Великие женщины мировой истории. 100 сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества, стр. 74
Без слез и истерик выслушав сообщение о смерти Андрея, Аврора поднялась к себе. Открыла заветную шкатулку, вынула пожелтевшие письма. Стихи незабвенного Павла Николаевича, объяснения Андрея Николаевича. Ни одного из них не спасла ее любовь. Аврора достала и алмаз «Санси». Он блестел и переливался всеми цветами радуги. Но на этот свет ей было больно смотреть. Недаром же говорили, что над старинными камнями всегда тяготеет проклятие. Так, может, не она, роковая Аврора, виновата в смерти мужей – может, это проклятие рокового алмаза?..
Аврора вызвала поверенного и велела продать камень. Однако это не помогло: любимый сын Павлуша умер у нее на руках. Дети Павла оказались мало способными к семейному делу. Зато умели много тратить. И потому уже к концу XIX века богатство Демидовых стало стремительно таять.
Но на все это Аврора смотрела уже издалека. Она вернулась в Гельсингфорс. Там основала Институт сестер милосердия, занялась благотворительностью. Она и раньше учредила множество стипендий для талантливых студентов и молодых ученых, теперь же занялась развитием женского образования. Там Аврора Карловна и скончалась 13 мая 1902 года, перешагнув в XX век. Было ей 94 года. Немудрено, что за вклад в развитие культуры и науки финны назвали одну из улиц Хельсинки (Гельсингфорса) ее именем и внесли в свой памятный Мартиролог «Сто великих финнов».
Сломанные крылья
«Грозу» изучают в школе. Но преподаватели редко рассказывают, что на написание пьесы А.Н. Островского вдохновила реальная жизнь великой русской трагической актрисы Любови Павловны Никулиной-Косицкой (1827–1868).
Александр Николаевич волновался. Конечно, он давно не мальчик – в нынешнем 1859 году 36 лет стукнуло. Скоро 7 лет, как его пьесы ставятся в Малом и Александринском театрах. Он – признанный автор комедийных и сентиментальных пьес «из купеческого быта». Но «Гроза» – произведение иное, драма с трагедийным финалом. Так что хорошо бы прочесть ее на пробу – для узкого круга.
Читать решили на квартире у актрисы Любови Косицкой. Собрались только друзья да актеры из Малого театра, которым драматург хотел поручить роли. И все равно места не хватило, хотя квартира у Косицкой – большая, прекрасно обставленная. Недаром Люба замужем за актером Никулиным – сыном князя Якова Грузинского. Сын хоть и внебрачный, но отцом весьма обеспечиваемый. Правда, сейчас Косицкая живет одна. Говорят, Никулин не перенес славы жены и отправился завоевывать провинцию. Но даже в отсутствие сына свекор-князь помогает Любе. Ей 32 – возраст зрелый, но на сцене она до сих пор – молодая героиня, высокая, статная. А уж как поет русские песни – с ума сводит!
Шутя и переглядываясь, господа артисты наконец-то расселись. Островский, на счастье погладив рукопись, начал читать. Люба на правах хозяйки присела вплотную к столу и взглянула на убористо исписанные листы. Не может быть! С полей страницы на нее глядели вензеля из ее инициалов: «Л.П.» – Любовь Павловна.
Любовь Павловна Никулина-Косицкая
«…я люблю вас больше всего на свете, больше самого себя!» – прочел Островский реплику Бориса и взглянул на Косицкую странно потемневшими глазами. Ах, зачем он сделал это? Теперь театр будет сплетничать, что, мол, Косицкая готова «возлюбить» драматурга за хорошую роль. Но к чему ей роль? Она и так занята плотно – ведь больше десяти лет на московской сцене. Она даже в первой поставленной в театре комедии Островского «Не в свои сани не садись» играла главную женскую роль. Да что роль! Это она, Косицкая, саму пьесу никому тогда еще не известного автора выбрала на свой бенефис 14 января 1853 года. Успех был потрясающий! И Люба всегда гордилась, что они с Островским – друзья. И вдруг – роман?..
А почему нет? Люба вспомнила, как Островский еще в начале 50-х приезжал в Павловский Посад, где в небольшом театре играла сама Люба и ее муж Иван Никулин. Труппу держал отец Ивана, и потому вечерами для артистов выставлялось обильное угощение. Все было по-домашнему просто. Сам князь декламировал стихи, Люба пела раздольные русские песни, а молодой литератор Островский читал свои еще не поставленные пьесы. Как он смотрел на нее тогда – страстно и сумеречно! Но она была замужем, да и Островский жил с гражданской женой.
А потом случился тот печальный день 21 февраля 1852 года, когда хоронили Гоголя. Скорбная толпа медленно брела пешком к Данилову монастырю. Было холодно, промозгло. Островский шел без шапки, резкий ветер трепал его светлые волосы. Косицкая ехала в наемных санях и вдруг почувствовала: Островскому плохо. «Александр Николаевич! – крикнула она сквозь ветер. – Садитесь ко мне!» И едва сдержала его, тяжело осевшего в ее руках. Оказалось, Островскому действительно плохо, и тогда Люба стала растирать его похолодевшие руки и, чтобы хоть как-то отвлечь, говорить что-то о прекрасном колокольном звоне Данилова монастыря и о звонах Нижнего Новгорода, которые она так любила слушать в детстве. А тут и вправду колокола зазвонили, Островский пришел в себя и стал как-то особенно благодарить Любу. И у нее сердце запрыгало. Но разве можно в день похорон думать о живом? Забыть поскорее надо.
Спустя несколько лет Люба узнала, что Островский отправился собирать материалы для новой пьесы. Вернувшись, он неожиданно пригласил Любу отобедать. Повел в какой-то приличный ресторан. От волнения она не заметила в какой. Ведь Александр Николаевич начал рассказывать, как ездил на Волгу. В ее родные места! Вот у Любы сердце и захолонуло.
Ну зачем она рассказала про себя Островскому? Нет, не то чтобы она стеснялась своего происхождения, но и хвастаться нечем. Ведь Александр Николаевич из образованной и богатой семьи: предки – священнослужители, батюшка – почтенный судейский чиновник. Люба же была дочерью безграмотного крепостного крестьянина Косицкого из деревни под Нижним Новгородом. Отец пил. Мать нещадно колотила Любу и ее многочисленных сестер и братьев. Если что и было хорошего в детстве – так это вырваться из дому, убежать на крутой берег Волги. Красота такая – аж дух замирает и петь хочется! Вот откуда у Любы сильный грудной голос – волжские ветры одолжили. Но петь приходилось тайком: услышит мать – выдерет. Не смей, песни – богохульство! И снова убежишь на крутой берег, выплачешься и подумаешь: улететь бы куда – в другой мир, где все сыты, одеты и счастливы.
«Отчего люди не летают?» – начал читать Островский огромный монолог Катерины. «А ведь иногда летают!» – подумала Люба. Удрала же она 14-летней девчонкой в Нижний Новгород. Случается иногда попутный ветер. Хозяйка, у которой она жила в прислугах, услышав Любины песни, решила взять девчонку в воспитанницы. Как-то повела в театр. Вот Люба страха натерпелась! Говорили ведь добрые люди: театр – грех. Люба даже взяла с собой иконку Божьей Матери. Да только через минуту после поднятия занавеса все забыла. Весь мир пропал – одна сцена осталась. После спектакля кинулась Люба в деревню – умолять родителей, чтоб позволили ей поступить на сцену. Отец руками замахал. А мать… прокляла дочку.
Но Люба строптива и упряма оказалась – умолила свою городскую благодетельницу показать ее нижегородскому антрепренеру. И в апреле 1844 года актриса Любовь Косицкая уже вышла на сцену.
Потом был театр в Ярославле. И там успех. Купцы буквально осадили, предлагая за жизнь с ними большущие деньги. Один даже стрелял в нее, узнав, что она за актера Степанова замуж собралась. Счастье, что промахнулся. Пришлось быстро вещи собрать да в Москву с женихом податься. А в Москве-то женишок и сбежал. Маменька его не разрешила жениться на бесприданнице Любе. Да бог с ним! Зато Люба попала к самому всесильному директору московских театров – композитору Верстовскому. Перед визитом купила на Кузнецком Мосту платье дорогущее – до того желтое, аж в глазах рябит. Зато видное, запоминающееся. В нем и явилась к композитору. Тот дома за роялем сидел. Поднял голову и чуть не захохотал – что за чучело желтое явилось? «Вы кто?» – только и спросил. Люба совсем растерялась: «Мы – Люба… Нижегородской губернии…» Тут уж Верстовский не выдержал и захохотал.