Великий перевал, стр. 3
— Ну, — сказал Петька, — я домой, тачку починить надо! — Он поглядел на Васю и прибавил: — Хорошо тебе живется!
Вася вспомнил толстого Франца Марковича и сердитую Анну Григорьевну и подумал, что ему живется вовсе уж не так хорошо. Однако он почувствовал, что его заботы слишком ребячливы рядом с заботами этих мальчиков, умеющих сразу превращаться во взрослых.
Он ничего не сказал и пошел одеваться.
— Приходи, барчук, рыбу ловить! — издалека крикнул Петька.
— Да, смотри, не тони больше! — крикнул другой мальчик, и опять над рекой раздался их звонкий детский хохот.
Вася одевался, думая о своих новых приятелях. Недурно бы еще разочек эдак побегать по берегу и поплескаться в воде. Он сердито посмотрел на шпиль дома, торчавшего из-за деревьев.
Кто-то вдруг ткнул Васю в плечо.
Он обернулся.
Жулан стоял позади него и весело размахивал хвостом.
Вася потрепал его мохнатую спину.
— Ну, Жулан, — сказал он, — прощай. Мне пора домой... Я ведь сегодня вроде беглого узника!
Он пошел к парку, но Жулан и не думал отставать. Он бежал рядом с Васей, ласково заглядывая ему в глаза.
— Чудак ты, Жулан, — говорил Вася, — ведь я же все равно не могу взять тебя с собой! Ступай лучше вон с теми мальчиками. Вон они идут... Видишь? Ну... Раз... два... три...
Но Жулан продолжал бежать рядом с ним, высунув язык и помахивая хвостом.
Дойдя до межи, отделявшей парк от степи, Вася остановился.
— Ступай, Жулан, — сказал Вася с притворной строгостью.
Жулан продолжал сидеть и смотреть на него.
— Ну, ступай же!
Никакого впечатления.
Вася поднял камешек и сделал вид, что хочет запустить его в Жулана.
Тот отскочил, принял боевую позу и громко залаял. Однако уходить не намеревался.
Вася отшвырнул камень и побежал по парку. Побежал и пес.
Добежав до аллеи, ведущей прямо в дом, Вася еще раз обернулся и, топнув ногой, крикнул:
— Ступай!
Но как он ни старался придать строгости голосу, ничего из этого не выходило. Жулан отлично это понимал и потому решительно не желал слушаться.
Вася побежал изо всех сил. К счастью, в парке никого не было.
В доме все еще спали, ибо Вася пробыл в отсутствии не более часа. Франц Маркович все еще мирно храпел под газетой.
Вася быстро взобрался на крышу и через минуту был уже в своей комнате, дверь которой продолжала оставаться запертой. Пес сел возле крыльца, поднял одну лапу и громко завыл.
— Тише, тише! — с отчаянием закричал Вася.
И вдруг произошло нечто ужасное: пёс бросился на крыльцо и исчез внутри дома. Вася похолодел от ужаса и замер. С минуту всё в доме было тихо, но вдруг послышался отчаянный вопль Анны Григорьевны, что-то упало, кто-то забегал, а пес, вкатившись, как шар, по лестнице, начал отчаянно царапаться в запертую Васину дверь.
IV. ДВАДЦАТЬ СЕМЬ ГАЛСТУКОВ!
В доме поднялась ужасная суматоха.
На все вопросы перепуганной прислуги Анна Григорьевна кричала:
— Бешеная собака! Бешеная собака!
Все бегали взад и вперед, заглядывали под диваны и кресла, но нигде не было никакой собаки. Экономка Дарья Савельевна даже высказала предположение, что Анне Григорьевне бешеная собака почудилась во сне. Анна Григорьевна от этого предположения пришла в сильнейшее раздражение и назвала Дарью Савельевну дурой.
Вдруг в гостиной появился Жулан, отчаявшийся проникнуть в Васину комнату. Все вскрикнули, будто увидали лютого тигра и бросились врассыпную. Лакей Петр со стулом в руках доблестно ринулся на Жулана, но тот завертелся волчком, бросился ему под ноги, перекувыркнулся и свалил этажерку с нотами. Крик стоял невообразимый. Во время этой суматохи никто не заметил, как к дому подъехал автомобиль и из него вылез очень толстый человек в соломенном картузе и парусинном балахоне, защищавшем от пыли. Он удивленно вошел в гостиную, как раз в тот самый миг, когда Жулан, едва не свалив с ног Анну Григорьевну, пулей выскочил в окно.
Вася с восторгом увидел, как его новый друг пронесся по аллее и мгновенно исчез за поворотом.
— Говорил тебе, не ходи за мной, — пробормотал он.
Приехавший на автомобиле человек был Иван Андреевич Тарасенко, владелец большого сахарного завода.
Завод был расположен в пяти верстах от «Ястребихи».
— Вообразите, Иван Андреевич, — воскликнула Анна Григорьевна, протягивая гостю руку для поцелуя, — сейчас к нам в дом ворвалась бешеная собака, это чудо, что она никого не искусала!
Но, к ее удивлению, Иван Андреевич отнесся к этому случаю совершенно хладнокровно.
— Еще бы, сказал он, вытирая пот со лба, — жарища-то какая, не то что пес, человек взбесится! А я, моя сударыня, к вам не без тайного умысла, хочу вашего парнишку с моим Федором познакомить. Федор мой скучает, нет у него тут ни одного приятеля. Заодно ваш парнишка и завод посмотрит, ему любопытно!
Анна Григорьевна поджала губы.
— Я его, Иван Андреевич, — сказала она, — наказала за безобразные шалости, мне бы не хотелось доставлять ему это удовольствие.
— Полноте, моя сударыня, — возразил Иван Андреевич, — это он небось от жары! Прокатится — и все шалости забудет. А я Федору своему обещал.
Анна Григорьевна, скрепя сердце, должна была согласиться. Через пять минут Вася уже выезжал за ворота усадьбы, сидя рядом с Иваном Андреевичем.
Иван Андреевич казался с виду необыкновенно добродушным человеком. Всю дорогу он восхищался то степью, то небом, то солнцем, то урожаем.
— Господи, благодать-то какая, — говорил он, жмурясь от удовольствия и подставляя встречному ветру лицо, — ширь-то какая, простор. Только на Руси такие просторы имеются... В Америке разве еще, ну да ведь то Америка! Эх, хорошо! Эх, славно!
Навстречу, то и дело, попадались мажары, серые, длиннорогие волы лениво месили черноземную пыль. Угрюмые головы молча кланялись Ивану Андреевичу, тот в ответ тыкал пальцем в свой соломенный картуз.
— Ишь, молодые все на войне, — говорил он, — одни старики остались! А старость нужно уважать!
Скоро вдали показалась высокая кирпичная труба, курившая черным дымом. Это и был сахарный завод. Имение Ивана Андреевича находилось отсюда в трех верстах, и сам он лишь изредка наезжал сюда, доверив завод всецело поляку-директору.
Завод был очень большой, и вокруг него были расположены многочисленные постройки. Директорский домик стоял несколько в стороне над четыреугольным прудом, обсаженным пирамидальными тополями. На крыльце стоял худой мальчик, лет четырнадцати, с хлыстиком в руках и в каком-то необыкновенном клетчатом костюме.
— Что же вы так долго? — воскликнул он с раздражением, — я жду вас без конца!
Вася догадался, что это и есть Федор — сын Ивана Андреевича.
Выражение глаз у него было дерзкое и вызывающее, и Васе он не понравился с первого взгляда.
Между тем от завода к ним быстро шел плечистый человек с рыжими усами, в чесунчевом пиджаке.
Это был директор завода, поляк, по фамилии Вжишка. За ним ковылял какой-то старик, без шапки, с белыми волосами, словно из ваты, и с такою же бородой. Он что-то говорил директору, но тот шел, не обращая на него никакого внимания.
— Прошу, прошу, — сказал он, — день добрый!
— Вот заехали к вам, — сказал Иван Андреевич с некоторой как будто робостью, — казалось, и он побаивается директора.
Иван Андреевич и директор вошли в дом, а Вася с Федей остались на крыльце. Они молча осматривали друг друга.
— У вас много галстуков? — спросил вдруг Федя, играя хлыстиком.
— Нет... Не помню... Три, кажется.
Федя презрительно повел носом.
— У меня двадцать семь галстуков, — сказал он, — и мне еще скоро пришлют из Парижа! Если бы не война, я бы сам поехал в Париж. Отец делает все, что я захочу.
Между тем старик подошел совсем близко к ним и стоял, опершись на клюку, по-стариковски тряся головою.
— Ужасно нахальный мужик, — сказал Федя, — его сына рассчитали за лень и за пьянство, а он все лезет.