Полночный всадник, стр. 56

Педро замер, посмотрев на разъяренных добровольцев, потом, овладев собой, повернулся туда, откуда слышались голоса. Вздымая пыль, добровольцы волокли человека в черном со связанными руками и ногами. Пленника бросили в грязь возле Педро.

Это был Анхел де ла Герра.

Глава 20

Его красивая жена спала, ее волосы разметались по подушке. Кэрли была бледна, а глаза ее чуть припухли, словно она плакала. Сжатая в кулачок рука подпирала подбородок. Сейчас она напоминала беспомощного ребенка.

Он подошел к кровати и остановился, наблюдая, как поднимается и опускается грудь Кэрли. Наклонившись, прикоснулся к ее лицу. Когда Рамон поцеловал ее, ресницы девушки дрогнули. Ощутив комок в горле, он притронулся кончиком языка к уголку ее рта, потом провел им по нижней губе. Она открыла глаза, и Рамон улыбнулся.

— Рамон… — сонно прошептала она, — что ты… — Потом быстро села в кровати. — Рамон! Господи, как ты спасся? Дядя Флетчер сказал, что тебя повесят! — Она испуганно посмотрела на дверь. — Госпожи, тебе нельзя здесь находиться! Он убьет тебя, уходи!

Она спустила ноги и встала, но Рамон прижал ее к себе:

— Успокойся, Кэрли, позволь мне все объяснить.

Огромные зеленые глаза смотрели на него. Она побледнела еще сильнее. Тихо вскрикнув, Кэрли обхватила Рамона за шею. Он едва не раздавил ее в своих объятиях.

— Я так волновалась! — сказала Кэрли, дрожа всем телом. — Приехав днем, дядя сообщил, что они наконец нашли лагерь, взяли Эль Дракона и четырех его сообщников. Капитан Харри Лав и шериф Лейтон повезли их в тюрьму Сан-Хуана. Через три дня всех повесят на площади перед церковью.

— Ты не упомянула мое имя?

— Нет, конечно, нет! Они не должны узнать, что мне известна правда.

Он немного успокоился. Рамон не подумал заранее о том, что Кэрли может выдать его невольно. А вот у Анхела достаточно времени для этого.

— Скажи мне, что случилось.

Рамон печально вздохнул:

— Нанятые добровольцами индейские следопыты нашли задний вход в Льяно-Мирада.

— Господи! Что произошло с Педро и Флоренсией, с женщинами и детьми?

Лицо его омрачилось.

— Больше десяти мужчин погибло. Многие ранены, но все женщины и дети спаслись. Педро и трое пастухов из Льяно-Мирада арестованы.

— А ты? Как ты спасся?

— Меня там не было. Я появился, когда сражение уже закончилось. Я восстановил события по рассказам мужчин, прятавшихся в лесах. Gringos убеждены, что Анхел — это Эль Дракон.

— Т-твой кузен?

— Si. Пока он этого не отрицает. Не знаю почему. Мне повезло, что все так сложилось. Покинув тебя в ту ночь, я направился в Льяно-Мирада. Хотел… разобраться… с кузеном.

— Ты поехал к Анхелу из-за меня?

— Неужели ты полагала, что, узнав правду, я позволю ему жить?

— Господи, Рамон, ты не можешь убить его!

— Я могу убить его голыми руками за то, что он пытался сделать с тобой. И за то, что пережил я, потеряв тебя.

Она долго, затаив дыхание, смотрела на него, потом поднялась на цыпочки и сильнее обхватила шею Рамона. Он с неистовой страстью прижал Кэрли к себе, уткнулся лицом в ее волосы: они пахли корицей и розами.

— Я должен был увидеть тебя, — сказал испанец. — Вечером я уеду, чтобы встретиться с людьми в одном месте, Арройо-Агахе. Через три дня, в ночь перед казнью, мы появимся в Сан-Хуане и освободим пастухов.

Кэрли встревоженно взглянула на мужа:

— Тебе не удастся это сделать. Ваше появление не будет неожиданностью.

— Не думаю. Они считают, что люди рассеялись, а их главарь в тюрьме. Так или иначе я не могу допустить, чтобы Педро и других повесили. Надеюсь, что освобожу их с помощью моих людей.

Кэрли посмотрела на него сквозь слезы:

— Я не хочу, чтобы ты ехал туда. Я боюсь за тебя, Рамон.

— Означает ли это, что ты готова вернуться домой?

Она отступила на шаг:

— Как… как себя чувствуют твоя мать и тетя Тереза? — Ее лицо выражало сомнение.

Он разочарованно вздохнул:

— Мать болела, но сейчас уже поправилась. С тетей все в порядке, на ней все и держится. Обе постоянно уговаривают меня не делать глупости и привезти жену домой. Как всегда, они правы.

— А если я вернусь в Лас-Алмас и они узнают, что в ту ночь, когда убили Андреаса, именно я подняла тревогу, забив в колокол? Представляешь, какую боль они испытают? Как, по-твоему, они будут относиться ко мне тогда?

— Они поймут, что ты поступила так же, как и Два Орла, который сражался с полицейскими, напавшими на его деревню. Это же сделал бы любой из нас, если бы нашему дому угрожала опасность. Вообще-то они все знают, Кэрли. Тетя сказала мне, что они знали это с ночи fandango.

— Откуда?

— Даже я не знал, что они услышали эту историю, хотя мне следовало догадаться. Тетя решила, что отчасти из-за этого ты не вернулась со мной из Монтеррея. Я не признался ей, что причина тому — моя жестокость и предубеждения.

Она подняла голову. Золотистый свет лампы упал на ее роскошные волосы. Рамон ощутил знакомое волнение.

— Ты с такой легкостью говоришь о прошлом, — заметила Кэрли, — но есть еще более важные проблемы. Если я вернусь, рано или поздно у нас появятся дети со смешанной кровью — наполовину англичане, наполовину испанцы. Как ты будешь к ним относиться? Будешь ли любить их меньше оттого, что их мать — gringa?

Он мягко сжал ее плечи:

— Madre de Dios, не могу поверить, что заставил тебя сомневаться в этом. Неужели ты думаешь, что я не любил бы наших детей? Santo de Cristo, я не могу представить себе более чудесного ребенка, чем дочь, похожая тебя! Или сын, наделенный твоей силой духа.

Кэрли вытерла слезы:

— Я вовсе не смелая, я трусиха. Я боюсь, вернувшись, снова потерять тебя. Мне этого не пережить.

— Ты не потеряешь меня. Я не глупец и не повторю прежние ошибки. Я люблю тебя. Если ты вернешься домой, я до конца жизни буду доказывать, как сильно люблю тебя.

Слеза снова скатилась по ее щеке.

— Мне нужно время, Рамон. Я все еще слышу твои оскорбительные слова. Я продолжаю думать…

— Не говори так. Я знаю, что бываю порой безжалостным, даже жестоким. Мне пришлось научиться этому, но моя истинная сущность не такова.

Рамон ощущал разочарование и нарастающее желание.

— Я не говорю, что со мной легко жить. У меня скверный характер, я бываю грубым и резким.

— Да, иногда ты бываешь грубым.

— Но неужели я так плох, Кэрли?

Ее взгляд как бы пытался проникнуть в душу Рамона.

— Ты упрям и властен. Требователен и ненасытен в постели. И все же ты самый замечательный мужчина, какого я видела.

— Кэрли…

Его сердце переполнилось любовью к ней. Он хотел отнести жену на кровать, овладеть ею, погрузиться в ее влажное, горячее лоно, почувствовать, как она дрожит под ним. Рамон хотел утвердить свои права на нее, сделать ее своей, заставить признать, что она принадлежит ему. Но он вспомнил о том, зачем появился здесь.

— Я вернусь за тобой, как только освобожу людей, и тогда не позволю тебе отказаться — даже если мне придется унести тебя на руках.

Она прикоснулась дрожащей рукой к его щеке:

— Будь осторожен, Рамон. Я не стану жить, если ты погибнешь.

Он привлек ее к себе, поцеловал страстно и жадно, заявляя о своих правах на Кэрли. Она принадлежит ему и должна знать об этом.

— Я вернусь за тобой, — твердо сказал Рамон, — клянусь тебе.

Ему очень хотелось остаться, но люди рассчитывали на него. Не следовало приходить сюда, но он не мог уехать, не увидев Кэрли. Задуманный им план был дерзким и опасным, а шансы на успех невелики. Однако от Рамона зависела жизнь друзей, и он должен сделать все, чтобы спасти их. Быстро и крепко поцеловав Кэрли, испанец подошел к окну, тихо спрыгнул на землю и через мгновение исчез в темноте.

Если не щадить коня, он достигнет пещеры возле Арройо-Агахе к завтрашнему полудню. Все остальные уже соберутся там — об этом сообщил один из пастухов. Он получил известие и от Алехандро де Эстрада. Усилия, затраченные на поиски старых церковных записей, оказались напрасными.