100 великих романов, стр. 67

Когда Чепурный рассказал Копенкину о Чевенгуре, как месте, где уже настал «конец всемирной истории» и был устроен полный коммунизм, тот захотел поглядеть на него.

В Чевенгуре была ликвидирована собственность и личное имущество и отменен труд. Общим знаменателем стало голое тело товарища. Разрешены были лишь субботники, на которых с корнем истреблялись сады и разрушались дома, как объекты мелкобуржуазного наследства. Обыватели бездельничали, ожидая «второго пришествия».

Чепурный вместе с представителями чевенгурской чрезвычайки решили освободить город от «густой мелкой буржуазии», которая «ежедневно ела советский хлеб… и находилась поперек революции тихой стервой». Для помощи призвали красноармейцев. Было объявлено «второе пришествие», собравшихся на соборной площади буржуев перебили, город очистили «для пролетарской оседлости», а собранное у всех домашнее имущество перераспределили.

«Узнав, как было в Чевенгуре, Копенкин решил пока никого не карать, адотерпетьсядоприбытияАлександраДванова». Темвременем было решено выдворить из Чевенгура «класс остаточной сволочи» – им дали 24 часа на размышление. Под угрозой применения оружия «полубуржуи» покинули город, а тех, кто расположился на околице, ночью отогнали пулеметом. Десять чевенгурских большевиков обосновались в общем кирпичном доме и вели аскетический образ жизни. Чтобы «обнять всех мучеников земли и положить конец движению несчастья в жизни», Чепурный приказал собрать на дорогах бродяг – «пролетариев» и «прочих» и расселить их по домам. Когда привезли сотни две бездомных, потерявших человеческий облик, председателю показалось, что он не выживет от сердечной муки и жалости к этим несчастным.

Сокрушительным ударом по уверенности Чепурного и Копенкина в наставшем коммунизме, при котором будет одна только жизнь и благость, стала смерть маленького мальчика.

В Чевенгур приехал Александр Дванов. Он не увидел коммунизма, однако успокоил себя и всех, что «мы же не знаем коммунизма, поэтому мы его сразу увидеть здесь не сумеем». Через какое-то время, чтобы выжить, большевики стали трудиться. Дванов взялся за орошение балки, Копенкин запряг Пролетарскую Силувсоху, запахал землю и посеял озимый хлеб, Чепурный рубил кустарник для утепления домов, другие делали заготовки и ловили рыбу… Все чевенгуровцы с гордостью заявляли: «Так мы ж работаем не для пользы, а друг для друга».

Вскоре привезли в город и женщин – «будущих жен». Жизнь налаживалась, но тут на город напали казаки. Завязался неравный бой, в котором погибли почти все большевики. Героическую смерть принял Копенкин. Дванов сел на Пролетарскую Силу и уехал в открытую степь. У озера, где когда-то упокоился его отец, Александр сошел с седла и ушел под воду вслед за ним.

Некоторые критики называют роман «сатирой на первые послевоенные годы в России». С этим трудно согласиться, т. к. нельзя назвать сатирой сочувствие автора простому человеку, тоскующему по лучшей, недостижимой для него жизни-грезе. Да и разве это сатира – описание деяний простодушных людей, озабоченных только заботой о более несчастных и обездоленных, чем они сами! Можно, конечно, из нашего эстетского далека возразить: а что же они тогда уничтожали буржуев? А что делали буржуи с ними на протяжении бесчисленных лет? И не их вина, а их беда, что они, желая делать только хорошее, из-за собственной дури и неумения знать извратили благородные идеи и обратили в глупость, мерзость и преступление. И спешили они творить добро не как спортсмены к финишу, а чтобы скорее накормить, дать кров тем, кто уже был на пороге смерти, как тот несчастный маленький мальчик. Что ж, за эту спешку и дурь они заплатили сполна. Вроде и начали новую жизнь, а времени на нее у них не осталось. И в этом смысле роман вовсе не является антиутопией. Ведь, как известно, «отличие утопии от антиутопии лишь в точке зрения автора». Тогда это скорее – утопия, может быть, недозрелая, утопия сердца, а не ума.

Платонову было свойственно острое неприятие смерти, но роман буквально нашпигован смертями, закономерными и случайными, естественными и абсурдными. А еще писателя не покидало мучительное чувство сострадания к людям, искренне стремившимся к лучшему, но заплутавшим на этом великом, непостижимом для обыденного ума пути. Оттого и тоска писательская, переполняющая роман по несовершенству мира и его «сиротам».

«Страшной и прекрасной книгой» называют роман другие критики. Это уже ближе к истине. У каждого читателя свои взгляды на жизнь и на историю, свои вкусы и предпочтения, и вряд ли кого оставит равнодушным это произведение, написанное, по словам Платонова, его кровью.

Адекватного перенесения на экран романа не было, да и вряд ли кто из режиссеров отважится на подобное.

Николай Алексеевич Островский

(1904–1936)

«Как закалялась сталь»

(1930–1932, опубликован 1932–1933)

Русский писатель, в 15 лет вступивший в Красную армию, сражавшийся в кавалерийской бригаде Г. Котовского и 1-й Конной армии С. Буденного, ставший вследствие тяжелого ранения, контузии и заболевания тифом инвалидом в 23 года, Николай Алексеевич Островский знаменит во всем мире как автор автобиографического романа «Как закалялась сталь». Эта книга стала «новым Евангелием» всех романтиков революции, а главный ее герой Павка Корчагин выразил дух целого поколения комсомольцев 1920-х гг. Вот уже три четверти века это одно из самых читаемых в мире произведений. Второй роман Островского – «Рожденные бурей» – остался незавершенным.

Роман писался на протяжении трех с лишним лет тяжело больным человеком. К 1929 г. Николай Алексеевич полностью ослеп, ему сделали специальный транспаратор (картонную папку с прорезями), чтобы он мог продолжать работу. Но скоро у писателя отказала правая рука. Тогда Островский стал диктовать добровольным помощникам. В итоге им было создано произведение, аналога которому еще не знал мир.

100 великих романов - i_070.jpg
Памятник Павке Корчагину в Пятигорске

Журнал «Молодая гвардия» поначалу отверг роман как «нереальный», но затем все же опубликовал – в 1932 г. (первую часть) и в 1933 г. (вторую). Редактировали рукопись А. Караваева, А. Серафимович, М. Колосов. В 1934 г. «Как закалялась сталь» вышла отдельной книгой. При жизни писателя она была издана 41 раз. Критика, приняв роман за очередную поделку новоиспеченного пролетарского графомана, встретила его молчанием. И только после появления в газете «Правда» в марте 1935 г. очерка М. Кольцова «Мужество», когда все узнали о судьбе писателя, его книгу прочитала вся потрясенная страна.

Главный герой романа Павел Корчагин волею судьбы оказался участником великих исторических событий. Он как стальной магнит притягивал к себе людей и увлекал их за собой к видимой им лучше других цели. Недаром ряд критиков относят Корчагина к особым знаковым образам, получившим определение как «человек-народ». Таких в мировой литературе немного, прежде всего это Тиль Уленшпигель, Кола Брюньон, Василий Теркин.

Поскольку мы говорим о романе-биографии, многие персонажи его имеют прототипы. Так, например, судьба Корчагина отображала жизнь самого автора, прообразом Жухрая стал матрос Передрейчук, Артема – брат писателя Дмитрий и т. д. Но при этом Островский считал свой роман не только «автобиографическим документом», но и художественным произведением, в котором он использовал свое право на творческий «вымысел».

За то, что Павка насыпал священнику махры в пасхальное тесто, его выгнали из школы. Мальчик рано начал трудовую жизнь, «хозяева» которой, вплоть до посудника вокзального буфета, ежечасно третировали его. Именно тогда Павка научился давать сдачи.

Узнав почем фунт лиха, мальчик горел желанием освободить всех рабочих от социального гнета. Совсем юным встретил Корчагин Февральскую и Октябрьскую революции, германскую оккупацию, банды Петлюры – события спрессовали время, сделали Павку взрослым не по годам, сформировали и закалили его характер.