Пир для Воронов (пер. Цитадель Детей Света), стр. 94
Арео Хотах забрал его у мужчины и нахмурился.
— Принц приказал мне вернуть вас в Солнечное копье, — объявил он. Его щеки и бровь были запятнаны кровью Ариса Окхарта. — Мне жаль, маленькая принцесса.
Арианна подняла залитое слезами лицо.
— Как он узнал? — спросила она капитана. — Я была так осторожна. Как он мог узнать?
— Кто-то рассказал. — Пожал плечами Хотах. — Всегда находится кто-то, кто скажет.
Арья
Каждую ночь перед сном, уткнувшись в подушку, она повторяла свою молитву. Она начиналась со слов: «Сир Грегор…» Далее шли: «Дансен, Рафф Красавчик, сир Илин, сир Меррин, Королева Серсея». Если б знала, она бы шептала и имена Фреев с Переезда. — «Когда-нибудь я узнаю», — поклялась она себе. — «И тогда я убью их всех!»
Но в Черно-Белом доме ни один шепоток не остается неслышным.
— Дитя, — однажды обратился к ней тот добрый человек. — Что это за имена, которые ты повторяешь каждую ночь?
— Я ничего не повторяю. — Ответила она.
— Ты лжешь. — Ответил он. — Все лгут, когда боятся. Кто-то лжет больше других, кто-то наоборот — меньше. У кого-то есть всего одна, зато большая ложь, которую они повторяют так часто, что почти сами начинают в нее верить… хотя какая-то крохотная их частичка все равно знает, что это ложь, и это отражается на их лице. Назови мне эти имена.
Она пожевала губу.
— Они не имеют значения.
— Имеют. — Настойчиво продолжил добрый человек. — Назови их, дитя.
Ей послышалось: — «Назови, или мы тебя прогоним».
— Это люди, которых я ненавижу. И я хочу, чтобы они умерли.
— В этом доме мы слышали много подобных молитв.
— Я знаю. — Кивнула Арья. Якен Х’гар как-то помог осуществиться трем ее молитвам. — «Все, что мне нужно было сделать, это просто шепнуть…»
— По этой причине ты пришла к нам? — Продолжил спрашивать добрый человек. — Чтобы изучить наше искусство и убить людей, которых ты ненавидишь?
Арья не нашла, что ответить:
— Возможно.
— Тогда ты ошиблась. Не ты определяешь кому жить, а кому умереть. Этот дар принадлежит Ему, Многоликому. Мы же — всего лишь слуги его, исполняющие его волю.
— Ох. — Арья оглянулась на статуи, выстроившиеся вдоль стен, и окруженные подрагивающими свечами. — А который из них — ОН?
— Все они и есть Он. — Ответил черно-белый жрец.
Он никогда не называл ей свое имя. И бродяжка — тоже. Маленькая девочка с огромными глазищами и угловатым лицом напомнила ей другую девчонку по имени Ласка. Как и Арья бродяжка жила под храмом вместе с тремя послушниками, двумя слугами и поварихой по имени Умма. Та любила поболтать за работой, но Арья из ее болтовни ни слова не понимала. У остальных или не было имен, или они не желали ими с ней поделиться. Один слуга был совсем старик. Его спина согнулась как лук. У второго было красное лицо, и из ушей росли волосы. Сперва она принимала их за немых, пока не услышала, как они молятся. Послушники были помоложе. Старший из них был приблизительно одного возраста с ее отцом, двое остальных не старше, чем ее бывшая сестра — Санса. Послушники тоже носили черно-белое одеяние, но на их одежде не было капюшонов, и черное находилось с левой стороны, а белое справа. У доброго человека и бродяжки все было наоборот. Арье выдали одежду прислуги: некрашеную тунику, мешковатые штаны, смену нижнего белья из льна и тряпичные тапки.
Из всех присутствующих общий язык знал только добрый человек. И каждый день он задавал ей один и тот же вопрос:
— Кто ты?
— Никто. — Должна была отвечать та, кто был Арьей из дома Старков, Арьей Служанкой и Арьей Лошадкой. Когда-то она называла себя еще и Арри, и Лаской, и Голубкой и Соленой, Нэн чашницей, серой мышкой, овцой, призраком Харренхола… но не взаправду, не в глубине сердца. Там она была Арьей Винтерфелльской, дочерью лорда Эддарда Старка и леди Кейтлин, у которой некогда были братья: Робб, Бран и Рикон, и сестра по имени Санса, лютоволчица по кличке Нимерия и сводный брат по имени Джон Сноу. В глубине сердца она была кем-то… но не этого ответа от нее ждали.
Не зная других языков, кроме общего, Арья не могла ни с кем поговорить по душам. Она могла слушать, думать и повторять услышанное за работой.
Несмотря на то, что младший из послушников был слеп, он отвечал за присмотр за свечами. Он бродил по залу храма в мягких тапках, под бормотание престарелых женщин, ежедневно приходивших помолиться. Но даже не имея глаз, он всегда знал, какую свечу следует заменить:
— Его направляет нюх. — Объяснил ей добрый человек. — И еще: там, где горят свечи, накаляется воздух.
Он посоветовал Арье закрыть глаза и попробовать самой.
Они молились на закате перед ужином, преклонив колени вокруг безмятежного черного бассейна. Иногда молитву возглавлял добрый человек. Иногда его место занимала девочка. Арья знала на браавоском всего несколько слов, те что были на высоком валирийском. Поэтому она молилась Многоликому своей собственной молитвой, как обычно: «сир Грегор, Дансен, Рафф Красавчик, сир Илин, сир Меррин, Королева Серсея». Она молилась молча. Но если Многоликий настоящий бог, он ее услышит.
Каждый день Черно-белый храм навещали прихожане. Большинство приходило поодиночке и сидели в сторонке. Они зажигали свечи на том или ином алтаре, молились у бассейна, иногда плакали. Некоторые выпивали черную чашу и отправлялись спать, но в основном не пили. Здесь не было служб, песнопений, гимнов во славу бога. Храм никогда не был полон. Время от времени какой-нибудь прихожанин просил повидать жреца, и добрый человек или девочка отводили его вниз в святилище, но это не происходило не часто.
Вдоль стен, окруженные собственными островками света, стояло около тридцати различных богов. Арья приметила, что у пожилых женщин популярностью пользовалась Плакальщица, богачам нравился Ночной Лев, бедняки предпочитали Странника в капюшоне. Солдаты ставили свечи Баккалону — Бледному Ребенку. Моряки — Бледно-лунной Деве и Светлому Королю. У Неведомого тоже был свой алтарь, хотя к нему едва ли кто-то подходил. У его ног большую часть времени горела единственная свеча. Но добрый человек сказал, что это не имеет значения:
— У него много лиц, а значит и много ушей чтобы слушать мольбы.
Возвышение на котором был поставлен храм было испещрено туннелями, пробитыми в скале. Жрецы и послушники спали в кельях, выдолбленных на верхнем уровне, Арья и прочие слуги на втором. Вход на нижний уровень был запрещен для всех, кроме жрецов. Там находилась святая святых храма.
Когда у Арьи не было поручений, она могла свободно прогуливаться по храму и среди хранилищ и кладовок, исключая выход наружу или вход на третий уровень. Как-то она наткнулась на комнату, набитую оружием и доспехами. Здесь были украшенные орнаментом шлемы и странные древние нагрудники, мечи, ножи и кинжалы, арбалеты и длинные копья с листообразными наконечниками. Другое хранилище было доверху набито богатой одеждой, пышными мехами и прекрасным шелком полсотни оттенков. Следующее — тюками вонючих лохмотьев и обносок бедняцкой одежды. — «Значит должна быть и сокровищница». — Решила Арья. Она представила себе груды золотых блюд, мешки серебра, сапфиры синие как море, длинные нити жемчуга.
Однажды на нее случайно наткнулся добрый человек, и спросил, чем она занимается. Она ответила, что потерялась.
— Ты лжешь. И хуже того, лжешь неумело. Кто ты?
— Никто.
— Еще одна ложь. — Вздохнул он.
Виз избил бы ее до полусмерти, если б поймал на вранье, но в Черно-белом доме все было иначе. Когда она помогала Умме на кухне, та иногда колотила ее поварешкой, если она попадалась ей под руку, но больше никто и не думал поднять на нее руку. «Они поднимут руку только, чтобы убить».
С поварихой она себя чувствовала как рыба в воде. Бывало Умма вложит ей в руку нож и ткнет пальцем в лук, и Арья его порежет. Или подтолкнет ее к комку теста, и Арья станет месить его, пока повариха не скажет «стой». Это было первое браавоское слово, которое она выучила. Другой раз Умма даст ей рыбу, а Арья сама почистит ее, очистит от костей и обваляет филе в молотых орехах, которые даст повариха. Добрый человек объяснил Арье, что соленые воды Браавоса кишмя кишели всевозможной рыбой и моллюсками. Медленная река с коричневой водой втекала в лагуну с севера, проходя сквозь заросли камыша, лиманы и берега, заливаемые приливом. В большом числе попадались съедобные мидии и моллюски, лягушки, черепахи, грязевые крабы, красные, черные, полосатые угри, миноги и устрицы. Все это часто появлялось на резном столике за которым слуги Многоликого бога принимали трапезу. Иногда Умма приправляла рыбу морской солью и молотым перцем, или готовила угря с рубленным чесноком, а порой повариха использовала шафран. — «Пирожку бы здесь понравилось». — решила Арья.