Мыс Доброй Надежды, стр. 9
Пока Петя разговаривал с Артёмкой, Валя, оглянувшись назад, шепнул Юре:
— Тебе яйца реполова и желтобровки нужны?
— Конечно, нужны… — ответил Юра, но тут же добавил — Только не из птичьего городка.
— С ума сошли вы с этим городком! Мы же не будем разорять гнёзд, а только возьмём два яйца. Птицы ещё снесут.
— А Петя? — опасливо проговорил Юра.
— Петух и не узнает.
— Тогда давай действуй, — улыбнулся Юра, и они с видом заговорщиков пошли вместе с ребятами.
На проводах сидела какая-то птица. Валя поднял камень и, размахнувшись, швырнул в неё.
— Зачем? — вскрикнули сразу Петя и Нина.
— Это же сорокопут! Такой вредный, что и не говори. Он сидит сейчас и высматривает, где гнездо какой-нибудь птицы. А потом полетит и потаскает и яйца и птенцов. Это такой разоритель гнёзд, что вы и не представляете!
— Выходит, что он даже хуже вас с Юркой, — серьёзно проговорил Артёмка.
Через несколько шагов ребята оглянулись. Сорокопут снова сидел на проволоке. Петя заметил, что у него пепельно-серая голова с чёрной полоской у рта и белая грудь.
— У, сорокопут! — сказал он и метнул в него камнем.
Низко, над самой землёй птица улетела в кусты.
В тот же вечер, приготовив уроки, Улыбины пошли за водой. На длинную палку повесили два ведра, и так, с вёдрами посередине, Петя — впереди, Юра — сзади, шли сейчас мимо домиков посёлка. Они миновали усадьбу Бочкарёвых, длинный огород Звездиных, в конце которого выглядывал их дом, крытый черепицей домик Артюнянцев и поравнялись с огородом Лары Кузнецовой. Бабушка Лары, нагнувшись, полола что-то, а Лара поливала помидоры.
Петя поставил вёдра на землю и позвал:
— Лариса! Лара!
Девочка положила ковш в ведро и подошла к забору.
— Ты долго ещё поливать будешь?
— Последнее ведро…
— Тогда иди сейчас на мыс. Мы только воду отнесём. Я тебе что-то покажу…
Братья торопливо, расплёскивая воду, принесли вёдра, как вдруг Юра схватился за живот и сморщился:
— Ты иди, я полежу немного.
Петя побежал по дорожке, где впереди уже белела кофточка Лары.
— Ты всё-таки скажи, Петя, что ты хочешь мне показать? — спросила девочка.
— Сейчас узнаешь, — загадочно улыбнулся Петя.
Солнце быстро опускалось в море. Они торопились и не заметили, как дошли до гнезда пеночки, но та сама выскочила из домика.
— У неё здесь гнездо! — вскричала Лара.
— А ты откуда знаешь? — насторожился Петя.
— Они всегда так притворяются, — Лара изобразила, как притворяется пеночка: она опустила одну руку и побежала, прихрамывая. — Вот и тащит за собой крыло, и тащит, как будто лететь не может.
Тогда Петя показал ей пеночкину кибитку. Лара нагнулась и сказала с улыбкой:
— Ой, да здесь три яйца!
— Пять, — поправил Петя.
— Нет, три…
— Нет, пять…
— Да что я, до пяти считать не умею? Вон видишь — три.
— Как же так? Тут совсем недавно мы с Моргунком видели пять яиц.
— Нашёл мне тоже на кого ссылаться? — засмеялась Лара. — С Моргунком!
Петя повёл её к гнезду реполова, но и там не было двух яиц.
— Ну погоди, Моргунок! — пригрозил Петя. — Я тебе покажу! — и только сейчас ему стало понятно, почему Юра так себя вёл. — Ишь ты, у него животик заболел! Юрке я тоже задам, — добавил он.
— Нет, надо обсудить Валин поступок сборе отряда, — сказала Лара. — Может, хоть голос товарищей на него подействует.
На том они и решили.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Новый Пржевальский. Юра перепуган. Врать или не врать
А Валя в это самое время, разложив на столе свою коллекцию, определял, куда положить яйца реполова и пеночки. У него был много всяких коробочек, даже спичечных. И все они были настолько переполненными, что новые яйца уже некуда было класть.
— Мам, — сказал он, — может, ты освободишь мне пару коробочек.
— А откуда я их возьму?
— Да у тебя же есть одна от духов, а потом ещё в шифоньере лежит… Из-под печенья… Там у тебя всякие нитки да иголки собраны.
Марфа Петровна отложила нож, которым чистила картошку, вытерла руки и подошла сыну.
— Что опять нашёл, сыночек?
— Два яйца вот: пеночки-желтобровки и реполова. А положить их некуда. Да и потом, что это у меня за коробки — один стыд!
— Ох, горе ты моё, горюшко! Сколько у нас в посёлке ребят, и ни один ведь не собирает яйца. Только ты! Днём тебя нет, всё по лесу рыщешь, приходишь исцарапанный, грязный, рваный, только успевай зашивать. И ночь сидишь и колдуешь над этими яйцами.
— Мама, ты же знаешь, что я буду учёным. Орнитологом, то есть, учёным по птицам.
— Учёным! Ты бы хоть в школе-то учился, а то…
— Что? Что? — вскочил Валя. — Скажешь, плохо учусь? Посмотри отметки!
Он достал из сумки дневник и, перелистав его, положил перед матерью.
— Смотри! Ни одной тройки за весь год! Одни пятёрки! Чего тебе ещё надо?
Марфа Петровна знала, конечно, что сын учится хорошо. Уж сколько раз она ходила в школу, и Антонина Тихоновна всегда хвалила её сына. Первый ученик! Но вот эта его страсть к собиранию яиц не нравилась матери.
— Я знаю, Валя, учишься ты хорошо, — обняла она сына. — Но вот то, что ты такой жестокий и с птичками воюешь — это очень плохо! Брось ты, сынок, это дело!
— Пржевальский и Северцов тоже были жестокие люди… А смотри, какие дела сделали для Отечества.
— Это кто же такие твои Пржевальский и Северцов?
— И ты не знаешь, мама! — удивился Валя. — Это же величайшие учёные! Сколько они перебили птиц, сколько насобирали яиц! Или взять того же Брэма, — он снял с полки огромный том великого естествоиспытателя, — вот смотри! Эта книга издана в 1900 году. Шестьдесят четыре года прошло. А я, да и много других будем её читать и изучать. А он тоже собирал яйца!
— Зачем же тебе их собирать, если Брэм написал всё об этих птицах?
— Зачем, зачем? Я тоже хочу быть учёным.
Он положил Брэма на полку и снова сказал:
— Мам, а ты всё же дай мне коробочки.
Мать невесело улыбнулась и стала вытаскивать из коробочек маленькие флакончики из-под духов, нитки, иголки.
— Ты молодец, мама! — вскричал Валя, подбежал к матери и чмокнул её в щёку.
В дверях показался Юра Улыбин. Он был чем-то встревожен, поманил Валю пальцем и, выйдя в сени, прошептал:
— Ты взял яйца у пеночки и этого, как его, реполова?
— Взял. А что?
— Ох, и будет мне сегодня на орехи! Ты знаешь, что сегодня случилось?
Он рассказал про то, как они с Петей ходили за водой и как Петя повёл Лару показывать гнёзда, и даже про то, как он прикинулся больным.
— Ну и что?
— Нет, ты погоди! А если Петя увидит, что в гнёздах нет яиц?
У Вали впервые дрогнуло что-то внутри, но он храбро сказал:
— Не увидит. А если и увидит, то… Я же там следов не оставлял.
— Значит, врать будешь? — горячо прошептал Юра. — Скажешь, что не брал?
Открылась дверь, и мать выглянула в сени.
— Вы что тут секретничаете? Идите домой! Юра, ты заходи, заходи!
Юра пошёл. Взглянув на коллекцию, он спросил:
— А это ты когда нашёл? — и показал на большое белое яйцо.
— Недавно, в верховьях Гобзы. Гляжу — дупло. Залез кое-как на дерево, а из дупла как зашипит на меня кто-то… Думал, змея! А это оказалась сова. И под ней всего лишь одно, вот это яйцо.
— А какая это сова, ты знаешь? — опросил Юра, который знал, что есть много видов сов.
— По Брэму выходит, что это серая сова.
— Можно посмотреть?
Юра взял шереховатое яйцо, и по его блестящим глазам можно было догадаться, что он очень завидует Вале.
— Я бы достал и для тебя, — извиняясь, сказал Валя. — Но больше не было.
— А это чьё? — спросил Юра, увидев небольшое яичко с фиолетовыми и красными крапинками.
— Вот этого я не знаю, — оживился Валя. — Смотрел и по Брэму и по «Определителю птичьих гнёзд», но так и не узнал. Думаю, что лесная канарейка. Смотри, что о ней у Брэма написано: «Гнездо располагается на деревьях или высоких живых изгородях, между разветвлением сучьев или около ствола». А в «Определителе» сказано: «Свои гнезда зеленушка устраивает на ветвях деревьев, чаще всего молодых ёлочек, на высоте не более двух-двух с половиной метров. Отличительной чертой гнёзд является чрезвычайная их загрязнённость. До рождения птенцов гнездо чистое, но с появлением последних оно обрастает по краям бордюром помёта, который родители не уносят, как это делают другие птицы». А у этой гнездо было совершенно чистое.