Колония, стр. 57
Сверху открывался хороший вид на реку и на противоположный берег. Река здесь делает излучину и после нее течет спокойной широкой лентой. Сверху видно глубины, отмели, особенно у правого берега, где за островом имелась небольшая заводь. До дороги было далековато, метров двести. Грунтовка просматривалась на обе стороны километра на полтора-два — дальше не видно, трассу закрывают повороты. Низкие тучи не позволяли разглядеть плато на западе, даже если тут отроги подходят к Амазонке поближе. Лунев вытащил камеру, я же начал набрасывать в блокноте схему, проставляя ориентиры и расстояния. Тучи тем временем приближались. Надо поторапливаться: если польет, спуск простым не будет.
— Машина какая-то с запада подваливает, — сообщил Кастет, выкручивая объектив. — Со стороны румын. Отсюда будем смотреть?
— Желательно бы поближе… Сваливаемся!
Напротив холма грунтовка, под углом подходящая к Амазонке со стороны гор, чуть сворачивала, плавно огибая подошву, и уходила практически параллельно реке на юг, в сторону Кайенны. Мест для засады навалом. Мы спрятались на этой стороне дороги, разложив перед собой оружие и средства наблюдения. Винтовку Костя с собой на разведку не взял, только автомат с подствольником. Я был с карабином.
— Знакомиться стоит, как считаешь? — спросил сталкер. — Я так думаю, что рановато: не местные жители, посмотреть надо на образец.
— Да и я так же. В принципе можно было бы…
Будь желание — мы бы остановку организовали. Нашел бы местечко удобное, встал бы за триста возле ямки, а Костя поближе с фланга. По-любому успею свалиться при подозрительных движениях. Это так называемая хвастливая дистанция. Большинство так или иначе стреляющих утверждает, что триста метров для них есть сущий пустяк. Большинство же с первых выстрелов мажет из любых стволов, особенно если есть фактор неожиданности и хоть какого движения.
— Но не будем. Если что случится, подзапалим деда, нагадим прямо возле его дома. Гости дорогие… Только смотрим и снимаем.
Вскоре мимо нас со скоростью в тридцатник прокатил удивительный самодельный драндулет — я пожалел, что с нами не было Хвостова: вот бы отвел душу! Что попало, не багги и не квадр, какие там мосты и подвески! Самодельные гнутые рессоры, как на дешевых бричках! Грубая рамная конструкция, небольшой кузовок, накрытый грубым зеленым полотнищем. И антураж апокалипсиса — два короткоствольных карамультука на примитивных шарнирах по курсу. На морде самоделки болтами была закреплена способная напугать любого мирного путника большая чеканка, тысячу лет их не видел — оскаленная тигриная морда. Что-то написано, но прочитать не успел. Ехали двое, парням лет под тридцать, латинос и негр, оба в банданах, длинноволосые, один в жилете песочного цвета, другой в черной футболке. Чтоб я лопнул, если тут такие румыны.
Оружие у них имелось, и неплохое. Между седоками вертикально стоял отлично мне знакомый «томми», под рукой водителя на обшивке кузова был закреплен помповый «рем». Оживленно переговариваясь, они беззаботно помахивали руками. Никого не боятся.
— Ну и рожи, — картинно посетовал Кастет, убирая камеру. — Люди-то явно тревожные. Заснял, будет что разглядывать в деталях. Видел, как едут, короли автострады. К марсельцам не заедут? Может, прикрыть надо?
— Да, не мирные пахари, — поддержал я. — Спросим у деда. Заканчиваем, поехали назад: время.
Когда мы вернулись в избу, поставив велосипеды в стойло, миссия уже сворачивалась.
Первым делом я рассказал хозяину Старого Порта об увиденных нами нехорошего вида ездунах, — старик лишь отмахнулся:
— Катаются такие… Это банда, называющая себя «герильяс»: дань снимают со своих. Меня не тронут, потому что…
Ну же, скажи, вредный старикан! Давай! Слово это я уже слышал, и Стародубцев его упоминал, — тогда подумалось, что он по приколу так визитеров обозвал. И норвежцы говаривали. Но дед опять вывернулся.
— В общем, не тронут, — заключил он и все-таки добавил: — Надеюсь.
Себастьян откровенно суетился — похоже, какое-то решение у него уже вызревает, но сейчас не скажет: солидный человек солидно подумает. Я оставил две пачки двенадцатых патронов, а Ленни, отведя в сторону Соню, вручила ей что-то из своего, женского, не вникал. Попрощались мы тепло, пожали руки, договорившись, что через день к ним приедет кто-то из сталкеров для продолжения банкета.
Уже начали расчехлять лодки, когда Данька вдруг непосредственно спросил на почти нормальном английском:
— Уважаемый Себастьян, разрешите спросить: а вам не доводилось находить «выручалочку»?
Хозяин, не выпуская из рук швартовочного конца, выпрямился, с улыбкой посмотрел на пацана и ответил на языке извечных северных соседей:
— Мой юный друг! Я знаю людей, которые их находили, — редкая удача, уверяю вас. Как их прикажете искать, не подскажете? Для простых людей, таких как мы с дочкой, это только маловероятная случайность, мой дорогой, только случайность.
— А для непростых? — хрустальным взором уперся в него молодой сталкер.
— У Искателей, молодой человек, имеется индикатор. Он начинает вибрировать, приблизившись к «выручалочке» на сто двадцать метров. Сначала почти незаметно, но постепенно все сильней и сильней. Господи, да это все знают! У вас там что, нет «выручалочек»?
— И как выглядит индикатор? — включилась вдруг резко подобравшаяся Zicke.
Себастьян вздохнул:
— Это небольшой каменный шарик. И на нем нарисован глобус.
ГЛАВА 9
Форт-Росс и окрестности. Лучше старенький ТТ, чем дзюдо и карате
С утра была отличная погода, сквозь занавес высокой тонкой облачности ярко светило солнце. Зимнее солнце, замечу. А тепло-то как! Еще до завтрака мы с Хвостовым совершили трудовой подвиг — поплыли на лодке проверять сети. Очередность тут не устанавливается, утром наиболее бодрые сами вызываются.
Тихим черепашьим ходом подошли к берегу возле Томки, где среди развалов камней грязно-белого цвета в залив впадал чистый ручей с удивительно вкусной водой. Береговая терраса здесь буквально сочится небольшими ручейками, сбегающими с горы по развалам камней. Работали быстро, отгоняя местных оводов. Здоровые, заразы, тоже вылезли на благую погоду — днем их больше будет, они почему-то любят это место. В первой из поставленных сеток трепыхалось штук двадцать рыбин, а во вторую влетело всего шесть штук, никогда не угадаешь. Улов выбрали быстро, оставив себе только калиброванную полуметровую речную форель, всех остальных выпустили в залив. Форелька в Амазонке своеобразная, южная, с зеленоватым, особенно на спине, отливом и мелкими красными пятнами.
Вода после дождей и штормов была прохладной, я оценил это, когда в сандалиях на босу ногу спрыгнул в нее, удерживая лодку, пока Хвостов выгружался с добычей на каменистый пляж. По традиции рыбаки потрошат улов сами, на берегу, притаскивая на кухню полуфабрикат. На обратном пути прошли мимо галечной косы, с которой неохотно поднялись два огромных аиста.
Настроение было звенящее — рыбалка позволила нам шлангануть от утренней зарядки.
Однако, сидя перед завтраком в штабе, перебирая последние бумаги и прикидывая планы на день, насладиться я этим настроением не успел, — над головой тревожным кряком рявкнул динамик внешнего оповещения форта:
— Код 22, черный! Код 22, черный!
Утро мгновенно утратило радостные краски.
Мне немного лет от роду. У меня этих самых лет и нет, считай, — всего тридцатник летом стукнет. Но в этот миг я узнал, что испытывает человек в предынфарктном состоянии. Невидимая жесткая и сильная ладонь зло уперлась в грудь, левая рука онемела, горло сдавил сухой спазм. Это уже потом подумалось о психосоматике и всей вредности лишних многопечальных знаний…
Сейчас же Федя на секунды прилип к новенькому стулу.
— Код 22, черный! Код 22, черный!
— Слышу, — прошептал я пересохшими губами, хрипло выматерился — и отпустило: вот что значит сила Слова. Очнувшись, начал быстро закрывать ящики и сейф, а потом и помещение штаба. Выскочил — и тут же вспомнил, что забыл в углу за стулом свой карабин. Проклятье! Вернулся.