Пиратская принцесса, стр. 61

— А как же насчет справедливости? — прервал он ее. — Закон утверждает, что твой дядя разбойник. Ты давно знала, что в конце концов его поймают. Какая разница, я это сделаю или кто-то другой?

— Я не желаю, чтобы на руках моего мужа была кровь дяди. — Она подошла к кровати и села с ним рядом. —

Неужели так трудно это понять, Саймон? Каково мне будет с тобой жить, зная, что ты погубил моего дядю?

Ее слова вдруг подействовали. Саймону вспомнилось предупреждение генерала, что Камилла никогда не простит ему ареста Зэна. И теперь у этого предупреждения появился неожиданный смысл: как они будут жить, если она обвинит его в смерти своего любимого родственника? Как будет он смотреть ей в глаза по утрам и заниматься с ней любовью по ночам, чувствуя, что эта смерть стоит между ними?

Но, с другой стороны, как он будет жить с собой в ладу, не отомстив за Джорджа?

Он не отвечал, тогда она положила руку ему на грудь, голос ее дрогнул.

— Если ты не можешь пообещать, что не будешь принимать участия в его аресте, то хотя бы приложи все усилия, чтобы его не казнили.

Он открыл рот, чтобы заговорить, но она быстро прижала ладошку к его губам.

— Я знаю, что он заслужил это. Я знаю, что много людей погибло от его руки. Но это все потому, что он был одержим местью, как и ты сейчас. После этого он никого не убил. — Голос ее потеплел. — Он обо мне заботился, когда мне необходима была помощь. Саймон, я никогда бы себе не простила, если бы просто стояла в стороне и смотрела, как он идет на виселицу.

Он смотрел на нее с замиранием сердца. Ну и выбор! Отпустить Зэна или успокоить душу, отомстив за Джошуа. Жить счастливо со своей Принцессой или выполнить долг чести.

Он отвернулся и попытался все взвесить. Во время ареста Зэна наверняка будет бой, и вполне вероятно, что кто-то в пылу битвы пристрелит его. Не будет же она обвинять его в этом, если признает, что Зэн заслужил арест.

Кроме того, если морского разбойника приговорят к каторге, это, пожалуй, еще почище казни. Зэну так нравится бороздить моря и жить вольной жизнью, что куда страшнее для него потерять свободу, а не жизнь. А каторга — местечко не из приятных.

Саймон вздохнул и вновь посмотрел Камилле в глаза.

— Хорошо, Принцесса. Я сделаю все, что в моих силах. С радостным восклицанием она бросилась ему на грудь.

— О, Саймон! Спасибо! Ты даже не представляешь, как много это для меня значит, — она целовала его лицо, губы, щеки.

— Если ты действительно хочешь выразить благодарность, — проворчал он, — то можешь меня развязать наконец. Если, конечно, у тебя нет больше никаких условий.

Отшатнувшись от него, она зарделась.

— Нет… в смысле, конечно, я тебя развяжу. — Она потянулась к его запястью, и вдруг улыбка медленно расплылась по ее лицу. — Хотя…

Ему почему-то не слишком понравилось, как это прозвучало.

— Камилла, не знаю, что ты задумала, но…

— Мне так жаль, что столько усилий было потрачено впустую. А тебе не жаль? — Ох, как хитро поблескивали ее глаза! Она вновь задумчиво разглядывала его. И, надо сказать, было на что посмотреть. Все, что положено, торчало так вызывающе, что мысли у Камиллы могли возникнуть решительные.

— Камилла! — сказал он резко. — Сейчас же отвяжи меня!

— Нет уж, Саймон. Ты со мной поразвлекался? Теперь моя очередь, чтобы все было по-честному.

— Клянусь, Камилла, если ты меня не развяжешь…— Он с проклятием замолчал, когда она наклонилась и поцеловала его в такое место!.. — Упаси меня боже впредь дразнить женщин, — простонал он, чувствуя сильное возбуждение.

Она усмехнулась.

— Не волнуйся. Это будет не так страшно. Кто знает, может, я с тобой закончу как раз вовремя, чтобы ты успел часок-другой соснуть перед работой.

Она поцеловала его в живот, и он прикрыл глаза. Она убить его хочет. Его дорогая маленькая креольская женушка хочет просто-напросто убить его. Он ее научил, как это сделать, и теперь она намерена использовать весь полученный опыт, чтобы убить его удовольствием. Ну что ж. По крайней мере, он умрет счастливым.

20

Прошло два дня. Камилла решила, что она довольна сделкой, которую они заключили с Саймоном. Если дядю Жака должны арестовать, а она признала, что это правильно, то, по крайней мере, это не означает его смерти.

Странно, но Саймон, кажется, тоже был доволен. Он даже простил ее за то, что она его связала, тем более после того, как она показала ему, каково это — когда тебя мучают удовольствием.

Они больше не ссорились. Постепенно в близком общении открывались вещи весьма интересные. Камилла с удивлением узнала, что он такой ненасытный читатель, как и она. Он читал не только военную литературу, но также огромные фолианты о коммерции и торговле, например, «Путь к богатству» Бенджамина Франклина и его эссе «Федерал». Он даже делал пометки на полях, а она-то думала, что, кроме нее, этого никто не делает. Дядя Август, конечно, никогда не питал слабости к чтению, а вкусы тети Юджины ограничивались книжками по домоводству. Так что Камилла была в восторге, обнаружив столь близкие ей интересы мужа.

Но этим прелести жизни с Саймоном не ограничивались. Камилла была наслышана, что американцы — люди, лишенные чувства юмора и интересующиеся только работой, но обнаруживалось, что Саймон не меньше любого креола любит развлекаться. Танцевал он отменно. Он повел ее на бал и, лопаясь от гордости, приглашал на все танцы. Он играл в карты и рассказывал о своих приключениях из армейской жизни. В общем, он оказался еще лучшим другом, чем она надеялась.

Все шло так хорошо, что, когда на третий день Саймон с утра погрузился в задумчивость, она не знала, что делать. Они сидели в гостиной за завтраком. Она дважды попросила его передать хлеб, а он, казалось, не слышал. Он смотрел в окно, на залив, простиравшийся позади его дома.

— Саймон, — сказала она в третий раз. Он снова не повернул головы, и тогда она повторила чуть громче: — Саймон!

На этот раз он очнулся и посмотрел на нее:

— Ты что-то сказала?

— Я говорю это «что-то» уже пять минут. Что-нибудь случилось?

Он нахмурился, взял хлеб и принялся намазывать его маслом.

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Ты сегодня какой-то тихий, как будто… голова у тебя занята совсем другими мыслями.

— Сегодня просто приходит корабль из Виргинии, вот и все. Наверное, я задумался… о доме.

Дом. Вдруг до нее дошло, что Новый Орлеан ему, в сущности, чужой. Она с трудом проговорила:

— Саймон!

— Что? — сказал он, жуя бутерброд.

— Ты как-то редко вспоминаешь об этом. Я имею в виду о Виргинии. Ты хочешь, чтобы мы потом туда переехали, когда у тебя закончится срок службы?

Он отложил хлеб и посмотрел на нее.

— Ну, пока я не был женат, я всегда рассчитывал вернуться. Ты же знаешь, мой младший брат там, и, надо признаться, я по нему соскучился. — Он помолчал. — А что ты об этом думаешь? Как насчет того, чтобы уехать из Нового Орлеана?

Уехать? Комок застрял у нее в горле. Она отвела от него взгляд.

— Честно говоря, я… я этого не учла. Мы об этом никогда не говорили, и я думала… Глупо, наверное. Надо было предполагать, что тебе захочется вернуться в родной город.

Некоторое время он ничего не говорил.

— Я собирался уволиться в запас после окончания миссии в Новом Орлеане, но теперь, когда у меня появилась жена, мне, наверное, придется задержаться в армии, — он виновато поглядел на нее. — Я не знаю, куда меня пошлют после этого, но я могу попросить генерала Уилкинсона, чтобы он подыскал мне место здесь.

Он задумался, потом продолжал:

— Но раз Нейлу удалось наладить папино дело… Знаешь, ведь этот дом я взял в аренду. А в Виргинии у меня свой дом. Не слишком большой, но собственный, где жили мои родители. Хотя сейчас в нем живет Нейл, но принадлежит он мне.