Алакет из рода Быка, стр. 17

Динлины отталкивали от стен лестницы, перерезали арканы; если хуннам удавалось взобраться, завязывалась схватка на валу, и тела убитых защитников и осаждающих срывались со стены и с плеском падали в ров. Иногда, если ночь была темной и небо заволакивали облака, смельчаки динлины устраивали вылазку. Тридцать-сорок человек, раздевшись догола, натирали тело бараньим жиром, раскрашивали лица в боевые цвета, красный и черный, и, взяв оружие и корзину с тлеющими углями, выходили на вал.

Тихо, без единого всплеска, переплывали ров. Пользуясь каждым углублением в земле, каждым бугорком, ползли в лагерь противника. Минута — и железные пальцы сжимают горло караульного хунна. Еще минута — горят шатры. С громким боевым кличем динлины набрасываются на спящих врагов, сея ужас и панику. Если опомнившимся хуннам удается схватить кого-нибудь из смельчаков, смазанное жиром тело легко выскальзывает из рук преследователей. А затем динлины исчезают, растворяются в темноте так же внезапно, как и появились.

Обороной крепости руководил Ченбак — племянник старейшины. Сам старейшина с частью воинов укрылся в горах и оттуда нападал на врага, пытаясь пробиться на помощь крепости, но каждый раз натиск динлинов разбивался о панцирные массы хуннской конницы.

Так прошло тридцать дней, а на тридцатую ночь к серебрящейся под лунным светом белой палатке Ченбака прибежал караульный динлин. Ченбак спал чутким сном, подложив под голову седло и накрывшись халатом. Услыхав сквозь сон торопливые шаги, он мгновенно вскочил на ноги. Рука привычным движением пристегнула к поясу кинжал. В железном шлеме с клевцом в руках Ченбак встал у входа. Он сразу узнал молодого караульного:

— Что случилось, Алакет?

— Слышишь, начальник?

Алакет указал в сторону хуннского стана.

Ченбак прислушался. Донесся топот копыт, скрип колес, звон металла, приглушенные голоса. По всему полю двигались темные тени. Мелькнула мысль: «Не думают ли хунны идти ночью на приступ?»

— Прикажи нашим смельчакам выйти за вал, — как будто читая мысли собеседника, проговорил Алакет.

— Да, позови разведчиков. Пусть всё узнают. Умахет, — обратился он к динлину, стоявшему на часах у палатки, — подними воинов, пусть приготовятся к бою.

Алакет и Умахет исчезли во мраке. Через некоторое время в укреплении послышались осторожные шаги, приглушенные голоса. Иногда чуть звякали удила конской сбруи. Томительно тянулось время. Ченбак и несколько старых опытных воинов, сидя на шкурах в шатре, ждали новостей.

Наконец у входа появился Алакет. Лицо его выражало недоумение:

— Хунны поспешно уходят!

Старые воины переглянулись.

— Так ли, юноша? — спросил широкоплечий с окладистой каштановой бородой Чжигас. — Не обманула ли тебя ночная мгла или неверный свет месяца?

Но тут стали появляться разведчики. Они говорили одно и то же: «Хунны уходят!»

Радостно блеснули глаза Ченбака.

— Братья! — воскликнул он. — Значит, помощь близка! Чжигас, возьми половину войска и ударь по уходящему врагу.

Взошло солнце и осветило вытоптанную конями, покрытую серой пылью равнину, на которой большими круглыми пятнами чернели следы походных костров, но нигде — ни вблизи, ни вдали — не было видно ни одной палатки, ни одного хунна.

Из-за холмов донеслось пение рогов, громкие торжественные звуки бубна. Воины, женщины, дети, собравшиеся на валу, радостно заговорили:

— Боевая музыка динлинов! Наши возвращаются победителями!

На дороге показалась группа всадников. Одна, другая… Скоро отряды слились в широкую длинную ленту, извивавшуюся по дороге. В центре, среди леса копий, где сверкали железные и бронзовые шлемы, плыло на высоком древке большое медное кольцо, обмотанное шерстью, облитое смолой и зажженное. Рядом плыл на другом древке бронзовый значок, похожий на маленький опрокинутый котел, верх которого украшен изображением барана. Под этими двумя значками ехал на белом коне в сверкающих доспехах седобородый князь племени Огненного Кольца, принадлежавший к древнейшему в племени роду Барана.

Следом за телохранителями князя двигались воины рода Быка и отряд Чжигаса. За ними покачивались в воздухе боевые значки остальных родов племени. Приветствуемое радостными возгласами защитников укрепления, войско динлинов подошло к валу. Сюда же высыпали те, что находились в осажденной крепости. Объятия, расспросы… Горестные возгласы о погибшем отце, брате, сыне. Скоро все знали, что после нападения на род Быка главные силы хуннов двинулись к столице. Большинство динлинских родов яростно сопротивлялось врагу. Лули-князь почти в каждой долине терял часть войска. Из сорока тысяч хуннского войска к столице пришло около половины.

Войско Эллея, подкрепленное ополчением четырех ближних племен, встретило противника у подножия Южных гор. Хунны были разбиты наголову, и сам лули-князь едва не попал в плен. После этого хунны стремительно покатились назад, преследуемые победителями.

Глава VII

Племя Огненного Кольца ограждает свои владения каменной стеной

В долине царило оживление. Повсюду слышались громкие возгласы, стук топоров, грохот бревен. Запряженные попарно быки и лошади волокли из рощи поваленные деревья, везли на повозках плиты красного камня. Люди криками помогали животным, подталкивая груз плечами, грудью или длинными жердями.

Вдали, на обнажениях скал, звенели о камень тесла. [22] Всюду вырыты в земле небольшие углубления, выложенные изнутри камнями и обмазанные глиной. В них женщины варили длинные полосы бересты, сушили и сшивали их жилами животных. Растерзанное, сожженное хуннами селение постепенно возрождалось из пепла. Кое-где слышались грубые окрики, оскорбительная брань. Это приказывали рабам.

Но в семействе Хориана рабов не было. Здесь все делали сами — пасли скот, обрабатывали поле, ловили рыбу, шили халаты.

— Моя семья достаточно многочисленна, а руки наши достаточно крепки, чтобы не прибегать к помощи подневольных иноплеменников, — говаривал в прежние времена старый Хориан.

Дед его помнил время, когда пленников если не убивали и не приносили в жертву богам, то по прошествии некоторого времени или отпускали, часто за выкуп, или принимали в свой род.

Когда пленные попадали к Хориану, он продавал их старейшине, князю или проезжим купцам или отпускал на все четыре стороны. Много удивительного знал Хориан. Он говорил, что при жизни его прадеда и деда не было в обычае выбирать старейшиной рода членов одной и той же семьи. Но когда, овеянный славой, воспеваемый в песнях, он на старости лет получил предложение боевых друзей и сородичей перенести достоинство старейшины в свое семейство, он отказался.

— В прежние времена старейшина опирался на всех сородичей, ныне у него боевая дружина, с которой он ходит в набеги, которая делит с ним добычу. То, что держалось на уважении, держится теперь на принуждении. Я всегда помогу в трудную минуту любому сородичу советом и делом, но поддерживать уважение к себе клевцом, арканом и золотом я не хочу.

И Хориана чтили и уважали не только сородичи, но и все ближние и дальние племена. Старейшина побаивался его, и даже грозная шаманка Байгет считалась с ним.

Обо всем этом рассказывал Алакету дядя Гелон, пока они вдвоем очищали стволы деревьев для постройки нового дома. Сидя верхом на бревне, они размеренными ударами острых тесел обрубали сучья, длинными лентами состругивали кору.

Канзыр и Бергун таскали бревна к готовой четырехугольной яме, нижней части дома, дно которой было выложено камнями. Здесь Хангэй и Паан быстро делали топорами зарубки на концах бревен и клали следующий венец сруба. Мужчины были обнажены до пояса, и на груди Алакета красовалась татуировка, первый рисунок которой был сделан красной и черной краской после памятной схватки с хуннами по пути в укрепление. На середине груди юноши изображены два бычьих рога, свидетельствующие о том, что он стал полноправным членом рода. Пониже — красная фигура тигра, означающая храбрость, проявленную в исключительных обстоятельствах. Девять завитков на спине тигра говорили о числе убитых в единоборстве врагов. Скальпы их теперь украшали нижнюю часть колчана боевого лука Алакета. Подобная, хотя и менее богатая татуировка, украсила после войны с хуннами и грудь обоих его двоюродных братьев.