Низвергатели легенд, стр. 39
– Господь сам привел нас в этот скромный монастырь, дабы мы могли послужить прекраснейшей из дам Британии, – сэр Мишель вскочил и раскланялся.
«Ну-ну… – скептически подумал германец. – Высоко же мы взлетели. И только потому, что месяц назад случайно встретили на дороге Годфри Клиффорда. Миром правят случайности. Элеонора, конечно, не столь прекрасна, как лет тридцать назад, но вспомним Томаса Мэлори. По мнению писателя, все женщины подразделяются на три вида: прекрасная дама, благородная девица, а также фея и колдунья. Первые две в наличии, остается найти фею…»
Глава седьмая
Джентльмен в поисках десятки
Гунтер с Мишелем отбыли к Роже де Алькамо. Бессонная ночь и напряженное утро отнюдь не способствовали бодрости духа, а предстояло пережить мероприятие, которое, по мнению Гунтера, вполне соответствовало заседанию совета Лиги Наций где-нибудь в Цюрихе, совмещенному с грандиозной попойкой в лучшем средневековом стиле. Ему пришлось побывать на банкете, устроенном в Лондоне принцем Джоном и увидеть, как это происходит – вино, песни, потом опять вино и никому не видимые интриги. Однако в гостях у Танкреда и народу соберется побольше, и личности позначительнее, а к тому же приглашены прекрасные дамы и благородные девицы, каковые на лондонских, сугубо мужских, посиделках отсутствовали.
Обуянный тленной гордыней сэр Мишель, который впервые после нормандской истории с Генрихом II приблизился к трону на расстояние буквально одного шага, помялся, но все-таки решил обойтись без своего желто-сине-красного герба и вытребовал у запасливых камеристок Элеоноры, отвечавших за гардероб королевы и свиты, омерзительно-пышные одеяния. По покрою – обычнейшее блио, эдакая длинная хламида с короткими, до локтя рукавами, и четырьмя разрезами до пояса – два спереди и сзади, еще два по бокам. Однако ткань, вышивка и украшения переступали, по мнению германца, все мыслимые пределы яркости и хорошего вкуса. В гербе Элеоноры присутствовали детали символов Аквитании, французские лилии, английские леопарды, ирландская лира, шотландский чертополох, два щитодержателя в виде единорога и льва… Выставка тщеславия. Или знак величия королевы?
Ворот, рукава и подол украшала вышивка металлической нитью, в основном золотом, к блио полагалась парадная перевязь, а венчала вызывающую зубную боль картину непременная круглая шапка из плиссированного бархата с брошью и ярким перышком. В общем, Гунтер предположил, что вечером ему придется нацепить на себя не парадный костюм монаршей свиты, а огромную кучу денег – такое роскошество обошлось казне не в один фунт.
(Казаков недавно посчитал соотношение средневековой и современной ему валюты, основываясь на цене за унцию золота и стоимости основных товаров. Когда выяснилось, что английский фунт, соответствующий двадцати пенсам или двенадцати шиллингам (кстати, и монеты в фунт еще не чеканили – слишком большая единица), приблизительно равен тысяче тремстам пятидесяти американским долларам, Сергей пришел в экстатический ужас. Значит, сэр Мишель, поделивший между собой и оруженосцами поровну взятые с собой деньги (пришлось по триста фунтов на каждого), за здорово живешь отдал Казакову сумму, через восемьсот лет составившую бы порядочное состояние – четыреста с лишним тысяч долларов. Да здравствует Средневековье!)
Рыцарь вместе с германцем пообедали в кабаке, не желая отягощать хозяев. К счастью, на сей раз обошлось без драк и непринужденного мордобития. Все таверны Мессины были переполнены, но хозяева, чуя большую прибыль, из кожи вон лезли, пытаясь достойно обслужить господ крестоносцев. Затем последовал отдых у де Алькамо – хозяин и его младший братец Гильом, как сообщила прислуга, уже давно уехали к королю.
Казакову пришлось несколько труднее. Во-первых, вскоре заявилась аббатиса Ромуальдина и закатила тихий скандал. Мужчина в женской обители, да еще в жилище королевы и принцессы, где же благочиние и целомудрие?.. Элеоноре пришлось снова проявить характер и вполне недвусмысленно намекнуть преподобной гарпии, что в делах мирских она разбирается лучше, приносит извинения, однако этот мессир останется здесь. Во-вторых, королева-мать, угостив Сергея обедом (и очень неплохим, надо сказать), долго пыталась выяснить, как нынче живут земли восточнее Польши и как мессир Серж вообще очутился в Западной Европе? Известно, что дружины Киевского или Новгород-Северского «герцогств», как называла Элеонора русские княжества, служили императорам Византии. Сестра киевского князя Владимира Мономаха Ефросиния, в католичестве Адельгейда, вышла замуж за маркграфа Бранденбургского Оттона, а князья Всеволод Большое Гнездо и Владимир Галицкий поддерживали тесные связи с Фридрихом Барбароссой и польским королем Казимиром Справедливым – как дружеские, так и династические… Но во Франции и Италии русские появлялись крайне редко – купцы, монахи, и не более.
Обманывать королеву и на ходу выдумывать красивую легенду не имело смысла – ложь моментально раскроется, а говорить правду невозможно тем паче. Поэтому Казаков сослался на плохое знание языка (вполне справедливо) и сообщил, что дал обет не раскрывать своей подлинной истории.
– А, поняла, – воскликнула королева-мать. – Вы, наверное, изгнанник? Натворили что-нибудь предосудительное? Проиграли сопернику? Или замешана некая привлекательная девица, неразделенная любовь? Ну-ну, не обижайтесь, я только фантазирую. Если вы не хотите говорить, я не имею права спрашивать. Но, Боже мой, как интересно! Никогда доселе не встречала дворян из Киева, если не считать скучных и угрюмых паломников, которых видела в Палестине!
«Отвязалась бы ты поскорее, – подумал Казаков, старательно изображая на лице любезность. Получалось плохо из-за особенностей этого самого лица. Какое выражение не выкраивай, все равно физиономия глумливая. – Ах, твое величество, знала бы ты истинную подоплеку, погнала бы меня поганой метлой, да еще и инквизиторам заложила бы!»
Элеонора обернулась на стук в дверь и, по обыкновению, экспансивно всплеснула руками. Видимо, это был ее излюбленный привычный жест:
– Ангерран, снова вы?
– Я, госпожа, как фальшивая монета – всегда возвращаюсь.
Величественный пожилой рыцарь с седыми волосами и аккуратно постриженной бородкой вновь поглядывал на королеву с веселым и забавляющимся выражением голубых глаз.
– Я же сказала, что смогу принять вас только ближе к вечеру!
– Ближе к вечеру, – ухмыльнулся мессир Ангерран, – все начнут копошиться, будто тараканы, а к вам будет невозможно пройти из-за комариного роя фрейлин, камеристок и служанок, которые станут обряжать вас в отвратительное платье всех цветов радуги. У Танкреда мы поговорить не сумеем – меня туда не звали.
– Я вас приглашаю! – гостеприимно заявила Элеонора.
– Нет, нет, – Ангерран прошел в комнату и, не спросив разрешения, уселся на ближайший к Казакову стул, – мне такие развлечения уже неинтересны. Возраст, жизненный опыт и плохой желудок. Вы, как я погляжу, не скучаете?
Седой бросил развязный взгляд на Сергея и надолго его задержал. Казакова чуть покоробило. Сложилось впечатление, будто Ангерран его очень серьезно и тщательно оценивал, пытаясь по виду определить, что перед ним за человек. Но хуже было другое: в небесно-синих очах мессира де Фуа прослеживалось узнавание. Нет, вовсе не потому, что они познакомились не столь давно в разгромленном кабачке Джарре. Казакову почудилось, что Ангерран сейчас пытался ему сказать нечто наподобие: «Сударь, может, нам стоит обговорить незаконченные прежде дела?»
– Давайте я вас представлю, – прощебетала Элеонора, но Ангерран перебил. Перебил королеву так, словно отмахивался от надоедливой любовницы:
– Мы знакомы. Госпожа моя, мне крайне неприятно нарушать ваш tet-a-tete, но у меня новости…
«Может, он бывший ее любовник? – почему-то решил Казаков. – Или очень уж доверенное лицо, позволяющее себе обращаться с Элеонорой чересчур вольно? Забавный старикан… Мишель вроде говорил, что он из малоизвестного рода…»