Эмма и граф, стр. 35

— Милорд… — Эмма не могла продолжать. Как сказать ему правду теперь? Где окажется его вера в ее честность и совершенство? И что он подумает, обнаружив, что она и есть та маленькая толстушка, которую он презирал? Что она, которую он считает совершенством, обманывает его снова и снова? Что скрыла от него, кто она на самом деле? Если бы он с самого начала знал, что Эмма Лоуренс — Эмилия Линкольн, так жестоко отвергнувшая его, он никогда бы не нанял ее… Мучительные мысли кружились в ее голове.

— Что, любовь моя? — Его голос был ласковым, но сонным. Он хотел сказать ей, что жалеет ту бедную толстушку, вскоре исчезнувшую из общества, поскольку разорился ее отец. Он также хотел сказать ей, что любит ее и женится на ней, хотя в житейском смысле она ничего не принесет ему. Будь что будет. Она принесет ему любовь, а этого более чем достаточно. Но он не хотел нарушать нежные чары, окутавшие их, такими практическими рассуждениями. Впереди достаточно времени, чтобы рассказать ей обо всем, что она для него значит.

Она подарила ему покой, и наверняка так будет всегда, и он заснул, довольный.

Эмма не могла спать и не была довольна. Она снова была тем растерявшимся ребенком, которого он встретил и не узнал. Он изменился, не так ли? И она изменилась. И, хотя она бесконечно любит его, она никогда не будет его любовницей, не будет тайком прокрадываться в его постель. Слишком сильно она его любит. Его честь и ее честь не должны страдать. Она пережила с ним бесценный миг вне времени и на этом должна остановиться. Он не упомянул о женитьбе, и она никогда не заговорит на эту тему.

Эмма выскользнула из его объятий и начала одеваться. Необходимо оставить его прежде, чем их обнаружат. Притвориться, что ничего не произошло, и не отступать от задуманного.

Приведя себя в порядок, она взглянула на него. Во сне годы отступили, и он вновь стал тем прекрасным юношей, которого она когда-то знала. Эмма вздрогнула. Она хотела поцеловать его на прощание, но побоялась разбудить. И она взяла свою сумку, вышла из павильона, моля Бога, чтобы никто не видел, как милорд явился спасти ее.

Ей повезло. Она пошла вдоль ручья, сделав большой круг, чтобы подойти к дому с другой стороны. Еще один обман в список всех предыдущих. Но теперь важно одно: ее решимость покинуть Лаудвотер и свою любовь — как можно скорее и как бы ей это ни было тяжело. Он заслужил от жизни больше, чем тайная связь, позорная для них обоих.

Всю дорогу к своей комнате она лелеяла мысль о том, что любила и была любима и в этом счастливее большинства женщин, даже если все, что у нее останется, — воспоминания о единственном свидании с ним.

Глава двенадцатая

Бен Блэкберн пробирался через холл к ожидавшему его экипажу.

— Уезжаю, — хрипло пробормотал он, проходя мимо лорда Лафтона и безуспешно пытаясь прикрыть разбитое лицо носовым платком. — Известие из дома. Срочно должен вернуться.

Никого рядом не было, так что лорд Лаф-тон схватил Бена за руку и язвительно улыбнулся.

— Работа Чарда?

— Э? Что? О, мое лицо. Нет, упал с Ру-фуса днем. Еще легко отделался.

— Ах! — насмешливо продолжал лорд Лафтон. — Не Чард, значит? А, может, вы снова приставали к гувернантке?

Потащились за ней к павильону? Не видел вас на Руфусе.

— Шпионите за мной, Лафтон? — злобно прошипел Бен.

— Хочу выиграть пари, Блэкберн. Чард поймал вас на месте преступления, не так ли? И она была с ним, когда вы ушли? Я видел, как он шел к павильону. И ни он, ни она до сих пор не вернулись.

— Черт бы вас побрал, Лафтон. Я объяснил, что случилось. Теперь пропустите меня. Срочные дела дома.

— Сначала заплатите должок. Вы проиграли пари. Теперь моя очередь унизить Чарда.

Для избитого Блэкберна это было уже чересчур. Он опустил платок и завопил:

— И вряд ли получите удовольствие. Он сломал мне нос ни за что. Бог знает, что он сделает с вами, если попытаетесь перейти ему дорогу. И чтобы заткнуть вам рот, вот аванс в счет тех пятидесяти гиней. Хотя я не считаю, что проиграл пари.

Блэкберн бросил к ногам лорда Лафтона несколько гиней, как недавно бросал деньги Эмме.

— Я не признаю ничего, что касается гувернантки... ради собственного спокойствия.

— Здорово же он напугал вас, — ухмыльнулся Лафтон. — Вышвырнул из дома и велел молчать, не так ли? Я позову лакея поднять ваши деньги, а вы извольте прислать остальные. Можете быть уверены, я не оступлюсь. Слишком дорог мне мой нос.

И он удалился, весело насвистывая, довольный унижением соперника.

— Я вам этого не прощу, — пробормотал Бен ему вслед. — И не будь мое имя Бен Блэкберн, если я не отплачу Чарду за то, что он сделал со мной.

Всю дорогу домой он лелеял одну мысль, и черную притом: так или иначе он сломает Чарду не только нос.

Двух персон недосчитались в тот день за обедом: Бена Блэкберна и гувернантки. Милорд, проснувшись, обнаружил, что Эмма исчезла. Он принял ее осмотрительность как нечто само собой разумеющееся, хотя и сожалел, что не нашел любимую рядом. Он снова хотел обнять ее и сказать, что она будет его графиней и что они постараются спасти Лаудвотер вместе, и с нетерпением ждал новой встречи.

Даже когда миссис Мортон сообщила ему, что у мисс Лоуренс сильно болит голова и поэтому она не спустится к обеду, милорд не сильно огорчился. Его мысли стали еще нежнее. Он подумал, что Эмма после их свидания не хочет встречаться с гостями. Отсутствие Бена Блэкберна могло бы не быть упомянуто, если бы не лорд Лафтон, еще более уверившийся в том, как милорд и гувернантка провели время в павильоне.

— Чард, я слышал, что Блэкберну пришлось неожиданно уехать, — многозначительно заметил он. — Домашние дела призвали его, как он сказал.

Лафтон умудрился произнести слова «домашние дела» зловеще, но милорд не поддался на провокацию.

— И я так понял, — ответил он, растягивая слова, и принялся за еду, с наслаждением вспоминая о разбитом носе Блэкберна.

Затем он искоса взглянул на Лафтона, и впервые ему пришло в голову, что необходимо защищать Эмму и от него. Хотя, подумал он, Лафтон хитер и не станет так грубо нападать на нее. В любом случае, как только свет узнает, что Эмма станет леди Чард, она будет в безопасности от всех, кто стал бы гоняться за скромной гувернанткой.

Милорд подумал, не подняться ли в ее комнату и поговорить с ней, но решил не спешить. Он не должен подвергать любимую праздным насмешкам, пока не получит право защищать ее как свою невесту.

Калипсо Стрэйт, ничего не знавшая о происшедшем в павильоне, уже поинтересовалась, где мисс Лоуренс, и миссис Мортон объяснила, что гувернантка не очень хорошо себя чувствует.

— Неужели? — с притворным вздохом спросила мисс Стрэйт. — И неудивительно. Она так много работает, не правда ли?

Услышав это двусмысленное замечание, леди Клара захихикала, хотя не смогла бы объяснить почему.

Мисс Стрэйт с облегчением поняла, что в отсутствие гувернантки сможет привлечь полное внимание лорда Лафтона. Она испытала бы еще большее облегчение, если бы знала, что мисс Лоуренс не лежит в постели, изнывая от боли, а собирает свои вещи, обдумывая, как бы незамеченной покинуть дом.

Только воспоминание об объятиях милорда поддерживало Эмму в эти часы — воспоминание, единственное, что она заберет с собой из Лаудвотера. Честь требовала побега, но ее глаза наполнялись непролитыми слезами от мыслей о расставании не только с милордом, но и с Тиш, которую она успела полюбить. Слезы так слепили ее, что она с трудом написала необходимые письма.

Всю долгую ночь Эмма сидела у окна своей спальни, так как знала, что все равно не сможет заснуть. Она решила на рассвете пройти в конюшню и попросить одного из конюхов отвезти ее в Алник, где можно будет пересесть в почтовую карету, отправлявшуюся в Лондон. Она скажет, что получила срочные известия из Лондона и должна спешить. Неважно, если конюх сочтет ее поведение странным. Если он откажется, она пешком дойдет до ближайшей деревни и наймет там экипаж до почтовой станции.