Битва королей. Книга I, стр. 69

– Сидение сидению рознь. Каждый из них ждет, когда двинется другой, но лев спокоен, подобран и подергивает хвостом, олененок же замер от страха, и кишки у него превратились в студень. Он знает, что лев прикончит его, куда бы он ни скакнул.

– А ты уверен, что наш батюшка – это лев?

– Этот зверь нарисован на наших знаменах, – хмыкнул Тирион.

Серсея пропустила шутку мимо ушей.

– Если бы в плен взяли отца, Джейме не сидел бы сложа руки, уверяю тебя.

«Да, Джейме расколошматил бы свое войско под стенами Риверрана, послав к Иным неравенство сил. Он никогда не отличался терпением – как и ты, дражайшая сестрица».

– Не все такие храбрецы, как Джейме, но есть и другие способы выиграть войну. Харренхолл крепок и хорошо расположен.

– В отличие от Королевской Гавани, что прекрасно известно нам обоим. Пока отец играет с маленьким Старком во льва и олененка, Ренли идет по Дороге Роз и того и гляди может появиться у наших ворот.

– Этот город за один день тоже не возьмешь, а от Харренхолла до нас путь недолог – прямиком по Королевскому Тракту. Ренли не успеет еще собрать свои осадные машины, когда отец ударит на него сзади. Его войско будет молотом, а городские стены – наковальней. Славная получится картинка.

Зеленые глаза Серсеи впились в него – настороженные, но очень желающие поверить в то, что он говорил.

– А если Робб Старк выступит первым?

– Харренхолл находится достаточно близко от бродов через Трезубец – Русе Болтон не сможет перевести северную пехоту, чтобы соединиться с конницей Молодого Волка. Старк не может идти на Королевскую Гавань, не взяв сначала Харренхолл, а на это у него силенок даже и с Болтоном не хватит. – Тирион улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок. – Тем временем отец выжмет весь жир из речных земель, а дядя Стаффорд соберет в Утесе свежих рекрутов.

– Откуда ты все это знаешь? – подозрительно спросила Серсея. – Может, отец поделился с тобой своими намерениями, посылая тебя сюда?

– Нет – я просто посмотрел на карту.

Подозрительность в ее взгляде сменилась презрением.

– И ты все это придумал собственной дурной головой, правда, Бес?

Тирион цокнул языком:

– Скажи мне вот что, дражайшая сестрица: не будь перевес на нашей стороне, разве Старки начали бы переговоры о мире? – Он достал письмо, привезенное сиром Клеосом Фреем. – Молодой Волк шлет нам свои условия. Неприемлемые, само собой, но лиха беда начало. Хочешь посмотреть?

– Да. – В один миг она вновь преобразилась в королеву. – Откуда у тебя это? Письмо должны были доставить мне.

– На то и десница, чтобы передавать тебе то и другое. – Он отдал сестре письмо. Щека у него еще горела от ее оплеухи. «Пусть хоть кожу с меня сдерет, лишь бы дала согласие на дорнийский брак». Он чувствовал, что это согласие все равно что у него в кармане.

Кроме того, он знал теперь, кто ей наушничает… в этом и заключалась изюминка этого пудинга.

Бран

Плясунью облачили в попону из белоснежной шерсти с серым лютоволком дома Старков, а Брана – в серые бриджи и белый дублет, отделанный по рукавам и вороту серой белкой. У сердца была приколота волчья голова из темного янтаря в серебряной оправе. Бран предпочел бы Лето серебряному волку на груди, но сир Родрик был непреклонен.

Пологие каменные ступени остановили Плясунью только на миг. Бран послал ее вперед, и она их запросто преодолела. За дубовыми, окованными железом дверьми Великого Чертога стояли в ряд восемь длинных столов – по четыре с обеих сторон срединного прохода. Люди сидели на скамьях плечом к плечу.

– Старк! – кричали они, вскакивая на ноги, пока Бран ехал мимо них. – Винтерфелл! Винтерфелл!

Бран был достаточно большой, чтобы понять, что на самом деле они приветствуют не его: они празднуют урожай и победы Робба, славят его лорда-отца, и деда, и всех Старков, правивших здесь восемь тысячелетий. Он понимал это и все-таки пыжился от гордости. Проезжая через зал, Бран и думать забыл о том, что он сломанный. Когда он под взглядами всех собравшихся достиг помоста, Оша с Ходором отстегнули сбрую, державшую его в седле, сняли его с лошади и усадили на высокий трон его предков.

Сир Родрик сидел по левую руку от него вместе со своей дочерью Бет, Рикон – по правую. Рыжие лохмы малыша так отросли, что падали на горностаевую мантию. Но он никому не давал себя стричь, пока матери не было. Последнюю служанку, которая попыталась это сделать, он покусал.

– Я тоже хочу покататься, – сказал он, когда Ходор увел Плясунью. – Я езжу лучше тебя.

– Ничего не лучше – молчи сиди, – сказал Бран младшему брату. Сир Родрик громко потребовал тишины. Бран, повысив свой голос, приветствовал всех от имени своего брата, Короля Севера, прося гостей возблагодарить богов, старых и новых, за победы Робба и обильный урожай.

– Да увеличатся наши блага сторицей, – закончил он, подняв отцовский серебряный кубок.

– Сторицей! – Оловянные кружки, глиняные чаши, окованные железом рога с громом сошлись вместе. Брану вино сдобрили медом, корицей и гвоздикой, но оно все-таки было крепче, чем он привык. Пока он пил, ему казалось, что горячие дрожащие пальцы проникают ему в грудь. Голова у него кружилась, когда он поставил кубок.

– Молодец, Бран, – сказал сир Родрик. – Лорд Эддард гордился бы тобой.

Сидевший чуть ниже мейстер Лювин тоже кивнул одобрительно, и слуги начали разносить еду.

Такого Бран еще не пробовал. Блюдо следовало за блюдом так быстро, что он едва успевал отщипнуть. Огромные ноги зубров, зажаренные с луком-пореем, пироги с начинкой из оленины, моркови и грибов, бараньи отбивные с медом и гвоздикой, утка, кабанятина с перцем, гусь, голуби и каплуны на вертелах, ячменная похлебка с говядиной, холодный компот. Лорд Виман привез из Белой Гавани двадцать бочонков рыбы, переложенной солью и водорослями: сига и сельдь, крабов и мидий, треску и семгу, омара и миногу. К столу подавали черный хлеб, медовые коврижки и овсяные бисквиты, репу, горошек и свеклу, бобы, тыкву и огромные красные луковицы. На сладкое были печеные яблоки, вишневые пирожные и груши в крепком вине. На каждом столе выше и ниже соли лежали круги белого сыра, и слуги сновали туда-сюда со штофами подогретого со специями вина и охлажденного осеннего эля.

Музыканты лорда Вимана играли отменно, но скоро арфу, скрипку и рожок не стало слышно за смехом, разговорами, стуком посуды и рычанием собак, дерущихся из-за объедков. Певец пел славные песни: «Железные копья», «Сожжение кораблей», «Медведь и прекрасная дева», но слушал его, похоже, только Ходор, который топтался рядом с дударем, перескакивая с ноги на ногу.

Шум постепенно перешел в настоящий рев, густой поток звуков. Сир Родрик говорил с мейстером Лювином поверх кудрявой головы Бет, счастливый Рикон кричал что-то Уолдерам. Бран не хотел сажать Фреев за высокий стол, но мейстер напомнил ему, что они скоро породнятся: Робб женится на одной из их теток, Арья выйдет замуж за дядюшку. «Вот уж нет, только не Арья», – сказал Бран, но мейстер настоял на своем, и Фреи сидели рядом с Риконом.

Каждое блюдо первым делом подносили Брану, чтобы он мог взять причитающуюся лорду долю, но когда дело дошло до уток, он уже не мог больше есть, а только кивал одобрительно и отсылал блюдо прочь. То, что пахло особенно вкусно, он отправлял одному из лордов на помосте в знак дружбы и расположения, как учил его мейстер Лювин. Семгу он послал бедной грустной леди Хорнвуд, вепря – шумливым Амберам, гуся с ягодами – Клею Сервину, огромного омара – Джозету, мастеру над конями, который не был ни лордом, ни гостем, зато вышколил Плясунью так, что Бран мог ездить на ней. Он посылал сладости Ходору и старой Нэн только за то, что любил их. Сир Родрик напомнил ему о названых братьях, и Бран послал Уолдеру Малому вареную свеклу, а Уолдеру Большому – репу с маслом.

На нижних скамьях винтерфеллцы сидели вперемешку с простолюдинами из зимнего городка, соседями из ближних острогов и челядью лордов-гостей. Одних Бран видел впервые, других знал очень хорошо, но все они казались ему одинаково чужими. Он смотрел на них как-то издали, словно из окна своей спальни во двор, видя все, но ни в чем не принимая участия.