Великие женщины мировой истории. 100 сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества, стр. 80
Словом, Гетти хлопнула дверью, оставив суд разбираться. И последним, что она услышала от разгневанных горожан, был вопль: «Старая дева! Ведьма!!» Вот подлецы! А она еще мечтала учредить в этом городе биржу! Нет уж – Гетти отправится туда, где биржевое дело – занятие уважаемое. И Гетти уехала в Англию. Поразительно, но там фанатку биржи ждала удача. Она не только выгодно вложила имеющиеся у нее американские акции, но и в июле 1867 году выскочила замуж за делового партнера своего покойного папаши – Эдварда Генри Грина – и родила дочку и сына. Но все-таки в старой доброй Англии Гетти не хватало размаха. Жизнь казалась пресной. Душа миссис Грин стремилась на Уоллстрит – туда, где возможны биржевые спекуляции, не сдерживаемые ни законом, ни светской моралью. И в 1875 году, забрав семейство, блудная Гетти вернулась в Америку.
И началась Большая игра. Теперь Гетти безжалостно и твердой рукой ворочала акциями недвижимости, железнодорожных компаний, скупала правительственные и муниципальные бонды, не брезговала даже ссудой денег в рост. Каждый год приносил ей миллионы прибыли. И ее уже ничуть не коробили вопли биржевых дельцов: «Ведьма с Уоллстрит!» Она только ухмылялась, вспоминая, что и папашка называл ее так же. Но тогда это прозвище было неким авансом – теперь же она его вполне оправдала.
Однако посреди финансовых побед выяснилось, что муженек Грин начал беззастенчиво обворовывать удачливую женушку через подставные фирмы. Вот когда Гетти похвалила себя за то, что в свое время настояла на брачном контракте, по которому муж не имел право на ее деньги. Так что, узнав о воровстве, Гетти в 1885 году развелась с обманщиком. Дочь осталась с отцом, Гетти же забрала сына.
«Сэкономить цент – значит заработать его!» – наставляла она теперь сына Эдварда. Экономия, а вернее, жадность постепенно стали второй натурой биржевой фанатки. Она не пользовалась ни газом, ни горячей водой. Ходила в одном и том же черном платье, грязном и нечищеном. Да она и сама редко мылась, вместо посуды обедала на вчерашней газете, выброшенной кем-то из жильцов, питаясь позавчерашними пирожками за 15 центов или овсянкой, которую заливала водой, а потом «варила», выставляя на общую батарею в коридоре. Жила она в самых дешевых пансионах, говаривая, что денег на жуткий налог на недвижимость у нее не имеется. «У меня нет ни цента! Все вложено в бизнес!» – заявила она, когда Эдвард сильно поранился. Заботливая мамаша завернула ребенка в рваные тряпки и отвела в больницу для нищих. Сама она также прикрывалась нищетой. Обычно, когда очередной делец, которого она обобрала, подавал на нее в суд, Гетти Грин являлась на разбирательство в драных чулках и, демонстрируя их присяжным, говорила: «Вот в чем хожу! Откуда ж мне взять деньги, что с меня требует этот лощеный господин?» И она делала указующий жест в сторону хорошо одетого истца. Дело, ясно, решали в ее пользу. И только адвокаты истца шипели вслед: «Ведьма с Уолл-стрит!» Не потому ли Гетти так ненавидела адвокатов? Однажды, когда ее спросили, зачем ей нужна лицензия на ношение оружия, Гетти решительно ответила: «Чтобы отстреливаться от адвокатов. А разбойников и грабителей я не боюсь».
В качестве офиса она использовала те места, куда ее пускали посидеть. Часто садилась прямо на пол в банках, где были ее счета, раскладывала бумаги и… делала миллионы. Кстати, о бумаге – в магазинах и на улицах она подбирала листочки, выброшенные открытки, обрывки счетов, чтобы на обороте их записывать свои денежные расчеты. Зато на бирже она могла щедрой рукой скупать акции на миллионы долларов. Часто она изобретала собственные биржевые системы. Иногда они приносили убыток, но, увлеченная своими опытами, Гетти не расстраивалась. «Завтра возьму втрое!» – говорила она. И брала!
Но и у ведьмы была Любовь. Серенькая, беспородная и плохо остриженная крохотная собачонка, часто кусавшая всех без разбора. Немудрено, что Гетти посоветовали выбросить псину вон. Но ведьма только головой покачала: «Никогда! Она единственная любит меня, не думая о том, бедна я или богата». Так что на свою собачку Гетти денег не жалела. А вот себе самой в 1916 году отказала в средствах на операцию. Понадеялась, что само пройдет. Не прошло. Еще бы – ей же было 81 год!
Гонимая
Она жила в мужском мире, где всерьез обсуждался вопрос: человек ли женщина? Где способность к творчеству считалась присущей только сильному полу. Но, сломав все преграды на своем пути, Софья Васильевна Ковалевская (1850–1891) стала великим математиком, первой женщиной членом-корреспондентом Петербургской академии наук. Хотя за все свои достижения ей пришлось заплатить слишком высокую цену.
Софья родилась 3 января 1850 года в обеспеченной и уважаемой семье генерала Василия Васильевича Круковского, который впоследствии доказал, что он – потомок легендарного венгерского короля Матвея Корвина, и стал именоваться Корвин-Круковским. Генерал и сам был уважаем – воевал на Балканах, служил в Генштабе. Но в 40 лет вышел в отставку, женился на внучке знаменитого астронома Шуберта. После женитьбы переехал в собственное имение Палибино близ Витебска и стал вести размеренную жизнь типичного помещика. Но беспокоили дочери. Старшая, Анюта, тайком отослала свою повесть в журнал «Эпоха», где редакторствовал писатель Достоевский. И рукопись напечатали! Девица-писательница – это ли не позор для семьи? Но 14-летняя Соня и того хуже! Дни напролет царапает что-то карандашом. Учитель говорит, у нее способности к математике. Это у девочки-то! Ей надо танцы осваивать, а не уравнения.
Софья Васильевна Ковалевская
Словом, генерал решил отправить дочерей в Петербург – пусть походят на балы: женщинам – женский мир. Но по приезде в столицу девицы проявили строптивость, особенно старшая Анюта. «Я хочу стать писателем! – объявила она Соне. – Но я же совершенно не знаю жизни. Словом, я решила выучиться на врача, чтобы окунуться в самую гущу действительности. Но в России барышень в университеты не берут. Придется ехать за границу!» Соня подняла на сестру недоуменный взгляд: «Но за границу можно поехать только в сопровождении отца или мужа. Вряд ли отец повезет нас учиться…» Анюта засмеялась: «И не надо! Думаешь, мы одни хотим учиться? В Петербурге я нашла единомышленниц. Мы даже организовали кружок по выдаче самих себя… замуж. Познакомились с молодыми мужчинами широких взглядов, которые готовы помочь девушкам получить образование. Они женятся фиктивно и увозят «жен» за границу, а там уж «жены» разбегаются по университетам».
Соня недоуменно смотрит на свою бойкую сестрицу. Хочет спросить, но тут в гостиную врывается возбужденная Жанна Евреинова, подружка Анюты: «Консервы есть, но одни – на всех не хватит!» Анюта пожимает плечами: «Ну и что? Та, кому они достанутся, возьмет на кухню остальных!» Соня вертится между сестрой и подругой: «О чем вы?» Жанна презрительно вскидывает подбородок: «Это же конспирация! Консервы – фиктивные мужья, кухня – заграница». И тут дверь снова распахивается. В гостиную входит незнакомец – невысокий, рыжеватый, но молодой и приятный.
«Вот, рекомендую – Владимир Онуфриевич Ковалевский! – выпаливает Жанна. – Хочет продолжить образование за границей и готов взять с собой…» Ковалевский в смущении смотрит на трех девушек и вдруг улыбается Соне: «Готов жениться хоть завтра!»
Соня краснеет. Не может быть, чтобы такой приятный молодой человек выбрал не красавицу Анюту, не храбрую Жанну, а недотепу Соню. Да и как же ей, 17-летней девчонке, выходить замуж? Страшно ведь!..
«Но ты же хочешь учиться математике! – сердито вскрикивает Анюта. – А я поеду с вами как сестра!»
Отцу-генералу ни про какую фиктивность, конечно, не сказали. Он и так встал на дыбы. Однако, подумав, согласился. Ну кто еще позарится на дикарку Соню? И вот 15 сентября 1868 года в ясный солнечный день молодых обвенчали в усадьбе Палибино. А через несколько месяцев, в начале 1869 года, Ковалевские, забрав с собой Анюту, отправились в Вену.