История русской риторики. Хрестоматия, стр. 50
Вот истинное изображение гиперболы. Но ежели гипербола может превосходить вероятие, то не должна она никогда доходить до смешного. Я приведу на сие одно доказательство. Можно ли, например, вообразить что ни есть смешнее, как оное описание, сделанное одним петиметром любовнице? Она, по его словам, столь прекрасна, что Венера и Елена заслужили не больше, как быть горничными ее служанками; что один ее волос есть довольно великой цены выкупить плененного короля; что глаза ее столь блистали таким светом, что за весьма бы отважного того должно почесть, кто бы к ней подошел без закрывала; и, наконец, ее руки столь были прелестны, что быть оными удавлену можно почесть за великое счастие.<… >
О иронии
Сия фигура употребляется тогда, когда, говоря о какой вещи, дают знать другую и совсем оной противную. Оная зависит столь же от ударений голоса, как и от значения слов. Сия?то фигура есть та, которая прямо в глаза бранит людей похвалою и хвалит их ругательством. Как мед, растворенный ядом, услаждая, вредит и, вредя, услаждает. Словом, она насмехается людям теми же словами, коими делает им похвалу, напр., Цицерон говорил об Августе: Подлинно удивления достойного Октавия должно возвысить; что может значить то, что он был удивления достоин и что надобно его возвысить более; но Цицерон чрез сие не разумел, что должно было его возвести на высокие чести, но чтоб поднять на виселицу.<… >
О уподоблении
Сия фигура не что иное есть, как соотношение двух вещей или двух лиц между собою и почитается наилучшая в риторике. Она не токмо изображает в душе чрез точное подобие истины самые отвлеченные, но об оных дает еще наибольшее понятие. Например, Мальгреб сказал по примеру Горация:
Но надобно делать таким образом, чтоб сравнение взято было от вещи важной и никак не подражать Гомеру, который, сколь ни славен, уподоблял Агамемнона одной корове, потому что он походил на нее цветом. Это все равно, как ежели бы уподобить одного Кардина вареному раку в том, что они оба красные.<… >
О приноровлении
Употребление сей фигуры состоит в том, чтоб одно слово или два подобные положить в разном стиле. Нет ничего увеселительнее сей фигуры в шутках. Так, например, Цицерон, увидев Марка Антония, который распахнувши или открывши свою робу, говорил к народу всевозможною хитростию, сказал ему тогда: «Никогда и никто не говорил так открытно, как вы…»<…>
Вопросы и задания
1. Насколько своеобразно определение риторики в «Детской риторике» 1787 года?
2. В «Детской риторике», конечно, встречаются устаревшие слова, которые придают учебнику известный колорит. Догадались ли вы о значении следующих слов и выражений (если нет, обратитесь к тексту и постарайтесь понять из контекста, о чем идет речь):
найти материю (глава об изобретении)
живописец (глава о расположении)
пучок цветов (глава о расположении)
естество (глава о расположении)
зрительные трубы (глава о гиперболе)
роба (глава о приноровлении)
3. Прокомментируйте авторское суждение о соотношении мысли и слова (в главе о украшении или выговоре):
Слова не имеют ничего твердого и основательного, ежели не будут иметь хороших мыслей; так и мысли будут без всякой приятности слуху, ежели будут плохо выражены.
4. Что такое память природная и приобретенная в объяснении автора учебника?
5. Какие недостатки в произношении выделяет автор учебника? Выведите из них рекомендации к произношению и телодвижению.
6. Какое мнение сложилось у вас о шутках в учебнике? Насколько они остроумны? Например, вот эта: «… Есть ораторы такие телодвижники, что их легко почесть можно за трясущихся от судороги…» – прочитайте и прокомментируйте дальнейший отзыв об этом ораторе в главе «О сказывании или произношении». Напишите словарную статью в «Словарь XVIII века» о слове телодвижник.
7. Как автор показывает удачное и неудачное использование фигур речи? Перескажите примеры, используемые в гиперболах, иронии, уподоблении.
Речи и сочинения студентов класса риторики
(1789–1792)
сущности, неизученной остается практика риторического обучения. Между тем она может показать, как формировался писатель и оратор, мыслящий и говорящий человек XVIII века. Отделы рукописей российских библиотек хранят сборники учебных сочинений – ораций, проповедей, кантов и стихов, которые говорились не только по торжественным случаям (например, по случаю приезда важной особы или окончания учебного года), но и с целью учебной тренировки. Речи писались и произносились как по-латыни, так и по-русски – так, студенческие речи из публикуемого сборника Московской Духовной Академии по преимуществу написаны на латинском языке и лишь две из них переведены. Тематика речей – самая разнообразная, но в основном разбираются вопросы нравственности и «наук»: О приятности учения; О священном богословии; О похвалах богословию; В похвалу философии; «Показатель духа есть речь…»; О добродетели; О разуме и чувствах; О производящей причине мира; «Надо ли проявлять снисхождение к порокам человеческим или суровость?», «Должны ли и можем ли мы получить знание о сущности божества?», «Можем ли мы быть добродетельными и вследствие этого достойными божественной милости?»; О пользе учения истории; Об опоре философа; Побеждает ли труд праздность; «О том, не подавляют ли юность словесные науки» и т. д.
Ниже публикуются две речи: Михаила Нехотенова «О необходимости сочетать изучение красноречия с изучением философии» и Стефана Козловского «О необходимости чтения книг».
Публикация осуществляется по сборнику: РГБ, ф. 178 – III, № 23, л. 208–211 об.; 232–238 об. Текст дан в современной графике с сохранением орфографических особенностей оригинала.
Михаил Нехотенов
Учение философическое должно соединять с учением красноречия
Вступив в преддверие нового учения, за долг свой почитаю, во-первых, воздать Господу Богу благодарение яко сподобившему нас благополучно течение науки красноречия окончавших, начать последовательно полезнейшее философическое учение; потом засвидетельствовать свой благодарный дух усердным о нас попечителям, споспешникам наших успехов и праведным всех трудов наградителям. А вы, юноши! удостоившаяся получить высший степень, то есть заступить такое место, где вашему слуху знание философии имеет быть преподаваемо, соединив с моими ваши мысли и уста, благодарите купно виновников сего нашего благополучия, котораго есть ли бы мы навсегда были лишены, то бы никакой не обрели себе пользы от изучения одних правил красноречия, хотя бы во оной науки многия лети потратили. Ибо кажется мне, что я вижу благоразумнейших сего нашего училища основателей тако к нам гласящих: Учрежденныя здесь науки долженствуют в течение свое иметь по такому положению и порядку, дабы учащееся юношество от нижших классов к вышшим постепенно восходило и потому, увы, питомцы красноречия, не воображайте в мыслях своих, будто бы возможно быть вам хорошими витиями, хотя и не будете слышателями философии. Никто хорошо не витийствует, есть ли потом не будет философствовать. Сей их глас, кажется, возбудил меня, дабы я предложил, сколь нужно есть философическое учение соединять с учением красноречия.
А вас, почтенныя сл(ушатели), извинить мое недоумение и благосклонным вашим выслушанием споспешествовать, есть ли мое слово будет слабо и недостаточно. Причем, уверяю вас, что я буду говорить не с тем, чтобы научить других, чтоб чрез сие самому научиться.
Всякому небезызвестно, что достохвалное философическое учение есть основанием всех наук и источник всех тех благ, которые церкви, обществу и каждому человеку пользу приносят, находятся подлинно такия, по мнению коих можно без помоществования философии хорошо во всяком роде наук успеть; но сии умствования весьма погрешают неоспоримо, что находятся и не философами из богословов, юрисконсилтов и медиков; но никого из таких не сыщем совершенно, дабы он мог благополучныя показать успехи без помощи философических правил. Ибо кто не знает, что тогда только церковь насаждается блаженным спокойствием, естьли либо философы будут упражняться в богословском учении, либо упражняющияся в оном станут стараться о познании философии. Есть ли бы также юрисконсилты были прямыми философами, всегда бы были благонамеренными судиями и истинна с правосудием во всяком бы месте царствовали. Подобным образом и медицина без философии ослабевает. Что мир без солнца, государство без государя, общество без философии. Как девять муз некоторым как бы супружества союзом между собою столь тесно совокуплены, что никаким образом оного союза расторгнуть не можно, равно и все науки между собою имеют такое неразрывное соединение, что одна без другой едва ли быть может. Все науки, говорит Цицерон, касающиеся до просвещения человека связаны суть некоторым как бы родства союзом. Граматика всем вспомоществует, логика управляет наукою красноречия, а сия наука служит украшением логики, философия же обоих подкрепляет к обогащению, да и никакое почти во всех науках упражнение не может само собою без помощи другой быть действительно – все сцеплено наподобие Гомеровой (Голяповой?) цепи, у которой кольцы между собою так скованы, что естьли за одно тронуть, то и все последуют, естьли одно кольцо отнять, тогда и вся цепь разрывается. Сие разсуждая, кто может быть столь безразсудным, которой бы науку красноречия изключил из сообщества, бо философическим учением что не скажет, что как красноречие, так и философия между собою суть единодушны и друг другу взаимную услужливостью соответствуют? Кто, наконец, не подтвердит, что учащийся красноречию должен учится и философским правилам, понеже все, как ни находятся в натуре, вещи подлежат философии, то каким образом непросвещенный сим превосходным познанием может быть совершенно искусным оратором, которой о всякой вещи говорить долженствует?