Звездоплаватели, стр. 108

Белопольский был изумлен. Выходило, что венериане нисколько не боялись корабля. Они даже хотели осмотреть его.

Но не только удивление почувствовал начальник экспедиции. Он окончательно запутался в вопросе, за кого считать венериан? Кто они? Высокоразумные существа или дикари, поклоняющиеся каменной чаше и горящему в ней огню? Понятие о высоком развитии разума не соответствовало той картине, которую они наблюдали недавно. А желание посетить корабль совершенно не вязалось с представлениями о дикарях, которые должны бояться непонятного огромного предмета.

Простая и естественная мысль, что люди слишком мало знают о жителях Венеры, чтобы делать выводы, почему-то не приходила в голову Белопольского. Его раздражали эти загадки, встававшие одна за другой. Он был до предела измучен трехдневным пленом и непрерывной тревогой. Он не мог рассуждать сейчас с обычной ясностью мысли. Но по той же причине он не додумался и до этого.

Что ответить венерианам? Разумеется согласиться! Пусть посетят корабль, если им этого хочется.

У Белопольского мелькнула мысль, что хорошо бы захватить одного венерианина на Землю, но он тут же с негодованием отбросил ее. Это было бы гнуснейшим насилием, недостойным советского человека. Как могла возникнуть подобная мысль?..

Он повторил движения венерианина, показывая этим, что согласился на просьбу.

Все трое вернулись к вездеходу.

— Чем они будут дышать на нашем корабле? — спросил Романов, когда Белопольский рассказал о намерении венериан.

— Это совсем просто, — ответил Константин Евгеньевич, — воздухом Венеры.

Белопольский вошел в машину. Он пригласил обоих венериан последовать за собой, но они отказались.

Значило ли это, что они дойдут сами? Или Белопольский снова не понял их? И то и другое было возможно.

“Черепахи” подняли и понесли вездеход. Венериане пошли за ними

“Город” по-прежнему казался пустым. Но люди уже знали, что это впечатление обманчиво.

“Жаль, что мы не видели их жилищ, — подумал Белопольский, — те дома, где мы были, явно нежилые. У них должны быть мастерские, где изготовляются, например, блюда”.

Белопольского и Романова пронесли мимо знакомой “тюрьмы”. Они тревожно подумали, что “черепахи” повернут к ней и оставят их на этот раз на верную смерть. Но животные прошли мимо опасного места.

Вот, наконец, и розовый туннель.

Оба венерианина, сопровождавшие машину, повернули куда-то в сторону и исчезли. “Черепахи” вошли в воду.

Почти трое земных суток люди пробыли в плену у венериан, в подземном “городе”. Что они видели за это время? Можно сказать — ничего! Что узнали о венерианах? Очень мало! Приключение, едва не стоившее им жизни, ни на шаг не продвинуло вперед их знаний о жителях планеты. Загадок стало, пожалуй, еще больше.

Вот и дно озера, освещенное слабым светом загадочных бревен…

Берег…

Лесная просека…

Снова появились венериане. Было совершенно очевидно, что они вышли из пещеры другим, наземным, туннелем и обошли озеро по берегу. Значило ли это, что венериане не могли находиться под водой?..

Берег реки…

И, наконец, в темноте ночи черной громадой возник перед людьми силуэт родного корабля.

КОНЕЦ ПЛЕНА

Несколько минут восемь человек в каком-то оцепенении стояли перед светящимся экраном. Радость и горе, надежда и отчаяние — чувства, противоречившие друг другу, боролись в них, попеременно уступая место одно другому. Они боялись поверить своему зрению и страстно желали, чтобы все это не оказалось сном.

То, что они видели, было слишком невероятно. Появление вездехода, который на глазах трех членов экипажа был унесен в озеро, походило на сказку.

Всего несколько минут назад Мельников сказал: “Если они найдут нужным, то сами доставят тела наших погибших товарищей”. И вот, словно ему в ответ, машина стоит у двери выходной камеры. В ней должны находиться три мертвых тела.

Но приборы пульта решительно опровергали такой вывод. Фильтрустановка работала. Никто, кроме Белопольского, Баландина или Романова, не мог пустить ее в ход, не мог даже проникнуть в выходную камеру.

Но как могло случиться, что кто-то из них остался в живых, если кислород в резервуарах вездехода кончился еще вчера. Под водой, без доступа наружного воздуха, его нельзя экономить.

— Может быть, вернулся только один из них, — прошептал Мельников.

Это было единственным и, очевидно, правильным объяснением. На одного человека кислорода могло хватить на лишние сутки.

Кто же из трех вернулся на звездолет?

Один из тех, кого они уже “похоронили”, находился в выходной камере, совсем рядом. Но из восьми человек ни один не кинулся к ней. Они хорошо знали, что внутренняя дверь не откроется раньше чем через двадцать минут. Мучаясь неизвестностью, все оставались на месте, не спуская глаз с экрана.

И они увидели…

В состоянии растерянности никто не догадался включить прожектор и осветить вездеход. В полумраке ночи он казался неясной тенью. И вот рядом появились другие, движущиеся, тени.

Их было три!

Но ведь кто-то, пусть даже один человек, находился в камере. Людей возле машины не могло быть больше чем двое.

Но теней было три.

Наклонившись к экрану, звездоплаватели напряженно всматривались.

Одна из этих теней… Они узнали высокую фигуру Белопольского. Возле него смутно шевелилось что-то… два существа, темные силуэты которых имели странные, непривычные формы.

— Что это?..

— Зажгите свет! — приказал Мельников.

— Не надо! — вдруг закричал Князев. — Это венериане!

— Да, это они! — взволнованно подтвердил Коржевский.

Новая и еще более поразительная неожиданность!

Неужели удалось найти общий язык с обитателями озера? Неужели венериане обладают развитой техникой и сумели снабдить людей кислородом для дыхания? Но как иначе могли остаться в живых оба звездоплавателя? В выходной камере, очевидно, находился Баландин. Белопольский почему-то оставался снаружи вместе с венерианами.

Из трех человек двое были живы, и хотя все искренне любили Василия Романова и с острой болью восприняли мысль о его смерти, звездоплаватели почувствовали огромное облегчение.

— Мы не ошиблись, — сказал Топорков. — Рация вездехода вышла из строя. А личных у них не было.

— Да, — со вздохом отозвался Мельников, — это ясно. И не менее ясно, что Василий Васильевич погиб. У него была личная рация.

Все указывало на печальную истину. Если бы Романов был жив, связь была бы давно восстановлена. Но он погиб, в этом невозможно было сомневаться. Напрасная и бесполезная смерть, — оба человека, из-за которых погиб Романов, были живы.

— О чем мы думаем? — оказал Игорь Дмитриевич. — Почему мы не включаем связь с камерой?

Даже об этом они все забыли…

— Но ведь Баландин и сам может вызвать центральный пульт. Почему же он этого не делает?

Топорков повернул ручку и нажал кнопку. Боковой экран вспыхнул, появилась внутренность выходной камеры.

Крик радости и испуга вырвался у всех.

В камере живой и, по-видимому, невредимый стоял Василий Романов. На его руках было неподвижное человеческое тело с бессильно повисшей головой. С ужасом они узнали в нем Баландина.

Геолог смотрел на приборы. На общий крик, который должен быть слышен в камере, он никак не реагировал.

Топорков пристально вгляделся и понял, в чем дело.

— У него нет рации, — сказал он, — она куда-то исчезла. Сквозь шлем он нас не слышит.

Вернулись все трое. Это было необъяснимо!

Как это произошло?.. Никто не хотел мучиться догадками. Пройдет немного времени — и все станет ясно.

Они видели, как геолог осторожно положил тело Баландина на пол. Потом он снял с себя противогазовый костюм и начал раздевать профессора.

Значит, он жив! Никто бы не стал снимать костюм с мертвого.

— Василий Васильевич, — тихо позвал Мельников.

Геолог вздрогнул и повернулся на голос. В выходной камере не было экрана, и он не мог видеть, кто с ним говорит.