Собачий Глаз, стр. 12

Ланс, видимо, почувствовал что-то в моем молчании, но стреломет не вытащил и вообще не делал попыток как-либо защититься. Он доверял мне так же, как я должен был доверять ему. Как мы всегда доверяли друг другу. Только заговорил быстрее и сбивчивее:

— Наших, проверенных, еще много. Мортимер Четыре Фаланги, Костлявый Патерсон, Джинго... Вся Меканская бригада, закаленные бойцы. Перемелем владетельную шваль, как болотных умрунов! Пусть пройдут тот же путь!

Еще кто-то должен пройти мой путь... Нет уж, хватит. Рука стиснула рукоять уже осознанно. Ланс же не слышал и не видел ничего, зайдясь в ярости:

— Они должны страдать и умирать, как мы!!!

Ему было невдомек, что время слов для меня прошло. Осталась только цель, на которую я был направлен, и ее цена. А человека, которому я верил, больше не существовало.

Немыслимо долгий и красивый удар с шагом и доворотом снес Лансу голову. Меч словно замер в фонтане крови, наливаясь изнутри жутким светом. Казалось, стальные кристаллы отделяются друг от друга прожилками сияния и тают в нем, как зерна.

Неся клинок на вытянутых руках, словно полную чашу, я повернулся к прозекторскому столу, повернул меч острием вниз и со всей силы вонзил в низ живота ночной властительницы.

— Репаро!

Меч без сопротивления прошел сквозь ее тазовые кости и свинцовую обшивку стола. Молнии рванулись от краев разреза, молотя жгутами по стенам и оплетая нас. Мертвое тело выгнулось, скользя по лезвию, и опало, когда молнии угасли.

Я выдернул клинок, сделал шаг вправо и теперь вогнал его в солнечное сплетение темноэльфийской дивы.

— Ресумо!

Грудина разошлась так же легко, только теперь потоки мертвенного свечения словно выплеснулись из места удара, стекая по телу на стол и дальше на пол. Волны сияния захлестнули меня по колено. Мертвая билась на столе, словно рыба, выброшенная на берег.

Струи света иссякли так же неожиданно. Извлекая меч, я заметил, что он безжалостно распорол лаковый хром костюма, но оставил нетронутой пепельную плоть эльфи. Лишь серебряные ромбики шириной в клинок старыми шрамами отпечатались на коже, проглядывая сквозь глянцевую шерстку на лобке и деля пополам расстояние меж грудей.

От этой ли игривой несообразности или от моей вечной тяги к отсебятине, но третья часть заклятия пошла в дело несколько подправленной. Вбивая меч по самую крестовину в лоб девушки, я крикнул:

— Рестаурато санем альтире!!! — И сам упал переносицей на навершие рукояти.

Восстановить, возвышая очищением.

Сфера мертвенного света окружила ее голову, вздулась, охватывая мои руки на мече, и неожиданно тяжело ударила в лицо, вминая пустую глазницу, сдавливая шрамы. Будто твердыми валиками прокатилась по вискам и гулко отдала в затылок, покидая череп.

Следующая сферическая волна оказалась еще более чувствительной, а потом они пошли одна за другой, со все более малыми промежутками. Не знаю, что творилось с оживляемой, а я, чего уж тут стыдиться, отплясывал, как деревянная марионетка под заклятием уличного шарманщика.

Когда все это кончилось, я не понял. Лишь вытянул меч из темноэльфийского твердого черепа и отбросил, как ненужную безделушку, — видимо, на труп Ланса, потому что не звякнуло.

Лоб моего Охотника украсился тем же серебряным вытянутым ромбиком от самых бровей до линии роста волос. Ничего, под челкой не видно будет. Я протянул руку и растрепал эту самую челку, прикрывая шрам.

И тут она открыла глаза.

3

Рокировка

Медленно-медленно, не делая резких движений, я убрал руку со лба оживленной и отступил на шаг. Она села, опершись на руки, и потянулась.

Это добило остатки кожаного костюма. Теперь он состоял из пары рукавов и пары штанин, кое-как соединенных лохмотьями лакового хрома. Осознав это, темная эльфь подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. И лишь после этого соизволила обратить внимание на меня. Без прежнего омерзения, но и без симпатии.

Теперь серокожая смотрела в мою сторону с какой-то опаской. Но не потому, что оказалась практически нагишом, — разница в размерах и здоровье по-прежнему позволяла ей завязать меня узлом без излишних усилий. Причина была какая-то другая.

— Чего испугалась? — Раздражение требовало выхода. — Я со вчерашнего дня страшнее не стал!

Не один я искал повод сорваться. У высокородной тоже нашлось что сказать:

— Стал! Теперь ты Охотник! Ты убиваешь для забавы!

Ничего себе разворот...

— Как ты сама и твой отец? И кто, по-твоему, сделал меня Охотником?

Полуголая дива уткнулась носом в сведенные вместе колени. Видимо, основным приобретением вследствие очищения у нее стала совесть. Как девственность у старой шлюхи. Сколько она сама-то развлекалась? Сотню лет? Или больше?

— Я не хочу быть Охотником! Это... Это мерзко!!! — на миг в ней мелькнула прежняя брезгливость.

— Как будто я хочу, — устало отозвался я. — Да только кто же нас спрашивает...

Все-таки на свете существует градус высокомерия, сопоставимый с абсолютным нулем в алхимии. Крайний. Именно с ним темная эльфь повернулась ко мне, бросая:

— Отпускаю тебя. На вечные времена.

— Я тебя тоже отпускаю. На вечные времена, если от этого полегчает, — вздохнул я. — Только Охотника освобождает одна смерть. Так ведь?

— Откуда ты знаешь? — она вскинулась с неподдельным любопытством.

— Пока ты тут отдыхала, ко мне твой папенька наведался. По метке нашел. И подрядил вернуть тебя в мир живых. Твоя жизнь — гарантия моей.

Тут только до меня дошло.

— А ведь ты и правда больше не Охотник, — сказал я серокожей уже куда теплее. —Тебя-то смерть освободила! — искреннюю радость в ее глазах не хотелось остужать, но я все-таки добавил: — Если, конечно, у твоего отца и других членов Охотничьего Клуба не противоположная точка зрения.

— Это уже ничего не значит, — похоже, эльфи были Меканские топи по колено. — Я все равно больше не буду!

— А мне как быть? — угрюмо буркнул я, отворачиваясь. — Я-то для новой жизни не возрождался!

— Ты уверен? — высокородная как-то странно на меня посмотрела и неожиданно сменила тему: — Почему ты до сих пор носишь повязку?

— А тебе непонятно? Что ж, смотри, если хочешь, — и я стянул ставшую привычной за четыре последних года полосу ткани.

Вот только смотреть пришлось мне.

Потому что у меня снова были два глаза. И ни один из них не собачий. Вид серой эльфи на свинцовом столе, в черной коже и с угольной гривой, не давал понять этого раньше. Но сейчас та же картинка рывком обрела объем, а настенная гнилушка дневного света справа явственно замерцала фиолетовым сквозь обычный зеленоватый. Скоро перегорит, наверное...

Лунная Богиня и все прелести ее! Жизненной силы Ланса хватило на исцеление нас обоих! Ну спасибо, дружище. За одно это простил бы, если б можно было. Да еще сэкономил четыреста двадцать золотых, которых у меня никогда не будет... Я ощупал ставшую ровной правую половину лица.

— В старину Меч поднимал целую армию павших за одну жертвенную жизнь. Если только жертва была добровольной, — пояснила серокожая.

О Лансе этого не скажешь, но и мы с моей черной дивой — не армия павших. Я вот вообще живой был. Что до ритуала, что после.

Пока я приходил в себя, Хирра спустила ноги со стола и встала. Критически оглядела себя, ободрала остатки костюма, оставшись в одних сапожках и длинных перчатках. Брезгливо обтерлась белой изнанкой чистой части лохмотьев. И повелительно указала:

— Подай плащ.

Видимо, я еще не отошел от ступора, потому что, вместо того чтобы огрызнуться, снял шелк со стены и накинул ей на плечи. Для этого, правда, пришлось поднять руки выше головы.

Что ж, позиции прояснены, можно подумать о том, как выбираться отсюда. И что делать дальше двум экс-Охотникам, самовольно освободившим себя от правил Клуба.