Пират, стр. 24
Ломов направился вдоль снежной борозды, уводящей к тайге, ее не успело запорошить. Она привела к границе аэродрома и таежной стены. Невысокий холмик под деревом был разрушен, грязно темнели мерзлые комья земли. Яма была пуста.
... В избе Ломов залпом выпил стакан спирта.
– Фокус!...– сказал он и забарабанил толстыми короткими пальцами по столу.– Ловко, однако!...
И что-то вроде жалости к воскресшему из мертвых Пирату зашевелилось в мохнатой душе его.
– Пущай живет, коли так. Пущай живет...– пробормотал Ломов себе под нос.
Потом спустился в погреб, острым охотничьим ножом отсек от туши изюбра изрядный кусок мяса и пошел на аэродром – подкормить собаку.
Однажды Пирату неудержимо захотелось покувыркаться, поваляться в сугробах. Щенячья эта блажь в тот же день пришла в голову и другим собакам в поселке, Как бродячим, так и хозяйским. Жители Уремы, глядя на резвившихся псов, облегченно вздыхали, поздравляли друг друга: «С теплом тебя!», «Дожили, слава богу!», «Пора, пора зимушке на покой...» Верная примета: резвящиеся, кувыркающиеся в снегу собаки – к теплу, скорой весне.
И действительно, через несколько дней с юга нашли низкие, рыхлые облака, хлопьями повалил сырой снег. Густые туманы окутали Урему. Недвижно стояли они над поселком целую неделю. Потом поднялся сильный ветер, прогнал на север тучи и туманы. Небо глянуло весеннее, пронзительной голубизны, тепло как бы смыло с него стылую белесость. И солнышко взблескивало молодо, резвилось в голубизне диковинной светящейся рыбиной. Каждое утро, вылезая из конуры, Пират подмечал, как постепенно темнеет, оседает высокая снежная шапка на крыше терема-аэровокзала, растут на карнизе ребристые блестящие сосульки.
Близился май. Но хозяина все не было. А Пират ждал. Он не пропускал ни одного прилета «ЯК-40», пожирал глазами спускавшихся по трапу пассажиров. Верил пес непоколебимо: вернется хозяин!
XIII
Из Москвы Константин летел со многими пересадками. Как водится, в аэропортах подолгу ждал. Наконец последний перелет на «ЯК-40» из сибирской глубинки на Крайний Север, в Урему. Работы в тех местах непочатый край, хватит на шесть-семь полевых сезонов. Столько же лет будет базироваться в Уреме аэрогеологическая экспедиция.
О Пирате он вспоминал редко. Зачем понапрасну душу бередить, если Константин точно знал, что не может позволить себе такую роскошь – завести собаку... Хороший был пес. Слава богу, в надежных руках.
...«ЯК-40» пробежал по взлетной полосе и остановился. За иллюминатором проплыл и замер знакомый терем-аэровокзал с аршинными буквами на крыше застекленной диспетчерской: «УРЕМА».
Константин в очереди пассажиров вышел на трап. Был он без бороды, в модном костюме, кожаных ботинках и ничем не напоминал того пропахшего тайгою и дымом костра бродягу, каким хаживал на профили. Внимание его привлек размером с телка пес огненного окраса. Он сидел возле трапа и внимательно осматривал выходящих пассажиров. Константин глянул на него мельком, потому что надо было смотреть под ноги, чтобы не упасть. И лишь отметил про себя: «Здорова собака! Интересно, какой породы?» Не признал он своего Пирата, не признал. И не удивительно. Полгода назад Пират был ровнехонько в два раза меньше ростом, уже грудью. Константин оставил его полущенком, а не взрослым, матерым псом... Геолог ступил на землю и тотчас был сбит с ног. В первое мгновение он подумал, что кто-то бросил на него сзади тяжелый мешок. Завизжали женщины; испуганный мужской возглас: «Он бешеный!!» Пассажиров будто ветром сдунуло.
Растянувшийся на бетоне аэродрома Константин наконец понял, что на него напала собака. Она лизала его, обхватив задними лапами.
Он рывком перевернулся с живота на спину и замер. Он увидел на собачьей морде черную полосу, тянувшуюся наискосок от уха до скулы и закрывавшую один глаз.
– Пират!!
Пират жадно лизал длинным языком губы, нос, щеки хозяина и скулил тонко, жалобно, по-щенячьи...
Они сидели за бутылкой вина, и диспетчер неторопливо, с подробностями рассказывал Константину жизнь Пирата за полгода.
Геолог сразу понял, что его встреча с Пиратом на аэродроме не счастливая случайность; поднявшись в диспетчерскую, он застал на службе того парня, которого перед отъездом просил отвести собаку Чейвыну. Диспетчер тоже узнал его. Он сказал, где живет, и просил Константина зайти к нему вечером. Потому что в двух словах невозможно пересказать все то, что произошло с Пиратом в отсутствие хозяина...
Константин слушал молча, лишь поскрипывал зубами. У ног лежал Пират, положив голову на ступню хозяина. Собаку пришлось впустить в избу: она закатила настоящую истерику, когда ее хотели оставить на крыльце. Скулила, визжала, лаяла, скребла когтями дверь. Она ни на минуту не хотела оставлять хозяина. Она не хотела больше терять его. Слишком дорогой ценой пес заплатил за ожидание...
Диспетчер наконец закончил свой рассказ. Молчали долго. Потом он сказал:
– Вот какой к тебе разговор, Костя... Коли не думаешь навсегда собаку брать, не увози ее сейчас. Не увози. Знаешь, подленько это будет выглядеть: полгодика позабавишься, а потом опять ногой под зад? Она ж к тебе еще больше привыкнет. И помрет с тоски. Как пить дать.
– Ты прав, дружище, прав...– не сразу согласился Константин.
Диспетчер уже знал, по какой причине геолог не может везти Пирата в Москву.
Опять долго молчали. Первым молчание нарушил диспетчер:
– Под Иркутском друг мой живет, заядлый охотник. Писал, что ищет хорошую собаку, своя померла,– сказал он.– Попробую с ним списаться, предложу Пирата. А?
– Пожалуй, единственный выход...
– Ко мне Пират вроде привык. Свяжу и отправлю грузовым самолетом. Другу телеграмму дам: встречай, мол.
– Да, да... Спасибо.
На полевые работы, в глухую тайгу, за триста километров от Уремы Константин с отрядом геофизиков улетал на следующий день.
Пока загружали «МИ-4» продуктами, геологическим снаряжением, свернутыми спальниками, Пират ни на секунду не оставлял хозяина. Геолог с ящиком на спине идет от грузовика к вертолету – за ним бежит Пират. Залезает в багажное отделение – туда вспрыгивает и пес. Константин старался вести себя естественно, говорил с Пиратом бодрым голосом. Чтобы тот ничего не заподозрил.
Но вот машина загружена. Пилоты заняли свои места. Геофизики один за другим залезли в багажное отделение. Константин поставил ногу на дюралевый порожек и замер...
Бортмеханик, молодой парень, появился из полутьмы багажного отделения с короткой палкой. Он размахнулся, далеко отшвырнул палку на бетонные плиты аэродрома и приказал:
– Пират! Апорт!
Стоявшая у ног хозяина собака инстинктивно метнулась вперед. Затем остановилась в растерянности: ведь не было приказа хозяина! Константин поспешно поднялся внутрь вертолета... Бортмеханик захлопнул дверцу. Пилоты запустили двигатель. Пришли в движение сабельной остроты лопасти винта.
Константин сел на продуктовый ящик, закрыл ладонями лицо. Так тяжело и скверно на душе у него никогда не было...
А Пират в это время стоял и крутил головою, следя за движением лопастей. Потом бросился на машину, попытался ухватить зубами металлический корпус. Двигатель ревел, заглушал беспрерывный собачий лай, лопасти вращались все быстрее, и поднятый винтом ураган сбивал шерсть собаки в одну сторону.
Вертолет поднялся на два-три метра и завис. Командир экипажа посмотрел через стекло кабины вниз. На колесе, вонзив в резину когти передних лап, висел Пират. Вертолетчик, не набирая высоту, резко развернул машину, и Пират упал на бетон аэродрома.
Вертолет набрал высоту и полетел на Север. Пес с лаем и задранной мордой пересек аэродром и побежал в том направлении, в каком полетела машина. Больше на аэродроме поселка Урема Пирата не видели.