Озорница, стр. 46

— Нет! Ни в коем случае! — запротестовала Эмили, крепко сжав руку Тэнси. — Сейчас же дай мне слово, что, если ваши пути снова пересекутся, ты ему не скажешь, что встретила меня. Он не должен знать, что я в Лондоне.

— Да что с тобой, Эм? В беду, что ли, угодила? Хороший же человек, сразу видать. Уверена, что он тебе поможет, если ты дашь ему шанс.

Эмили крепко зажмурилась, пытаясь отогнать образ Джастина, тянувшего к ней руки.

— Теперь он ничем не сможет мне помочь. Я совершила нечто ужасное, и если он узнает, то возненавидит навсегда.

— Да брось. Ну что ужасного могла ты совершить?

Что может быть страшнее того, что она полюбила Джастина? Что может быть страшнее того, что позволила ему полюбить себя, а сама все время лгала, бессовестно его обманывала? Эмили не знала ответа на эти вопросы и только тряхнула головой, без особого успеха пытаясь сглотнуть ледяной комок, застрявший в горле.

— Ну, тогда пошли со мной, — предложила Тэнси. — Миссис Роуз примет тебя с распростертыми объятиями, да и гости ее будут рады. О такой завидной девице им можно только мечтать. Сможешь неплохо заработать, и никогда больше не придется просить о помощи. Конечно, нужно честно потрудиться, но работа не пыльная и прибыльная.

Тэнси будто вслух высказывала затаенные мысли Эмили, и ей стало жутко. На долю секунды она представила, как ее тела касаются чьи-то холодные, чужие руки, и ее всю передернуло от омерзения.

— Прости, Тэнси, я рада за тебя, но сама никогда не смогу, прости.

Обеим стало неловко; почувствовав себя чужими, девушки смотрели друг на друга уже отстраненно и впервые ощутили, что завели серьезный разговор посреди шумной улицы. Прохожие поглядывали на них странно. В темнеющей витрине магазина Эмили поймала свое отражение — потертое темное платье, рваные чулки и шаль, зияющая дырами, из ветхих перчаток торчат кончики пальцев. Как посмела оборванка приставать к расфуфыренной даме? Ее наихудшие опасения оправдались, когда Тэнси достала из сумочки монету достоинством в один шиллинг.

— Крупных денег у меня не осталось, — сказала она извиняющимся тоном, — но есть кое-какая мелочь. Давай-ка куплю тебе пирожок с мясом?

Эмили не могла отвести глаз от блестящей монеты, а тут еще со стороны булочной потянуло сладостным запахом горячего хлеба. Набегала слюна так, что девушка едва поспевала ее сглатывать. Но нет, ни за что! «Никогда больше не буду жить за чужой счет! Никогда никому не позволю платить за меня! Даже Тэнси». Эмили поспешно отвела руки за спину подальше от соблазна.

— Нет-нет, спасибо, не надо, я сыта. Только что отобедала у подруги, подавали жареного фазана, мое любимое блюдо, я не смогла себе отказать, а уж соус был просто объедение. — Эмили начала медленно отступать. — На десерт были пирожные… ну, ты знаешь, те самые… их поливают бренди и поджигают. Съела полтарелки пирожных и запила сливками. Наверное, помнишь, как я люблю сливки? — Прижав ладони к животу, она добавила: — Удивляюсь, как все уместилось, но живот набит до отказа. Сейчас я похожа на рождественскую индюшку.

Их уже разделила толпа людей, снующих по магазинам, и Тэнси казалась наседкой среди кучи беспорядочно сваленных у ее ног нарядных пакетов и коробок.

— Эм! Подожди, не уходи! — закричала бывшая горничная.

Эмили приветственно махнула на прощание рукой:

— Желаю всего самого лучшего. Рада была услышать, что ты хорошо устроилась и счастлива на новом месте. Надеюсь, вскоре увидимся, чайку попьем.

Солидный мужчина в темном плаще остановился возле Тэнси, вежливо приподнял шляпу и поинтересовался, не может ли помочь ей собрать покупки. Эмили воспользовалась тем, что внимание подруги отвлекли, смешалась с веселой группой школьников, распевавших рождественские песенки, и растворилась в толпе. Но даже когда повернула за угол, ее неотвязно преследовал с детства знакомый мотив, воскресавший теплые воспоминания о нарядной елке и подарках в чулке. Так и было, пока жив был отец, а сейчас на душе тоскливо и пусто, гложет чувство пострашнее голода. Еще на память пришел Джастин в окружении жадно внимавших ему маори; чтец рассказывал им о великом смысле и торжестве Рождества Христова.

«Гримуайлд на Портланд-сквер», — стучало в голове.

По улице неспешно двигались служители, зажигая газовые фонари, вокруг кишела толпа радостно возбужденных людей, а ноги несли неизвестно куда и зачем, но даже от быстрой ходьбы не проходил холод, сжимавший сердце. Издали послышался перезвон колоколов собора Святого Павла, и Эмили подумала, что Пенфелд сейчас, наверное, уютно устроился возле камина и блаженствует за чашкой горячего чая.

Надо запомнить: Гримуайлд на Портланд-сквер.

Позади остался шум большого города, наступил вечер. Эмили обнаружила, что оказалась в начале широкой улицы, по обе стороны которой возвышались витые железные заборы и могучие дубы, царапавшие небо голыми ветками. В этом районе сохранился чистый снег, покрывший белым ковром лужайки и фонтаны. Эмили чувствовала себя здесь пришельцем с другой планеты.

Значит, Гримуайлд на Портланд-сквер.

Как можно быть такой глупой? С чего это она взяла, что сможет жить с ним в одном городе, ходить по тем же улицам и даже глазком не попытаться взглянуть на него? Может, сидит в одиночестве в своем большом доме, пригорюнился, и некому его утешить, развеять печаль и тяжкие мысли? Или бродит по заснеженному двору и мечтает снова увидеть свою Эмили?

Надо выяснить, а для этого есть только один путь.

Снова повалил густой снег. Эмили накинула шаль на голову и быстро зашагала вперед. Теперь у нее была четкая цель.

17

За окном кружились пушистые хлопья, покрывая белым ковром зеленую лужайку. Хотя Джастин не переставал мечтать о солнце и море, его неизменно волновала картина падающего снега, девственная чистота которого несла свежую надежду.

— Джастин, дорогой, ты где?

«Ну вот, опять», — с досадой подумал Джастин, грустно вздохнул, и на оконном стекле расплылось мутное пятно. Мать не могла оставить его в покое ни на минуту, а прятаться от нее бесполезно. Раздвинулись тяжелые шторы, и в нос ударил знакомый терпкий аромат духов.

— Ах вот ты где! А я уж подумала, что опять залез под кровать, как в детстве.

— Все равно бы не помогло. Окажись я под кроватью, ты велела бы дворецкому вытащить меня за ноги.

— Не говори глупостей, — укоризненно сказала мать, игриво хлопнув сына веером по руке. — Ты обещал уделить внимание моим гостям, а сам прячешься за шторами. Как ты можешь пропустить мой рождественский бал! Единственное, что от тебя требуется, — почтить общество своим присутствием. В конце концов, это всего лишь небольшой семейный праздник.

Джастин горестно вздохнул. «Небольшим семейным праздником» герцогиня называла сборище сотни гостей, битком набивших шестигранник бального зала.

— Я же говорил тебе, матушка, что у меня нет настроения общаться с людьми. И так голова трещит, полным-полно серьезных проблем, а ты хочешь, чтобы я любезно улыбался и весело болтал с пустоголовыми красотками.

— Речь идет о пропавшем ребенке? Послушай, по-моему, пора взяться за ум и перестать волноваться по пустякам. Это не твоя забота. Поисками ребенка занимаются профессионалы, и надо им довериться. Найдут они мальчишку, не беспокойся.

— Речь идет о девочке, — в сотый раз напомнил Джастин. — Я же тебе много раз говорил: о девочке.

— Кстати, о девочках, — подхватила мать, извлекая надушенный носовой платок. — Настоятельно рекомендую поближе познакомиться с дочерью дю Пардю. Если помнишь, я тебе о ней рассказывала. Изумительная девушка, только что закончила обучение в пансионе. — Герцогиня выставила платок за шторы и принялась махать им, как белым флагом. — Сюда, сюда, дорогая.

Джастин прикрыл руку матери краем шторы и недовольно поморщился. Визгливый ее голос действовал на нервы, но особенно неприятными были настойчивые попытки герцогини как можно быстрее женить сына. Вернув наследника, она, по-видимому, тотчас захотела «дополнить» его внуком.