Грёзы Февра, стр. 86

Долго еще я не мог забыть о них. Наверное, он понял, что я не человек в полном смысле слова. Несмотря на свою немалую силу, он не мог не осознавать, что не годится мне в противники, ни по силе, ни по скорости, ни по одержимости. Охваченный лихорадкой жажды и красотой его спутницы, я не добил свою первую жертву. Он мог бы уцелеть. Он мог убежать. Он мог позвать на помощь. Он мог улучить момент и найти оружие. Однако ничего такого он не сделал. Увидев, что его спутница оказалась в моих руках, что я сосу ее кровь, он не мог ни о чем думать, а только бросался на меня с кулачищами. Потом я невольно восхищался его силой, его безумной отвагой, любовью, которую он наверняка испытывал к той женщине.

Но, Эбнер, несмотря на все это, он был глуп. Он не сумел ни спасти свою даму, ни спастись сам.

Ты напоминаешь мне того человека, Эбнер. Джулиан забрал у тебя твой пароход, а ты думаешь лишь о том, чтобы вернуть его. Ты упорно продолжаешь вставать на ноги и бросаться на противника с кулаками, а Джулиан продолжает посылать тебя в нокдаун. Однажды ты не сумеешь подняться, Эбнер. Остановись, брось бесцельные попытки!

— Что ты такое говоришь, черт побери? — сердитым голосом взревел Марш. — Сейчас беспокоиться надо Джулиану и его вампирам. «Грёзы Февра» без лоцмана не сдвинется с места.

— Я могу встать к штурвалу, — сказал Джошуа Йорк.

— И ты сделаешь это?

— Да.

У Марша от злости помутилось в голове.

— Но почему, Джошуа? Ты ведь не такой, как они!

— Если не вернусь, то стану таким, — печально произнес Йорк. — Если у меня не будет моего снадобья, жажда, которую я столько лет держал в узде, набросится на меня с новой силой Мне придется убивать и пить кровь, как Джулиан. И в следующий раз я войду ночью в спальню отнюдь не для того, чтобы поговорить.

— Тогда возвращайся! Забери свое питье! Но не трогайся с места, пока я не приду на пароход.

— С вооруженными людьми. С заостренными кольями и ненавистью в сердцах. Убивать… Я не допущу этого.

— На чьей ты стороне, Джошуа?

— На стороне своих сородичей.

— На стороне Джулиана, — вырвалось у Марша.

— Нет, — со вздохом возразил Джошуа Йорк. — Послушай, Эбнер и попытайся понять. Джулиан — повелитель крови. Он управляет ими, всеми до единого. Некоторые из них похожи на него, такие же испорченные, злобные. Кэтрин, Раймон и другие следуют за Джулианом по доброй воле. Но не все такие. Ты видел Валерию, ты слышал, что она сегодня говорила в ялике. Я не одинок. Наша раса не так уж разномастна. В каждом из нас есть и доброе, и злое начало, и все из нас способны мечтать. Все же, если ты нападешь на «Грёзы Февра», если двинешься против Джулиана, все они встанут на его защиту, невзирая на свои личные привязанности и надежды. Ими будут двигать столетия вражды и страха. День и ночь разделены рекой крови, и перейти ее не так-то легко.

Если ты придешь, Эбнер, ты и твои люди принесут смерть. И не только Джулиану. На его защиту встанут другие и будут стоять насмерть. И ваших людей тоже погибнет немало.

— Иногда нужно идти на риск, — сказал Марш. — А те, кто помогает Джулиану, заслуживают смерти.

— Разве? — Джошуа погрустнел. — Возможно, и так, возможно, нам всем следует умереть. В мире, построенном вашей расой, нам нет места. Твой народ почти полностью искоренил нас, уцелела жалкая горстка. Возможно, настало время истребить последних… — Он невесело усмехнулся. — Если именно это тебе и нужно, Эбнер, тогда вспомни, кто я. Ты мой друг, но они моя кровь, мой народ. Я из их числа. Я думал, что я их король.

В его голосе прозвучало столько горечи и отчаяния, что Марш почувствовал, как гнев улетучивается, и на смену ему приходит жалость.

— Ты пытался, — приободрил он Джошуа — Мне не удалось. Я подвел Валерию и Саймона, подвел всех тех, кто в меня верил. Я подвел и мистера Джефферса, и того младенца. Думаю, что по странной прихоти судьбы я подвел наверняка и самого Джулиана.

— Но это не твоя вина, — заверил его Марш. Джошуа Йорк пожал плечами, и взгляд его серых глазах зажегся холодным огнем.

— Что было, то было. Теперь меня больше беспокоит день, вернее, ночь сегодняшняя и то, что будет завтра и через день. Я должен вернуться. Я им нужен, хотя, возможно, они этого и не понимают. Я должен вернуться и сделать то, что в моих силах, пусть даже мой вклад окажется ничтожным.

Эбнер Марш фыркнул.

— И ты еще говоришь мне, чтобы я сдался? Ты считаешь меня глупым идиотом, который бросается на тебя с кулаками? Черт, Джошуа, а ты сам кто? Сколько раз Джулиан пил твою кровь? Мне кажется, ты такой же упрямец и остолоп, каким считаешь меня. Джошуа улыбнулся.

— Возможно, — согласился он.

— Проклятие, — выругался Марш. — Ладно. Черт с тобой, возвращайся к своему Джулиану. А что прикажешь делать мне?

— Тебе следует как можно быстрее покинуть это место, — сказал Джошуа, — пока они ничего не заподозрили.

— Я это и без тебя знаю.

— Вот и все, Эбнер. Не пытайся снова искать нас. Эбнер Марш помрачнел.

— Черта с два.

Джошуа улыбнулся.

— Ну и дурень же ты, — сказал он. — Ладно, раз тебе это так нужно, можешь искать Только ты все равно не найдешь нас.

— Это мы посмотрим.

— Возможно, для нас еще не все потеряно Я вернусь и приручу Джулиана, и возведу мост между ночью и днем, и вместе, ты да я, обставим этот «Эклипс».

Эбнер Марш иронично хмыкнул, но в глубине души ему хотелось верить в это.

— Позаботься об этом чертовом пароходе, — попросил он. — Еще не было более быстроходного судна, и оно должно быть в хорошей форме, когда я вернусь.

Джошуа улыбнулся. Омертвевшая кожа вокруг рта треснула и порвалась. Он поднес ладонь к лицу и сорвал ее. Она снялась полностью, как безобразная, покрытая морщинами и шрамами маска. Внизу открылась кожа молочной белизны, нежная и без изъянов, готовая к новой жизни, к новым испытаниям. Йорк смял в руке свое старое лицо; следы пережитой боли снежинками просыпались сквозь пальцы и упали на ковер. Он вытер ладонь о пиджак и протянул ее Эбнеру Маршу. Они обменялись рукопожатием.

— Нам всем нужно делать свой выбор, — сказал Марш. — Это твои слова, Джошуа. Ты был прав. Выбор не всегда прост. Придет день, и выбирать придется тебе, во всяком случае, мне так кажется. Между твоим ночным народом и… назовем это «добром». Смотри, не ошибись. Ты понимаешь, о чем я. Сделай правильный выбор, Джошуа.

— И ты, Эбнер. Делай выбор с умом.

Джошуа Йорк, взмахнув плащом, повернулся и вышел на балкон. С грациозной легкостью он вскочил на перила и с двадцати футов спрыгнул вниз, приземлившись на ноги, как будто занимался этим каждый день. Не успел Марш и глазом моргнуть, как его и след простыл. Он исчез, словно растворился в темноте. Может, и в самом деле превратился в чертов туман, подумал Эбнер Марш.

Где-то вдали, на сияющей глади реки прозвучал гудок парохода, слабый, меланхоличный звук с оттенком потерянности и одиночества. Сейчас Маршу не хотелось бы оказаться на реке. От холода его передернуло, и он подумал, не будет ли заморозков. Закрыв балконную дверь, Эбнер Марш вернулся в кровать.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ. Годы лихорадки: Ноябрь 1857 года — апрель 1870

Каждый из них оказался верным своему слову: Эбнер Марш продолжал искать, но не находил.

Они покинули дом Аарона Грея сразу же, как только Карл Фрамм достаточно окреп, чтобы отправиться в путь. Это произошло через несколько дней после исчезновения Джошуа Йорка.

Марш был рад уйти. Любопытство Грея и его домочадцев достигло высшей точки. Они докучали ему вопросами, почему в газетах не было сообщений о взрыве на пароходе, почему об этом ничего не слышали соседи и почему исчез Джошуа Йорк.

Марш уже начал путаться в собственной лжи. Когда вместе с Тоби и Карлом Фраммом они добрались до того места на реке, где оставили «Грёзы Февра», парохода там уже не оказалось. Он предвидел это. Марш вернулся в Сент-Луис.

На протяжении всей слякотной зимы продолжал Марш вести упорные поиски. Он писал письма, наведывался в портовые бары и биллиардные. Он повторно нанял сыщиков и читал множество газет. Он разыскал Йергера и Грува и других членов команды «Эли Рейнольдз» и в качестве пассажиров разослал их по всей реке. Но все его попытки не дали никаких результатов. «Грёзы Февра» никто не встречал, как никто никогда не слышал о пароходе с названием «Озимандиас». Тогда Эбнер Марш заключил, что они снова сменили имя судна. Он прочел все стихи, написанные Байроном и Шелли, но на этот раз это не принесло плодов. От отчаяния он даже заучивал стихи наизусть. От Байрона и Шелли он перекинулся и на других поэтов. В результате чего вышел на жалкий заднеколесный пароход с названием «Гайавата».