться с контрольной по математике – дал списать, как обычно. Из-за треволнений с Сесиль я уделял ему мало внимания, но мой друг был незлопамятен. Чтобы загладить вину, я предложил сыграть в настольный футбол, и мы отправились на Мобер. Я не подходил к столу целых три месяца, но навыка не утратил: настольный футбол – это как велосипед.

19

Сдав умирающего с рук на руки усталому дежурному интерну, который не знал, с какого бока к нему подступиться, Игорь и Виктор отправились в «Аустерлицкую пушку» обмывать знакомство. Очень скоро водка у них кончилась, и Володин спросил:

– Пил когда-нибудь виски, Игорь Эмильевич?

– Ни разу.

– Вкус странный, но привыкаешь быстро.

– Не люблю все американское.

– Ошибаешься, настоящий виски – шотландский напиток.

Свой первый стаканчик виски Игорь выпил по-русски – залпом. Не водка, но тоже неплохо. Мужчины поклялись быть друзьями навек и поведали друг другу о своей жизни. Виктор был хитрецом и прекрасно понимал, что соотечественник его разоблачит, поэтому сказал правду. Всю как есть. Он знал, что эйфория встречи очень скоро сменится недоверием к историческому врагу. Виктору, как и всем лжецам, трудно было поверить, что человек способен говорить правду, и он не поверил Игорю: