Город пахнет тобою..., стр. 61

 — Иди отсюда! — выхватил трубку Георг и замер, вытянув руку.

 — У нее билет. Она собрала вещи.

 Я схватил блокнот и написал:

 «Рейс? Номер?»

 Ткнул Георгу в нос.

 — Во сколько она улетает и каким рейсом? — осторожно спросил он.

 — Aeroflot Russian Airlines. Рейс SU-116, 01-00, 08/04/08, — видимо, прочитал Штефан.

 «Закажи билет. Я полечу с ней».

 — Больной? — заорал Том. — У тебя визы нет!

 «*** с визой! Закажи билет! Тот же рейс!»

 — Штефан, две секунды, не кладите трубку, — подошел к телефону Густав. — У нас тут Каулитцы сейчас проистерят, а мы с Георгом подумаем.

 — Только быстрее думайте, я на минуточку вышел.

 — Мелодию на слух сможешь подобрать? — повернулся Густав к Георгу.

 — Если не глобально умную, то смогу, — пожал он плечами.

 — Отлично! Штефан, нам надо часа полтора, чтобы подготовиться. Вы ведь живете в Грюневальде? Там есть бар «Вивальди». Небольшой ресторанчик, тихий и уютный. Знаете?

 — Конечно. Вы хотите, чтобы я отвел туда Марию?

 — Да. Им владеет мой дядя. Я сейчас позвоню ему, попрошу закрыть на спецобслуживание.

 — Вы что, совсем спятили? — заорал Том. — Один в Россию собрался, второй по ресторанам решил пошляться!

 Я стоял рядом и многозначительно кивал.

 — Как ты с ними уживаешься? — явно поморщился Штефан. — Я бы их уже давно убил.

 — Я пацифист, — скромно пожал плечами Густав. — Особенно, когда имею дело с неандертальцами.

 — Что ты хочешь сделать? — рассмеялся он.

 — Да все просто. Сделаем красиво и романтично. Из зала уберем всех посетителей. Посадим в качестве фона работников ресторана. Потом, когда Мари обратит на нас внимание, народ из зала по-быстрому свалит, а там уж или она поедет из ресторана с нами домой, или одно из двух. Наиграем ей ту песню, пусть порадуется ребенок. Жалко Билл петь не может, а то я б его заставил выучить слова на русском. По-моему, должно получиться красиво.

 — Я согласен. Но вот Каулитцы почему-то спорят.

 — Каулитцы молчат, — сунулся к трубке Том. — Штефан, забери билет и не отдавай. Все документы у нее забери. Справку эту на выезд тоже забери. Всё забери. И деньги забери!

 «Пошли кого-нибудь за билетом!» — нацарапал я в блокноте.

 — Бля, да пошлю, отвали только, — огрызнулся Том.

 — Так, давайте сверим часы, — резюмировал Шолль. — Сейчас половина восьмого. Примерно в половине десятого я отведу ее в «Вивальди». Там мы типа выпьем кофе. Ну, а потом я заберу собаку, и вы уж дальше сами. Только отзвоните мне, как прошло. Боюсь, что после такой подставы, Мари не захочет со мной общаться.

 — Захочет. Побесится немного и захочет. Это же для нее было сделано, — улыбнулся Густав.

 Я прищурился и поджал губы. Нет, Штефан друг и все дела, но я не планировал, что Мари продолжит с ним общаться. Я бы хотел, чтобы он остался приятным воспоминанием, чем постоянным напоминанием. А то вдруг он купит себе еще одну «Бугатти» и Мари свалит в его замок в горах Швейцарии.

 — Билл, если ты ее упустишь, я лично сверну тебе голову, — не подозревал Штефан о моих ревностных мыслях.

 Я широко улыбнулся. Хотя, наверное, лучше сказать — мило оскалился.

 — Он показал тебе фак, — заржал Том.

 — Сам такой, — хихикнул Штефан. — Все, ребята, операция «Возвращение блудной дочери» перешла в финальную фазу. Если вы ее провалите…

 — До встречи, — хором отозвались мы и скинули вызов.

 «Пошли кого-нибудь за билетом!» — опять показал я Тому блокнот.

 — Водителя сейчас вызову и пошлю в аэропорт, — сдался брат. — Зачем тебе?

 «Надо».

 — Придурок. У тебя же нет визы! — морщился Том упрямо.

 — Слушай, купи ты ему билет, пусть уже отстанет, — Георг задумчиво чесал затылок и оглядывался. — Гитару-то я с собой не привез.

 — А это все к Густаву. Его идея была, — пожал Том плечами.

 — Заткнитесь, а. — Густав звонил дяде. — Я тоже без барабанов, если вы обратили внимание. Билл, не стой столбом! Тащи ноут с этой песней. Надеюсь, у тебя хватило ума ее не стирать? Включи ребятам, пусть прикинут, как мелодию играть. Алло, Макс, привет. Узнал?.. Чего это я зазвездил? Ни в коем разе. Я матери-то раз в столетие звоню… Ну прости. У меня к тебе дело такое… Эээ… Конфидициальное. Можешь помочь? Причем отказ я не приму. Мы уже со всеми договорились.

4

 Если бы хоть кто-нибудь знал, как я заебался. Заебался быть нянькой, заебался следить за каждым шагом, заебался решать многочисленные проблемы — мелкие, большие, всякие! Почему сейчас я должен ехать через полгорода, чтобы пнуть этого говнюка, которому класть на собственное здоровье? Оно мне надо? У меня полно дел. Меня ждут друзья. И какого *** я вынужден быть мамкой, нянькой и еще хер знает кем для дылды, которая на полголовы выше меня? Блядь, убью, гаденыша! При всех отвешу волшебный пинок! Со злости пнул дверь квартиры Каулитцев — для тренировки. Она и открылась. Эти идиоты еще и не закрылись?

 В квартире пахло табаком. Курили! Отлично, у нас драная глотка, и мы ж еще и куревом травимся! Твою мать! Я просто его сейчас зашибу. Легче будет найти нового, чем вылечить старого, который ни *** еще и лечиться не хочет! Прошелся по квартире. Судя по всему, они вчера пили. Кальян стоит. Коробки и лотки из-под жратвы. Срач, как в притоне. Тьфу, находиться в квартире противно! Так, кто-то спал в гостиной — плед аккуратно сложен. Густав, наверное. Где остальные? На столе яичный ликер. Хм, фрау Ефимова соизволила нарисоваться? Кроме нее эту дрянь больше никто не пьет. Въебать бы ей, чтобы мало не показалось. С ней надо отдельно разбираться, тет-а-тет. А то сейчас всем табуном на защиту несчастной русской встанут. Я заглянул во все комнаты — никого. Оставалась самая дальняя. Помнится мне, мелкий Каулитц ее под себя резервировал.

 В едва различимом полумраке представшая картина вызывала улыбку умиления. Они спали втроем — Билл, наполовину свесивший зад с кровати, Георг и Том, высунув одинаково волосатые ноги из-под одеял. Том и Билл жались друг к другу. Впрочем, как обычно. Иногда мне кажется, что они сиамские близнецы, разделенные в детстве злым хирургом. Георг завернулся в одеяло, как в кокон. Заорать на них что ли? Не одному же мне ходить с поганым настроением. Интересно, а куда делась русская? Черт с ней. Я хищно улыбнулся и набрал в грудь побольше воздуха, чтобы гаркнуть громко и эффектно. Неожиданно между Каулитцами что-то завозилось. Я удивленно уставился на копошение под одеялом. Кажется, я знаю, куда делась русская. Отошел на пару шагов назад и уселся в кресло. Чутье подсказывало, что через несколько секунд я получу ответ на вопрос, с кем же она все-таки спит. Ведь спит с кем-то! Носом чую!

 — Том! — скинула она с себя их руки и резко села, сдергивая одеяло. Том поежился и попытался укрыться. Билл сонно выдохнул и… обхватил ее за талию, прижав к себе. — Я из-за вас сварилась. Билл лежит на самом краю, того гляди свалится. Билл, скажи ему, — капризным голосом тянула Мария.

 Сказать, что я охренел, значит, ничего не сказать. «Билл, скажи ему!»? Билл? Да он же… Он же, как гадюка, шипеть начинает, стоит ей оказаться в поле его видимости.

 Том буркнул что-то нечленораздельное и, забрав с них одеяло, уполз к Георгу. Мари, недовольно поджав губы, шлепнулась обратно на подушку, сложила руки на груди. Даже отсюда я видел, как в ее голове рождается план мести. Билл вытянулся вдоль нее, потянулся, закинул ногу на бедра и привстал на локте, подмяв девчонку под себя. Оп-ля! О-ля-ля! Я не видел лица — волосы скрывали, зато я хорошо видел, как его рука ласкает ее тело. И как это самое тело тут же начало отзываться на ласки, как девичьи руки гладят спину, оставляя едва заметные красные полосы от ногтей. Они целовались. Мари убрала патлы Каулитца за уши и, закрыв глаза, с упоением с ним лизалась. И в который раз за сегодняшний день я был сражен наповал. Я никогда не видел у него такого взгляда. Билл Каулитц похож на рысь. Он абсолютно не поддается дрессуре, никогда не знаешь, что у него на уме, если он нападает, то входит в раж и его невозможно остановить, он порвет в клочья. Это я понял не сразу, лишь спустя годы, пытаясь обучить несмышленого малыша с огромными перепуганными глазами каким-то особым нужным в нашей профессии артиста «фокусам». От остальных можно было добиться всего, их можно было заставить, в конце концов, используя не всегда честные и приятные приемы. У них выработался рефлекс — если Дэвид сказал, значит так надо сделать и спорить бесполезно. Даже Том мне подчиняется. Нехотя, скрипя зубами, корча мерзкие рожи, но подчиняется. А если пнуть хорошенько, то и в стойку встает, какую мне надо. С Биллом же все было сложнее. Наивный и забавный зверек вырос, превратившись в огромного неуправляемого лесного хищника, который класть хотел на чужие желания, если они шли в разрез с его собственными. Он, сам зачастую того не осознавая, строил всех вокруг себя, подчиняя и подминая. Билла невозможно заставить, его можно только сломать. Ломать мальчишку я не хотел. Я разрешал ему почти все. Он за это особо не выделывался. Но все равно, оставался дикой и непредсказуемой рысью, к которой не стоит поворачиваться спиной и терять зрительного контакта. А сейчас я видел, как эта красивая тварь пушистой шкуркой стелется под ногами русской девчонки, ласкается, обволакивает своей любовью. В его взгляде не было ни вызова всему миру, ни угрозы, ни агрессии. Наверное, я впервые увидел его лицо настолько расслабленным, светящимся мягким внутренним светом, взгляд наполнен такой всепоглощающей нежностью, а прикосновения к ее телу до такой степени ласковые, что в груди защемило. Билл Каулитц, о котором с содроганием вспоминает сам президент нашего лейбла и предпочитает лишний раз не связываться, по мановению какой-то чудесной волшебной палочки превратился из рыси в нечто большое, мягкое, пушистое, в комок нежности и любви, в сахарную вату и ванильный зефир. Он задрал ей футболку, продемонстрировав мне красивую грудь. Подразнил торчащий сосок кончиком языка. Рука между ног. Судя по ее возбужденному выдоху и движениям бедер, он вовсю ласкает там пальцем. Мари чуть сжалась, перекрестила ноги, улыбается влюблено. А Билл не спускает с нее внимательного взгляда. Он ловит ее дыхание, каждый взмах ресниц, подрагивание тела, прикосновения рук. Шевелит губами, виновато (???) заглядывая в глаза. Она отвечает кокетливыми игривыми взглядами. Без слов. Они понимают друг друга, предугадывают желания. Я никогда не видел его таким покладистым. Билл закусил губу и весьма недвусмысленно кивнул на открытую дверь. Взгляд, словно вересковый мед, — сладкий, манящий, тягучий. Мари для вида поломалась, потом резко притянула его к себе, обхватив ногами и руками, и по-хозяйски впилась в губы поцелуем. Интересно, когда они успели снюхаться? В туре цапались постоянно. Там не то что любви, там и симпатии-то не было. Она его едко поддевала, он ее грубо опускал. Значит, продюсер нам не подходит, а молодая капризная звезда в самый раз? Променять состоятельного перспективного мужчину и удачливого бизнесмена на истеричную особь не пойми какого пола? Ну уж нет, тут ты ошиблась, крошка.