Проклятие королевы фей, стр. 47

Восторженные крики собравшихся смолкли, сменившись напряженной тишиной.

Вдруг Остин с ужасом понял, что это не вымпел, а простыня, и тонкое льняное полотно хранят на себе бесспорный след невинности его невесты. Остин пошатнулся, чувствуя, как вся до последней капли кровь схлынула с его лица, а затем, обжигая жаром, прихлынула обратно.

Он был посвящен в рыцари десять лет назад — достаточно долгое время, чтобы знать: эта безобидная с виду тряпка, трепещущая на ветру, не белый флаг капитуляции, а открытое объявление войны.

Остин взбежал по винтовой лестнице. Мгновение он колебался, не сбить ли засов ударом ноги, но решил не тратить силы на такие пустяки. Однако он все же позволил себе отшвырнуть в сторону деревянный брус и пнуть дверь так, что она, распахнувшись, с грохотом ударилась о стену. И лишь тогда Остин осознал, что совершил страшную глупость и вошел безоружный и без доспехов прямиком в стан врага.

Холли же скрыла прелести своего тела под длинным платьем из изумрудно-зеленой парчи, шитой золотом. В ямочке ее белоснежной шеи кровавой слезой сверкал большой рубин. На плетеном поясе, которым была перетянута ее стройная талия, висел флакон для благовоний в виде золотого шара, усыпанного бриллиантами. Она накинула на отросшие кудри сетку из тончайшей золотой нити, но волосы отказывались смириться с неволей и выбивались непокорными локонами.

Холли стояла у окна, ослепительно красивая и такая изящная, что Остин едва сдержался, чтобы не пасть на колени к ее ногам, вручая ей свое сердце и душу.

Взглянув на безукоризненную внешность жены, Остин болезненно ощутил, что сам одет в пропитанную потом рубаху, а влажные волосы его растрепаны. Стиснув кулаки, с вздымающейся от едва сдерживаемой ярости грудью, он, вероятно, казался ей настоящим дикарем. И вчера вечером он ничем не попытался развеять такое представление о себе. По всей видимости, теперь Холли укрепилась во мнении, что все валлийцы набрасываются на своих жен, точно жеребцы, покрывающие по весне кобыл.

Разъяренный и пристыженный собственной грубостью, Остин, избегая смотреть на жену, обвел взглядом тонкие восковые свечи, накрытый на двоих стол у очага, застланный льняной салфеткой, круглую лохань, над которой поднимались струйки пара, арфу, прислоненную к положенным на полу подушкам.

Роскошную кровать, хрустящие белоснежные простыни и маняще откинутое покрывало из соболей.

Остин зажмурился, сообразив, что его жена заручилась помощью могущественных союзников. Похоже, случившееся вчера ночью превратило ее из принцессы в королеву, которая сразу же принялась распоряжаться в его замке из запертой башни.

— Добрый вечер, сэр, — произнесла Холли голосом, благозвучным, словно церковный гимн. — Я взяла на себя смелость распорядиться накрыть стол и приготовить для вас ванну.

Остин грустно подумал, с какой радостью он принял бы подобные знаки внимания от той жены, какой когда-то считал Холли.

— Я не голоден, — проворчал он. Но не мог утверждать столь же решительно, что не грязен.

— Жаль. Я попросила Винифриду приготовить ваши любимые блюда. Соленой миногой и не пахнет. Я хотела заверить вас, что ваши старания ублажить меня не остались незамеченными.

Сперва Остин решил было, будто дерзкая девчонка вздумала напомнить ему, что сам-то он во время последнего свидания мало думал о том, чтобы сделать ей приятное, грубо ища собственного удовлетворения, но на улыбающемся лице Холли не было и тени издевки.

— Ведь вы были так любезны, что освободили отца Натаниэля и позволили Элспет провести со мной целый день.

Остин воздел перст к небу.

— Не Элспет ли я только что видел разгуливающей по крыше?

На устах Холли заиграла выводящая его из себя улыбка. Плавно скользнув к столу, она заняла свое место, позвякивая флаконом с благовониями.

— Удивляюсь, как это вы не заставили Кэри пронзить ее стрелой.

— Если бы я знал, чем она занимается на крыше, возможно, я и приказал бы снять ее оттуда таким образом. — Остин устало опустился в кресло напротив. — Разумеется, я уверен, вам совершенно ничего не известно о том, что сделала ваша служанка. Вы ведь не упускаете случая напомнить мне при первой же возможности о своей невинности.

Наполнив вином кубки, Холли протянула один мужу, не позволяя себе даже покраснеть. Остина просто бесило, как это его жене удается по-прежнему выглядеть чистой и непорочной, словно мадонна.

— Боюсь, только не сейчас. От правды никуда не скрыться, и поскольку вы отпустили моего священника, я поставлена перед неизбежностью положиться на вашу милость.

Остин поднял бровь, приглашая ее продолжать.

Холли пригубила вино.

— Я вдруг подумала, сэр, что вы, возможно, попытаетесь избавиться от меня, расторгнув наш брак, и с позором отошлете меня назад к отцу.

Остин поймал себя на том, что не может оторваться от соблазнительных губ Холли, на которых остались рубиновые капельки вина.

— К чему мне это? Чтобы ты смогла и впредь разбивать мужские сердца?

Холли бросила на него осуждающий взгляд из-под ресниц, кажется, отросших еще больше за время разговора, и продолжала так, точно Остин и не прерывал ее:

— Как мне видится, достигнуть этого вы можете двумя способами: утверждая, что брак наш на самом деле не осуществился, или же заявив, что я взошла на брачное ложе уже не девственницей. Вот почему я воспользовалась этим совершенно честным, хотя и варварским обычаем, чтобы доказать свою невинность вашим людям.

Откинувшись на спинку кресла, Остин, прищурившись, оглядел жену. Помимо своей воли он восхищался ее проницательностью, при этом с ужасом сознавая, что от симпатии до любви один шаг.

Остин покрутил кубок в пальцах.

— Если бы я знал, миледи, что вы так жаждете зрителей, я пригласил бы всех в спальню. И вам бы не пришлось наслаждаться восторженными криками издали.

— Я и так все хорошо слышала. Приятно сознавать, что не все мужчины Каер Гавенмора приравнивают красоту к распутству.

Остин начал было возражать, но тотчас же осекся, вспомнив, что поступки его опровергают слова. Он был вынужден признать, что Холли похожа в настоящий момент не на распутницу, а на ангела. Да, его грубые ласки лишили ее девственности, но невинность засияла еще ярче, укрывая молодую женщину девичьей фатой. Не в силах отмахнуться от этого видения, Остин, с грохотом опустив кубок на стол, вскочил с места.

Он прошел за спиной Холли, и она ощутила, как у нее по затылку пробежали мурашки. Ее даже обрадовал отказ мужа принять ванну, ибо от Остина пахло солнечным светом, свежескошенной травой и всеми чарующими запахами лета, в которых ей так долго было отказано. Холли нестерпимо захотелось провести губами по жестким вьющимся волосам, выглядывающим из-за ворота рубахи, прильнуть в поцелуе к обветренным губам мужа.

Когда Остин снова оказался перед ней, его лицо было холодным.

— Дело вовсе не в том, что я на основании ниспосланной тебе богом красоты делаю выводы о твоем распутстве. Просто я… ты… — казалось, он не мог без боли смотреть на нее, — … я в тебе разочаровался. Ты совсем не та женщина, которую я брал себе в жены.

Холли поднесла кубок к губам, чтобы скрыть, какую глубокую рану нанесли эти слова. Все ее воспитание преследовало только одну цель: сделать из нее завидную пару для будущего супруга. Холли терялась в догадках, разочаровала ли она мужа на брачном ложе. Предательский комок сдавил ей горло.

Холли сглотнула его, отхлебнув вина.

— Кажется, мы подходили друг другу — до тех пор, пока ты не раскрыл мой обман.

— Тогда я считал тебя…

— Совсем другой? — мягко подсказала она.

Остин ударил ладонью по столу с такой силой, что посуда задребезжала. Его глаза сверкнули ледяным огнем.

— Да! Совсем другой! Некрасивой, невзрачной девушкой, которая ни в одном мужчине не пробудит желание бросить вызов ее мужу. Верной женой, которой рыцарь, призванный под ратные знамена, может доверить заботу о замке и вассалах, не терзаясь ежесекундно видениями того, как она уступает домогательствам какого-нибудь проходимца. — Резкость в голосе Остина притуплялась невыносимой тоской, пронзившей сердце Холли сильнее его гневных тирад. — Женщиной, в которой я был бы всегда уверен и которая с радостью ждала бы моего возвращения. Преданной женой и матерью моих детей.