Ипатия, стр. 50
Быстрее ветра от ворот к воротам, от корабля к кораблю разнеслась весть, что наместник замучил одного благочестивого старца, тело которого на глазах народа было перенесено ангелами в храм, где архиепископ благословил его, чтобы освятить народ и сделать плодородным этот год. Отовсюду стремился народ. Тысячи и десятки тысяч теснились перед собором. Здесь они узнавали, что святой Аммоний продолжает творить чудеса, исцеляя больных и воскрешая мертвых. Ангел принес ему с неба пальмовую ветвь мученика.
Двери божьего дома были широко открыты. Все громче и пронзительнее раздавался крик стоявших снаружи. Они тоже хотели удостоиться созерцания мученика, желая стать здоровыми и счастливыми!
Архиепископ закончил свою речь и отдавал необходимые распоряжения. Находившиеся внутри должны были немедленно, соблюдая порядок, выйти из церкви через алтарь, чтобы таким образом освободить место другим прихожанам. Два ряда монахов должны были уговаривать толпу уходить. Никого нельзя было оставить за дверями. Вся Александрия должна была в эту ночь стать участницей благодати, исходившей от святого Аммония. Святой Аммоний должен стать покровителем Александрии, которая еще так недавно поклонялась богам с бычачьими головами.
Час пробил. Небо ждет от своих добрых александрийцев доказательства их веры, и тогда последняя битва с язычеством наступит, будет выиграна и искуплена драгоценной кровью чудотворца Аммония.
Приказания архиепископа были исполнены. Людские толпы медленно и тяжело, но безостановочно покатились к выходу, и, ликуя и неистовствуя, теснились на их место новые. Первые, покинувшие церковь, надеялись еще раз войти в нее и побежали ко входу, чтобы вновь занять место на площади. Но здесь ждала уже половина города. Счастливцы, видевшие святого, могли только рассказывать и снова рассказывать. Новая прекрасная легенда родилась в эту ночь на Портовой площади Александрии.
Медленно проходил народ мимо катафалка. После речи архиепископа некоторое время стояла тишина. Слышны были только крики толпы, боровшейся в дверях храма. Архиепископ отдал новое приказание и скрылся в своей ложе.
Теперь через небольшие промежутки времени один за другим то тот, то другой священник или монах всходил на трибуну. Каждый, у кого был дар слова, должен был сегодня пустить его в ход. Церковнослужители, монахи и отшельники выставляли своих ораторов или фанатиков. Один говорил несколько минут, другой – час. Один смиренно призывал верующих к святой жизни и чистоте помыслов, другой рассказывал о видениях пустыни, об искушениях сатаны и исполинской силе воинов Господа. Третий выкрикивал призыв к борьбе с последними язычниками, с безбожными чиновниками и развратным, атеистическим константинопольским двором.
Потом – уже поздно ночью – появились внезапно маленькие певчие в белых вышитых облачениях и стали махать своими серебряными кадильницами вокруг святого Аммония. Все тяжелее становился воздух в церкви, все тусклее мерцали факелы. Все реже появлялись кроткие проповедники, все необузданнее делался бред отшельников и призывы монахов.
Кирилл со спокойным достоинством сидел на своем возвышении и лишь изредка нервно барабанил пальцами по перилам. Несколько молодых священников толпились около него. Время от времени посылал он кого-нибудь удалить с трибуны плохого оратора и поощрить хорошего. И снова посылал он послов в свой дворец. Неужели все еще нет известий от Исидора? Самое позднее, он хотел прийти в вербное воскресенье. Если он явится со своими неистовыми спутниками сегодня ночью или, по крайней мере, завтра утром, то берегись наместник императора, и да поможет Бог крестнице отступника.
Ночь прошла. Никто не утомился. Все еще выступали новые проповедники, все еще катились человеческие волны и была переполнена площадь перед церковью. В окна забрезжил слабый утренний свет. Кирилл встал. Поклонение трупу шло слишком медленно… Внезапно, одним ударом должен завоевать город его Аммоний.
Он сказал несколько слов своим адъютантам и снова сел. Выступил новый оратор – Гиеракс. Сперва казалось, что его ученое красноречие слишком слабо по сравнению с последними отшельниками, кидавшими в толпу слова, как зажженные факелы. Гиеракс попытался спокойно описать события этой ночи. Но внезапно он уставился на труп и закричал, что святой старец Аммоний шевельнул сейчас рукой в знак того, что он сотворил новое чудо, что он хочет посредством собственной силы переместиться в другое место.
Это сообщение подействовало, как удар грома. В минуту катафалк был окружен монахами, и сотни голосов закричали: «Дорогу, дорогу мертвецу! Дорогу святому! Чудо! Дорогу чуду!» Как будто ураган пронесся по церкви, – мужчины и женщины кричали, слабые падали под ноги, но все-таки проход образовался. Открытый катафалк пронесли между двумя человеческими стенами. Казалось невозможным протиснуть его в дверь, но и это удалось. А потом на плечах монахов наружу, вниз по лестнице, и дальше в обезумевшую толпу. Потом святой сам указывал свой путь. Гиеракс шел впереди. Кирилл больше не показывался. Черная масса монахов обступила катафалк. Сотни рук прикасались к нему, и катафалк катился сам по себе, а толпа очищала ему дорогу. Это тоже было чудом!
Чудо пронеслось через вал и дальше мимо дворца наместника. Несмотря на дикие крики, Аммоний не захотел остановиться здесь.
Позади Александровской площади процессия остановилась. Толпа лихорадочно следила за волей святого. Не намерен ли он совершить триумфальное шествие по разгромленному иудейскому кварталу? Не собирается ли он двигаться много дней, чтобы быть погребенным в священной земле древней Синайской горы?
Внезапно Гиеракс ринулся вперед, точно повинуясь приказанию святого. Он пошел дальше, и катафалк тронулся за ним. При свете дня под яркими лучами солнца толпа перемещалась с холма на холм. Сомнения больше не было. Крича от радости, несли монахи повозку между платанами, и сотни тысяч голосов кричали, благодаря Бога, и все были счастливы. Каждый понимал, чего хотел святой. На вершине холма стояла часовня; ее крышу поддерживали прекраснейшие колонны из розового мрамора. Крыша была золотая, и золотистые обручи охватывали колонны внизу, у их основания, и наверху, под стройными капителями. Прекрасна была и бронзовая дверь, а сама часовня сверкала драгоценными камнями. В середине ее стоял одинокий золотой саркофаг, и в нем покоился основатель города – Александр Великий. Язычник, грек, македонец, которого достаточно долго почитали, как какого-то идола, и чей прах не должен дольше осквернять окрестностей христианской церкви и внутренности часовни, давно нуждавшейся в более святом назначении.
Милый святой Аммоний! Как хорошо он придумал! Какое счастье для города, что золотая гробница будет хранить останки мученика!
Бледный от волнения и нерешительности, стоял Гиеракс перед реликвией города Великого Александра. Сам он происходил из старой македонской фамилии. Однако отступать было поздно.
Но святое дело не нуждалось в орудиях. Бронзовая дверь слетела с петель, золотая крышка гробницы свалилась, а то, что было под ней, исчезло. Действительно, исчезло! Шитая золотом пурпурная мантия – вернее, то, что осталось от нее через семьсот лет, оружие, императорское кольцо с громадным синим камнем, удивительный венец – все исчезло, даже урна с пеплом Александра Великого исчезла. Все превратилось в прах.
И тогда святой Аммоний расположился в гробнице Александра Великого, и сотни тысяч богомольцев приветствовали благочестивым пением начало нового дня.
Глава XI
КАТАКОМБЫ
Ясное утро вербного воскресенья застало наместника Египта и архиепископа за работой. Оба получили известие, что к городу приближается новая толпа отшельников. На этот раз их было сразу несколько сотен. Кирилл знал, что возглавляет их Исидор.
Наместник, рана которого почти перестала его беспокоить, удовольствовался тем, что писал и диктовал письма: письма императору и императрице, военному министру и управляющему дворцами. Содержание было везде одинаковое, менялся только тон. Сеющая ненависть тактика архиепископа дала свои результаты: сам наместник императора подвергся нападению, избежав смерти только чудом. Это было явным оскорблением его величества. На этот раз Кирилл открыто высказал свои симпатии, осмелившись не только выставить напоказ тело убийцы и оскорбителя его величества, но даже причислить его к лику святых. Надо принять во внимание, что Аммоний умер не по приговору суда, а был убит народом, это является явным доказательством того, что имя императора высоко почитается в Александрии. Решительные меры по отношению к зарвавшемуся церковному предводителю не вызовут никаких осложнений. В этом же духе Орест написал еще несколько частных писем и приказал в тот же день отправить их в Константинополь.