История русской риторики. Хрестоматия, стр. 27

Сих всех и ины множайшия оставляю, миную, молчю, и ин кто, аще хощет, имена тех да счисляет, зане аз всех молчание покрываю и сие токмо глаголю, яко и на земли, и на небеси царица риторика выну показася и присно показуется. О сей всемогущей риторице во всей книзе имам беседовати и художество тоя зело красно показати, им же бы кийждо могл не токмо чюдный медоточный, но и всесилен языкомь на земли быти.

Начало с богом. Часть первая

По общей воли всех учителей сего художества надвое разделяем риторику, оставльше древних мнение басненное, яко от богов обретеся, на естественну глаголю и художественну.

Естественну глаголему ею же кийждо во двери жизни входя от естества напоися. Тем же и безазбучный поселянин хвалити и укоряти, совещавати и благодарити весть не починну, ниже в доволность, но поелику кого естество наслади и в благоречие язык омочи.

Художественную же иже ирои веков и мудрии обретоша и лишение тоя наполнивше местами, схиматы, образы и прочими узаконенми обогатиша, да вся тыя храня, никогда ж вкусит сухоты и скудости словес в похвалу, укоризну, совещание ж и благодарение или ино что, но всегда во устах си златоструйную слова имый реку Нил изобилно, сладко глаголет, ниже истощания бояся, ниже меры преходя, диколы ж, триколы, равноколы и весь период художеству предаше, да коеждо слово, мусикогласно входя во ушеса, насладит слышателя и яко медвеная река коеждо напоит сердце, от коего сладкаго течения и художество именовася риторика, еже есть течение.

Определение есть краткое слово, составлено о(т) рода и разнства, сказующее существо коеяждо вещи. Род по Стагириту есть распростираемый на множайшия и разнствующыя по виду, яко животное, камень, трава и проч. Разнство же яко словесное, нечювственное и проч. Риторики убо определение есть по древним многообразно, по новым же и обще сие: риторика есть художество благоглаголати. Зде род художество, вся науки свободныя и несвободныя приемлющь, яко врачебную, тектонскую и проч. Разнство же еже благлаголати, разлучающе от прочих художеств и риторице токмо едино дающе благая, полезная, потребная и чесому либо глаголати; художество именовася за еже имети предания такая, яко тем присночюдный явится глаголяй, не речи, но бисеры испуская драгия.

Риторики дело есть еже обрести и глаголати ритору вся потребная, ко еже препрети же и понуждати слышателя к своей мысли. Конец еже препрети слышателя и привлещи к своей воли. Вещество ж и подлежащее сея суть вся видимая и невидимая, или умная в круглоконечном мире и превышше небес. Тем же ритору должно многая вещей всяких видети, слышати, чести и знати, и тако, пучину вещей ведения в персех имея и каноны риторики храня, никогда ж в мире оскудеет благоречия.

Взыскание сугубо бывает: неопределенное, глаголемое от риторов фесис, и определенное, именуемое ипофесис.

Фесис есть общее вещи взыскание, кроме коего либо обстояния. Яко сице: должно человеку славити и благодарити Бога. Господь Бог, от нечесого же вся сотворив, вручи человеку, создав того, горе, зряще да мудрости убо Божией присно дивится, красотою же наслаждается. Должен убо человек, Бога непрестанно благодаря, славити не токмо яко создателя, но и яко богатейшаго благодетеля. Сие обще и без обстояния коего?либо бываемо фесис есть.

Ипофесис же яко аще монаху должно око свое часто простирати не яко философ Анаксагора к златозарному солнцу, но к самому Богу живому, и отверз убо уста, язык же разрешив, тому славословия и благодарения елики часы написати должно есть: должно монаху частше Бога славословити, нежели дыхати. Зане в начале от небытия в бытие Бог и привел, и во утробе матерни изобразив, та ж оттуду в мир егда извел вся сущая, яко солнце, звезды, небо, землю, воду, цветы и проч. Оставлю счиляти, яко щедротами своими побеждаем, невозможе пагубы его видети, но со тщанием и неизреченным смирением из отчиих недр низшед, скоро обрете и духом святым и водою от праотческаго греха измыв, паки роди плотию своею и кровию себе самому, неизреченною любовию соедини, печатию духа святого яко драгое сокровище запечатствова, от умных татей охрани, паки омовение грехов даде покаяние, немощей тяжкоценное врачевство остави – елеопомазание, церковь ему святую постави посреде мира, прибежище всяких бед и напастей.

Ведомо ж буди, яко аще кий ритор сухоязычен и пустоустный, не имать доволное вещество и доводы ко утверждению коея?либо вещи, да не абие в ипофесис, но в фесис, яко в крисово да внидет сокровище и тамо обрящет цветы благоречия и златоструйнаго Нила седмь устия. И, доволно в фесис обходив, да изы?дет от нея, яко ис пучины меда погружен и, став на вид яко на камень, да утвердит свою мысль на потребе.<… >

Благовонствующее тело всех художеств царицы риторики пять имать частей, яко рука свободная пять перстов имущая,

яже суть обретение

сочинение

сказание

память и

произношение

1. От них же обретение 1 сущи часть неудобнейшая от прочих частей и требует остроумия, быстропарному орлу подобнаго, яко, скоро скоро облетев, всюду обрящет доводы, разумения и показания на украшение слова и препрение слышателя к своей мысли.

2. Сочинение учит собранныя к прению вещи, доводы и прочая, коеждо на свое положити место – не яко по притче сапоги на главу и шапку на ноги, но по чину и благому обычаю. Яко в начале предисловие, та же повествование и потом утвержение, законы и свидетельстванми или разрешение с показанми и, конечно, эпилог по изрядному художеству. И рука бо, смешаны имуща персты, ниже даяти, ниже прияти и показати что может.

3. Сказание, украшающее слово, сладкогласно во ушеса удобь входимо и гладко творит, очищающи е варварскаго и грубаго гласа. Период сочиняет кругловидный, двочастный и тричастный, четверочастный ли, многочастный и, вся обшедши мусов вертограды и цветы благоречия обравши, слово медоточно творит, да сладкомудрие, слышателя препрев, своей подчинит воли.

4. Память (яже естественный дар паче, яко и пятая часть, нежели художественный) стяжаваема доволным трудом и чтением своих и чюждых книг, художественным деланием слова и воспоминанием частей, помнити и крепко во уме держати намеренная глаголати ритору.

5. Произношение указует, како леть ритору чисто и сладко из уст и гортани словеса произносити, и по силе красно, сладко, цветено беседовати, подражающу разумочинному органу: не сонносно пети к молчанию паче, а не к слышанию желание к предстоящым творя и, по Одиссею, к заграждению ушес воскомь, не единогласное око от секиры, но разноперсто, образно, по разуму вещи: зде печално и жалостно, и зде радостно и весело, ныне осклабася и смехаяся, и ныне возяряся и гневаяся. И сия не токмо гласом, но и движением, и начертаванми главы, рук, ног, зрением очес и проч.

Вся ж сих не безчинно и безумно, но смысленночинномерно (и доброе бо несть добро не добре творимо) и лепотно, возбуждая тыяжде страсти у слышащых.

Уму всякому, аще и остропарный в густыя темности обретения доводов и показаний погружаему и яко в ин лавиринф зле страждущу, сладкоименитая риторика, яко свеща огненнояснозрачная, водящи дверь показует обретения и в вертограды благоречия, яко в крисово водит бездное сокровище. Сии суть места не токмо глаголемая от риторов внутренняя и художественная, но и внешняя и нехудожественная глаголемая.

Внутренняя убо и художественная глаголются места во утробе существе и естестве вещи обретаемая от ритора, яко душа есть безсмертна и бестленна, невещественна бо, от него же смерть и тление.

Внешняя же и нехудожественная именуются от вне емлемая, сиречь от иных свидетельства, яко душа есть безсмертна, зане тако рече Платон или тако мудрствова ин философ. Зде явно не от вещи, но от внешних свидетельств души безсмертной быти изявляет.