Будь здоров, стр. 46

Что делали кисточки её магических рук, детально рассмотреть и понять я не мог — способностей, опыта и навыка мне катастрофически не хватало. Теперь я воочию убедился, насколько мало знаю и умею. Одна такая демонстрация лучше многочасовых нотаций убедила щенка, что зубкам его ещё далеко до клыков матерых псов.

Через четыре с половиной часа мы закончили свою работу и устало откинулись на спинки кресел. Хранитель всё это время не спал и послушно глотал или втирал в своё тело всё, что ему говорили. По моим прикидкам, дело было сделано где-то на две трети.

— На сегодня всё, — сообщила целительница. — Теперь усиленное питание, эликсиры и лечебный разминочный комплекс. Я дам адрес, где вас научат выполнять упражнения.

— Нет необходимости, — проворчал хранитель. — Не раз приходилось раньше заниматься.

— Ну вот и хорошо. Надеюсь, в средствах вы не стеснены, чтобы позволить себе всё это?

Хранитель ответил, что ни в чём не нуждается, и просил на этот счёт не беспокоиться. Выполнять в точности рекомендации лекарей он привык и от детского разгильдяйства давно исцелился. На этом мы и расстались.

Лето закончилось, и я привычно уже стал втягиваться в напряжённый процесс обучения премудростям лекарского дела и целительства.

ГЛАВА 23

Прошло двадцать дней после первого сеанса исцеления хранителя. Я уже полностью втянулся в ритм учёбы. На занятия к целительнице и к наставнику по самообороне привык уже ездить в карете, которая всегда дежурила неподалёку от общежития и обязательно дожидалась, когда я освобожусь. Всё в общем и целом текло своим чередом, за исключением того, что я после первой встречи ни разу не видел Свенту. На сердце было пусто и тоскливо, как в хмурый осенний день.

Зато Весана почти поселилась у нас. Она всё не могла наглядеться на своего обожаемого Сена, которого стала называть Тариком, и старалась ни на минуту не оставлять без внимания, видимо, боясь, что более шустрая красотка уведет эдакого красавца прямо у неё из-под носа. Она уже потихоньку начинала командовать им. К примеру, вместо доброго ужина с вином тянула в театр, на выставки и просто на прогулку. Сен не возражал, и, похоже, ему это всё очень нравилось. Скорее всего два месяца вдали от Свенты и под боком у Весаны сказались благотворно на его восприятии других девушек.

Ещё меня по-прежнему беспокоила Кламира. Точнее, её восторг и восхищение, которые хоть и поутихли немного, но все так же явно демонстрировались ею при виде моей персоны на занятиях в академии. Одногруппницы шушукались и хихикали, парни уважительно с оттенком зависти кивали головами, и все вместе, подозреваю, вообразили невесть что. Отказ девушки говорить на эту тему поверг их в ещё большее заблуждение. Никто не сомневался, что мы с известной скромницей Кламирой были близки и это ей так понравилось, что она до сих пор не может успокоиться. Меня такая обстановка раздражала, но объяснить всем истинную причину поведения Кламиры было невозможно.

Сегодня у меня выдался один из редких свободных дней, который я намеревался провести с максимальной пользой для своего организма, а именно — поваляться на кровати, страстно обнимаясь с подушкой. Примерно в полдень я всё-таки встал, умылся и оделся. Весьма прозаическая причина заставила меня немного изменить первоначальный план: банально захотелось хлеба насущного. Проще говоря — что-нибудь съесть. Этого я не предусмотрел, и в готовом виде у нас с Сеном ничего не оказалось.

Я задумчиво стоял возле стола в тяжёлых размышлениях: сходить пообедать в таверну или отправиться на рынок, прикупить продукты, а потом приготовить что-нибудь эдакое. Вдруг неожиданно в комнату в своей обычной манере ворвалась Свента, одетая словно на бал. Я не мог отказать себе в удовольствии застыть в ступоре, любуясь девушкой. Она была очень серьёзна и даже мрачна.

— Филин, быстро переодевайся во что-нибудь более подобающее для лучшего ресторана Сомбероса. Я жду тебя на улице. — И стремительно вылетела за дверь.

Я в полнейшем недоумении, оглушенный стремительной атакой, бессознательно переоделся в парадный камзол и вышел на улицу. У подъезда стояла роскошная карета с гербами герцогов Маринаро. Возле входа меня дожидалась Свента, держа в руках маленькую изящную сумочку. Я подал ей руку и помог подняться в карету. Затем и сам устроился напротив. Щёлкнул кнут кучера, и экипаж неторопливо двинулся по улицам столицы. Всю дорогу мы молчали. Свента хмурилась и смотрела в окно, а я гадал, что могло случиться и что всё это значит.

В памятном мне ресторане, где мы со Свентой два года назад праздновали поступление в академию, даже столик был сервирован тот же. Мы разместились, выпили по бокалу вина, и Свента ровным голосом сказала:

— Филин, я выхожу замуж.

Я никогда не питал напрасных надежд. Знал, что рано или поздно это произойдёт, но, вот чтобы так неожиданно и в таком антураже, не ожидал. Осень в моей душе стремительно сменилась полярной зимой. Во мне всё заледенело и окаменело. От стужи где-то далеко в душе печально лопались скалы безумных мечтаний, и пронизывающий ветер тоски злобно выл похоронную песню прощания с летом и солнечным теплом.

— Мои поздравления, Свентаниана, — сказал я мёртвым голосом. — Я могу узнать, кто этот счастливец?

— Можешь… если очень захочешь, — тем же ровным голосом сказала Свента и вдруг словно взорвалась: — Меня поражает, как ты иногда бываешь слеп. Может, ты не филин, а крот? Или только тёмной ночью ты способен глаз мышиный разглядеть, а при ярком свете ничего не видишь? Пойми же, я не хочу несколько лет ждать, пока твои рукодельницы вышьют наконец полотенце, достойное моей персоны. Меня вполне устроит самое простое. Пусть даже влажное после душа. Ты это понимаешь?

Я всё ещё никак не мог взять в толк, о чём речь. Заледенелые мысли с трудом шевелили озябшие извилины моего задубелого мозга. Вспомнился наш отъезд на практику и шутка с полотенцем… Нет, всё равно не улавливаю связи.

— Так… за кого же ты замуж всё-таки выходишь? — Умнее вопроса моя голова родить была неспособна.

Свента возмущенно посмотрела на меня, фыркнула и чётко ответила:

— За тебя, медведя брасерского! За тебя выхожу! Теперь понял наконец, глупый филин? — И ехидно добавила в своей обычной манере: — Если ты не возражаешь, конечно.

Ошеломляющая новость просачивалась в меня буквально по капле. Буйная радость и щенячье ликование постепенно стали вытеснять зиму и стремительно растапливать лёд, сковавший душу. Но я всё никак не мог поверить, что это не жестокий розыгрыш. Во рту стало сухо, как в безводной пустыне, и я со страшным волнением, глядя прямо — что теперь врать — в любимые глаза, прохрипел:

— Свента, ты надо мной издеваешься? Если да, то это слишком жестоко — так со мной поступать.

— Нет, Филин, — очень серьёзно сказала Свента, — не издеваюсь. Разве я последняя дрянь, чтобы так над тобой измываться? Но ты не ответил. Ты-то как? Не возражаешь?

— Да, — ответил я вне себя от счастья.

— Что-о? — угрожающе протянула Свента, и в глазах её зажглись до сладкой боли знакомые демонята. — Возража-а-аешь?

— Нет! — вскрикнул я. — Ни в коем случае… то есть… — Совсем запутавшись, я жалобно посмотрел на девушку и промямлил: — Я не возражаю, наоборот, очень хочу этого… Я не смел мечтать.

— Так ты собираешься делать мне предложение? Или нет? — снова ехидно и весело спросила Свента.

— Да… то есть нет… то есть… — Я резко выдохнул. Медленно вдохнул и чётко проговорил: — Свентаниана, я давно люблю тебя, прошу принять от меня полотенце, и пусть боги благословят наш брак.

— Филлиниан, я с радостью приму твоё полотенце, и пусть боги благословят наш брак.

Я сидел настолько оглушенный свалившимся на меня счастьем, что не сразу расслышал, как Свента меня зовёт:

— Филин, очнись!

— Да, счастье моё!

— Нам надо решить вопрос с обрядом.

— А что тут думать? Приедем на каникулы в Маринаро, и я приду к тебе с полотенцем…