Битва королей. Книга II, стр. 46
– Матерь драконов… – произнес кто-то полушепотом-полустоном, и другие голоса отозвались: – Драконов… драконов… драконов… – Голоса мужские и женские, один как будто даже детский. Бьющееся сердце превращало сумерки в мрак. Дени с трудом обрела дар речи, с трудом вспомнила слова, которые так часто твердила.
– Я Дейенерис Бурерожденная из дома Таргариенов, королева Семи Королевств Вестероса. – «Слышат ли они меня? Почему они не шевелятся?» Она села, сложив руки на коленях. – Я пришла просить у вас совета. Уделите мне толику вашей мудрости, о победившие смерть.
Сквозь индиговый мрак она различала черты Бессмертного справа от себя – древнего старца, сморщенного и безволосого. Тело у него было густого сине-лилового цвета, губы и ногти еще темнее, почти черные. Даже белки глаз посинели. Глаза эти смотрели невидящим взором на старуху по ту сторону стола, одетую в давно сгнившее шелковое платье. Одна высохшая грудь была обнажена по квартийскому обычаю, и острый синий сосок казался твердым, как железо.
Да ведь она не дышит. Дени прислушалась к тишине. Никто из них не дышит, и не шевелится, и глаза у них ничего не видят. Неужели Бессмертные мертвы?
Ей ответил шепот, тихий, как мышиный шорох.
– Мы живы… живы… живы… – И другие шепчущие голоса подхватили: – Мы знаем… знаем… знаем…
– Я пришла сюда в поисках истины. Истинно или ложно то, что я видела в коридорах? Прошлое это или грядущее? И что означают эти видения?
– Игра теней… дни, еще не осуществленные… испей из чаши льда… испей из чаши огня…
– Матерь драконов… дитя троих…
– Троих? – непонимающе повторила она.
– Ибо три головы у дракона… – Призрачный хор шуршал у нее в голове, хотя губы вокруг не шевелились, и ничье дыхание не колебало синий воздух. – Матерь драконов… дитя бури… – Шепоты складывались в песнь. – Три огня должна ты зажечь… один за жизнь, один за смерть, один за любовь… – Сердце Дени билось в такт с тем, что плавало над столом. – Трех коней должна ты оседлать… один для похоти, один для страха, один для любви… – Ей показалось, что голоса стали громче, а ее сердцебиение и дыхание – медленнее. – Три измены должна ты испытать… одну из-за золота, одну из-за крови, одну из-за любви…
– Я не… – прошептала она почти так же тихо, как они. Что с ней творится? – Я не понимаю, – сказала она погромче. Почему здесь так трудно разговаривать? – Помогите мне. Научите меня.
– Помогите… – передразнили голоса. – Научите…
В синем мраке замелькали картины. Визерис кричал, а расплавленное золото текло по его лицу и заливало рот. Высокий меднокожий лорд с серебристо-золотыми волосами стоял под знаменем с эмблемой огненного коня, а позади него пылал город. Рубины, словно капли крови, брызнули с груди гибнущего принца, и он упал на колени в воду, прошептав напоследок женское имя. Матерь драконов, дочь смерти… Красный меч светился в руке голубоглазого короля, не отбрасывающего тени. Тряпичный дракон раскачивался на шестах над ликующей толпой. С дымящейся башни взлетело крылатое каменное чудище, выдыхая призрачный огонь. Матерь драконов, истребительница лжи… Ее серебристая кобылка трусила по траве к темному ручью под звездным небом. На носу корабля стоял труп с горящими глазами на мертвом лице, с печальной улыбкой на серых губах. На ледовой стене вырос голубой цветок, наполнив воздух своим ароматом. Матерь драконов, невеста огня…
Все быстрее и быстрее мелькали видения, одно за другим – самый воздух вокруг словно ожил. В палатке плясали тени, бескостные и жуткие. Маленькая девочка бежала босиком к большому дому с красной дверью. Мирри Маз Дуур истошно кричала в пламени, и дракон проклевывался наружу из ее лба. Серебристая лошадь волокла за собой окровавленный голый труп. Белый лев бежал в траве выше человеческого роста. Трясущиеся нагие старухи вылезали из озера близ Матери Гор и становились перед ней на колени, склонив седые головы. Десять тысяч рабов воздевали окровавленные руки, пока она неслась мимо, как ветер, на своей Серебрянке. «Матерь, матерь!» – кричали они и тянулись к ней, хватали за плащ, за подол юбки, за ноги, за грудь. Они желали ее, нуждались в ней, в огне, в жизни – и Дени распростерла руки, чтобы отдаться им…
Но черные крылья забили вокруг ее головы, яростный вопль прорезал индиговый воздух, и видения вдруг пропали, а страстный порыв Дени преобразился в ужас. Бессмертные обступили ее, синие и холодные, – продолжая шептать, они трогали ее своими сухими руками, гладили, хватали за платье, запускали пальцы ей в волосы. Все силы покинули ее, даже сердце перестало биться, и она не могла шевельнуться. Чья-то рука легла ей на голую грудь, стиснула сосок, чьи-то зубы нашарили мягкое горло, чей-то рот лизал ее глаз и покусывал веко…
Но индиговый воздух полыхнул оранжевым, и шепоты превратились в вопли. Сердце Дени бурно забилось, руки и рты исчезли, кожу омыло тепло, и она заморгала от яркого света. Дракон у нее на плече, растопырив крылья, терзал страшное синее сердце, то и дело выбрасывая изо рта огонь, яркий и горячий. Бессмертные, охваченные огнем, выкрикивали тонкими голосами какие-то слова на давно забытых языках. Их плоть пылала, как старый пергамент, кости – как сухие дрова. Они плясали, крутились и корчились, высоко воздевая горящие руки.
Дени вскочила на ноги и ринулись к выходу. Бессмертные, легкие как шелуха, падали от одного прикосновения. Когда она добралась до двери, вся комната была в огне.
– Дрогон, – крикнула она, и он сквозь огонь прилетел к ней.
Перед ней вился темный коридор, освещаемый мерцающим заревом пожара. Дени бежала, высматривая дверь – справа или слева, все равно, но по бокам тянулись сплошные стены, а пол словно извивался под ее ногами, стараясь задержать ее. Но она, не поддаваясь, бежала все быстрее, и вот впереди возникла дверь, похожая на открытый рот.
Она выбежала на солнце и закачалась от яркого света. Пиат Прей, бормоча что-то на неизвестном языке, перескакивал с одной ноги на другую. Дени оглянулась – сквозь щели древней постройки ползли тонкие щупальца дыма, и черная черепичная крыша тоже дымилась.
Пиат Прей с громкими проклятиями выхватил нож и устремился к Дени, но Дрогон бросился на него. Щелкнул кнут Чхого – никогда еще она не слышала столь сладкого звука. Нож вылетел из руки колдуна, и Ракхаро тут же повалил его наземь. Дени опустилась на прохладную зеленую траву, а сир Джорах стал рядом на колени и обнял ее за плечи.
Тирион
– Если умрешь глупой смертью, я скормлю твое тело козлу, – пригрозил Тирион, когда первая партия Каменных Ворон отчалила от берега.
– У Полумужа нет козлов, – засмеялся Шагга.
– Я нарочно заведу их для тебя.
Занимался рассвет, и его блики бежали по реке, дробясь под шестами и вновь смыкаясь за кормой парома. Тиметт переправился со своими Обгорелыми в Королевский Лес еще два дня назад. Вчера туда же отправились Черноухие и Лунные Братья, сегодня Каменные Вороны.
– Что бы там ни было, в бой не вступайте, – сказал Тирион. – Нападайте на их лагеря и обозы. Подкарауливайте их передовые отряды и развешивайте трупы на деревьях вдоль пути их следования, режьте отбившихся от войска. Действуйте ночью, часто и внезапно, чтобы они боялись ложиться спать…
Шагга положил руку на голову Тириона.
– Я всему этому уже научился от Дольфа, сына Хольгера, когда у меня еще борода не выросла. У нас в Лунных горах только так и воюют.
– Королевский лес – не Лунные горы, и ты будешь сражаться не с Молочными Змеями и не с Крашеными Псами. Слушай проводников, которых я тебе дал, – они знают этот лес не хуже, чем ты свои горы. Не пренебрегай ими, и они сослужат тебе хорошую службу.
– Шагга будет слушать собачонок Полумужа, – пообещал горец и взошел с конем на паром.
Тирион посмотрел, как они, отталкиваясь шестами, правят к стрежню Черноводной. Когда Шагга скрылся в утреннем тумане, у него засосало под ложечкой – без своих горцев он казался себе голым.