Грёзы Февра, стр. 103

Наконец он еле заметно улыбнулся Деймону Джулиану, и безмолвный поединок возобновился.

У Марша от радости ноги сделались как ватные. Он немного постоял, собираясь с силами, а потом наклонился за ружьем. Подобрал его и снова взгромоздил на стол. Переломил ствол, медленно и тяжело принялся заряжать его. К тому моменту, когда Марш поднял ружье и прижал здоровой рукой к туловищу, Деймон Джулиан стоял на коленях. Он поднес пальцы к окровавленной глазнице и, вырвав слепой глаз, в сложенной ладони протянул кровавое подношение Джошуа Йорку. Тот нагнулся над предложенной данью.

Эбнер Марш проворно двинулся вперед и, приставив двустволку к виску Джулиана, к прекрасным черным кудрям, нажал сразу на оба спусковых крючка.

Джошуа стоял ошеломленный, словно его внезапно вывели из какого-то странного забытья. Марш застонал и бросил ружье.

— Ты не хотел этого, — сказал он Джошуа. — Стой спокойно, я принесу то, что тебе нужно.

Тяжело ступая, капитан обошел бар и нашел там темные винные бутылки без наклеек. Взяв одну из них, сдул со стекла пыль. В этот момент он обернулся и увидел открытые двери и выглядывающие из-за них бледные лица. Они безмолвно смотрели на капитана. Выстрелы, подумал Марш. Их встревожили выстрелы.

Открыть пробку одной рукой оказалось довольно сложно. Наконец, пустив в ход зубы, Марш справился с задачей. Ему навстречу плыл, словно во сне, Джошуа Йорк. По его глазам было видно, что внутренняя борьба в нем еще продолжается. Марш протянул ему бутылку, но Джошуа схватил его за руку. Марш застыл как вкопанный. Долгое время он не знал, что предпочтет Джошуа — то ли взять бутылку, то ли вскрыть на его запястье вены.

— Нам всем приходится когда-нибудь делать выбор, Джошуа, будь он неладен, — тихо проговорил Марш.

Сильные пальцы Джошуа по-прежнему крепко сжимали его руку. Казалось, что Джошуа Йорк смотрел на него целую вечность. Потом он вырвал бутылку из руки Марша и, запрокинув голову, приложил горлышко к губам. Темная жидкость медленно потекла вниз, облив подбородок.

Марш вытащил вторую бутылку с отвратительным зельем и отбил горлышко о край мраморной стойки. Подняв бутылку, он провозгласил:

— За «Грёзы Февра»!

Они выпили вместе.

ЭПИЛОГ

Старое, поросшее травой кладбище наполняют звуки реки. Расположено оно высоко на обрывистом берегу, где внизу изо дня в день, как и тысячи лет назад, катит свои воды Миссисипи. Можно сесть на крутом обрыве и, свесив вниз ноги, смотреть на реку, упиваясь покоем и красотой. Река отсюда кажется многоликой. Иногда поверхность ее бывает золотистой, покрытой рябью от пляшущих у самой воды мошек в тех местах, где воды омывают притопленные ветви. На закате она становится бронзовой, а потом краснеет. Краснота разливается по воде и наводит на мысль о Моисее, о другой реке и другой эпохе. В ясную ночь вода струится темная и чистая, как черный шелк. Под ее мерцающей поверхностью блистают звезды и светлая луна — она подрагивает и танцует и кажется больше и прекраснее той, что сияет в небе.

При смене времен года река тоже меняется. С приходом весеннего половодья она делается коричневой и грязной и подбирается к высоким отметкам уровня, обозначенным на деревьях и речных берегах. Осенью в синих объятиях лениво проплывают листья всех цветов и оттенков. Зимой река замерзает, и падающий снег прячет ее под собой, превращая в немыслимую белую дорогу, по которой никто не ездит, такую белую, что глазам больно смотреть. Но и подо льдом воды продолжают свое вечное движение, ледяные и бурные, они не знают покоя. Наконец река встряхивается, зимний лед с оглушительным грохотом лопается, и по нему бегут ужасные, расширяющиеся трещины.

С кладбища можно видеть все настроения реки. Отсюда река выглядит точно так же, как выглядела она тысячу лет назад. Даже сейчас, со стороны Айовы, она такая же, с ее деревьями и высокими скалистыми берегами. Сама река смирная, пустынная и спокойная. Тысячу лет назад можно было бы смотреть часами и ничего не увидеть, разве что одинокого индейца на каноэ, сооруженном из бересты. Сегодня можно просидеть почти столько же и увидеть только длинную вереницу груженых барж, которую толкает один-единственный маленький буксир, заправляемый дизельным топливом.

Между прошлым и настоящим был период, когда река бурлила и жила кипучей жизнью, когда повсюду над ней клубился дым и пар, раздавались гудки и вылетали искры. Но время пароходов давно минуло. На реке установились тишина и покой. Покойникам на кладбище это вряд ли понравилось бы. Половина из похороненных в жизни были речниками.

На кладбище тоже царит покой. Большинство захоронений произведено давным-давно, и уже умерли даже внуки тех, кто здесь покоится. Посетители бывают здесь редко, а те немногие, кто приходит, навещают одну невзрачную могилу.

На некоторых могилах воздвигнуты величественные монументы. Один из них — статуя человека в форме рулевого. Он изображен с фрагментом штурвала и смотрит вдаль. На некоторых могильных плитах имеются колоритные описания жизни и смерти на реке, сообщения о том, что тот или иной погиб в результате взрыва парового котла, или на войне, или утонул. Но не к ним приходят посетители. Могила, которую они навещают, относительно проста. Камень ее перенес вот уже больше сотни лет непогоды и погожих дней, однако он по-прежнему крепок. Вырезанные на нем слова с легкостью читаются еще и сегодня: имя, даты и две стихотворные строчки.

КАПИТАН ЭБНЕР МАРШ

1805-1873

Не бродить уж нам ночами

В серебристой лунной мгле…

Над именем, вырезанным в камне с большим мастерством и тщанием, имеется маленькое украшение: с тонкой прорисовкой деталей изображены два крупных большеколесных парохода в момент гонок. Время и атмосферные воздействия не прошли бесследно, слегка испортив изображение. Все же еще можно увидеть вьющийся над трубами дым и почти физически ощутить их скорость. Если наклониться ниже и провести кончиками пальцев по камню, то можно различить имена. Идущий в фарватере корабль называется «Эклипс», в свое время он был знаменит. Тот, что впереди, большинству специалистов по истории реки неизвестен. Его имя «Грёзы Февра».

Посетитель, который приходит сюда чаще других, всегда, словно на счастье, прикасается к изображению.

Как ни странно, приходит он только ночью.