Школьный Надзор, стр. 20

– Я бывал, но давно. Последний раз в пятьдесят восьмом, кажется. До сих пор про себя называю почему-то Ленинградом, хотя, когда родился, город еще был Санкт-Петербургом.

– А с шестьдесят пятого там лет тридцать не было вообще ни одного Иного.

– Я тоже слышал эту неприятную историю, – кивнул Сорокин. – Возмущение Сумрака. Петербургу вообще на стихийные бедствия везет. То наводнения, то Сумрак.

– Там было еще много всего неприятного, – грустно сказала Тамара. – Для того я здесь. Этот мальчик, Вадим Смеляков, не прост.

– Другие у нас и не учатся. – Сорокин подумал, что эту фразу на разные лады повторяют в школе направо и налево.

Хотя ничего совсем уж экстраординарного для среднего ученика их интерната в личном деле не сообщалось. Пятнадцать лет, Темный, ведьмак. Кем и когда инициирован, не указано. Родители не Иные. Неоднократные мелкие нарушения Договора, однако до трибунала недотягивают и по совокупности. Единственное, что по-настоящему любопытно… Смеляков как ведьмак чистой Силой мог пользоваться в очень и очень узких рамках, зато стал одержимым поисками артефактов. Сначала примкнул к местной группе «черных следопытов», которые не могли взять в толк, почему этому чудику не нужны ни «вальтеры», ни гранаты, ни германские ордена, а потребны какие-то фенечки. Потом сколотил свою команду, уже из Иных, принялся рыскать по окрестностям города и выкапывать накопители Силы – от старинных шаманских до экспериментальных немецких остатков былых попыток общества Туле прорвать блокаду. Ленинград не сдался, Иные нацисты попали под закрытый нюрнбергский Трибунал Инквизиции, но их редкое оружие еще хранила земля, как нерванувшие бомбы.

Конкурентов следопыты отваживали примитивными заклинаниями, найденные человеческие, а не магические реликвии выбрасывали. Именно так их и вычислил местный Ночной Дозор. Иные там работали слабые, не чета московским, зато большинство, как ни странно, до инициации служили в доблестной питерской милиции, воспетой в теледетективах. Зная об артефактах, бывшие «менты» из Ночного мониторили черный археологический рынок и вылавливали нужное. Тогда-то до оперативников и дошли слухи о странных землекопах, что не берут самое ценное. Вычислить малолетнего рецидивиста Смелякова труда уже не составило. И грозило бы ему максимум очередное предупреждение, конфискация находок и блок магических способностей на полгода-год, если бы юный ведьмак не занервничал, когда его накрыли прямо недалеко от личного маленького «схрона». Один из спрятанных там артефактов Вадик и применил на дозорных. Вернее, применил-то он собственную Силу, но шарахнул так, как никто от него не ожидал. Как потом выяснилось, Силу повысил найденный где-то на линии Маннергейма перстень. Дозорных раскидало. Хорошо еще, обошлось без жертв.

Однако поймать и скрутить подростка удалось только Инквизиторам.

– Мне было довольно легко держать его под контролем в пути, – сказала Тамара. – Природный уровень очень невысок. Остаточное действие перстня давно миновало.

– В личном деле о перстне никаких подробностей.

– Для личного дела это значения не имеет. Но не для Инквизиции. Это был ментор-артефакт. Слышали о таких?

Да, конечно, Сорокин не мог не слышать. Иначе бы не был работником Иного образования. Информация о таких вещах неизменно шла рука об руку с легендами, и отделить одно от другого часто было нельзя. Ментор-артефакты – накопители Силы огромной мощи, процесс одной только их «зарядки» идет сотни лет. Очень опытный маг вкладывал в такой «аккумулятор» почти что материализованную часть собственной души. Силы требуется так много, что уровень создателя понижается и потом еще долго восстанавливается. Зато подобный артефакт способен наделить даже слабого колдуна мощью Высшего.

Как правило, маги прошлого делали подобные реликвии для самих себя – это позволяло обмануть медленный естественный прирост уровня Силы. Теряешь один-два ранга, приобретаешь намного больше. Но и обманывали они чаще всего тоже самих себя, просто-напросто не доживая до момента, когда артефакт напитается и выйдет на пик своего могущества. Так и лежали эти магические бомбы до поры до времени, пока их не находил кто-нибудь совершенно посторонний. Или его руками не находил кто-то из тех, кто разбирался.

– Инквизиция предполагала, что это из клада Ульфенора Гриддига. Однако – не подтвердилось. Откуда перстень мог попасть на линию Маннергейма, неизвестно. Но совершенно точно – намного раньше, чем появилась сама линия. Главное, что мальчик не говорит, находил ли еще что-то такое. Все, что у него было, мы изъяли, но пока нам известно только про один тайник. А про другие он молчит.

– Надеюсь, вы не применяли к нему… Правдолюб? – Сорокин поставил кофейную чашку на стол.

– Нет, что вы. Только допустимое протоколом. Длинный Язык, например. Ни к чему не привело.

– Может, ничего и нет?

– Или ментор-артефакт защищается. Он ведь должен сохранять частицу разума своего создателя.

– Тамара, погодите… Вы что, рассчитываете, в школе мы узнаем от мальчика то, что не выпытали ваши дознаватели?! Его ради этого к нам определили?

– Эдуард Сергеевич, нет, – твердо произнесла Тамара и улыбнулась. – Отнюдь. Инквизиция рассчитывает, что после обучения в вашей школе мальчик научится вести себя прилично и соблюдать Договор. Больше не будет заниматься раскапыванием могильников. А если у него что и припрятано, то он тридцать семь раз подумает, прежде чем этим воспользоваться.

– Вот к этому, не сомневайтесь, мы приложим все усилия. – Сорокин не ответил на ее улыбку.

– Там, где бессильны карательные меры, вступает в силу воспитание. Эдуард Сергеевич, на самом деле цель моего приезда – увидеть школу своими глазами и сделать доклад руководству. На основании его будут предложения о сотрудничестве.

– Мы и так под патронажем Инквизиции. Какое сотрудничество?

– Вас напрямую патронирует Бюро в Праге. Благодаря школе у города особый статус. У Петербурга тоже особый статус. В нем слабые Дозоры и усиленная ячейка Инквизиции. Именно там я и работаю. Видите ли, некоторое время назад… в городе появилось очень много Иных-подростков. Причем все – Темные. Их никто не инициировал, вернее, произошла самоинициация. Такое редко, но случается. В конце концов, первые Иные на планете тоже инициировали себя сами. Или их инициировал Сумрак.

– У нас есть одна такая девочка, – сказал директор.

– Будет двое, – ответила сотрудница питерского отдела Инквизиции. – У Вадима не было инициатора. Больше того, у меня тоже.

Нет, эта дама не переставала удивлять.

– До перехода в Инквизицию я была Темной, – продолжала Тамара. – Я много лет понятия не имела о Договоре. Если бы не Дневной Дозор, могло случиться и вовсе страшное. Поэтому сейчас Инквизиция в Санкт-Петербурге ставит целью тотальное приведение к Договору всех несовершеннолетних Иных. В вашей школе накоплен уже немалый опыт. Европейское Бюро считает, что он успешен. Мы бы хотели перенять этот опыт. Возможно, открыть филиал в Петербурге. Не направлять же к вам всех нарушителей подряд…

– Лестно, – проронил Сорокин. – А нарушителей и здесь хватает.

– Мир изменяется. Иные молодеют, – сказала Тамара. – А Инквизиция очень стара. Мы не привыкли много работать с детьми. В обмен на опыт ваших педагогов Инквизиция готова идти навстречу.

– В чем же?

– Петербургское отделение предлагает вам направить группу для экскурсионной поездки в наш город. Если эксперимент увенчается успехом, мы переведем это на постоянную основу. Ваши дети будут ездить на отдых, смотреть достопримечательности, расширять кругозор. А мы будем присылать к вам сотрудников для стажировки. Как вы на это смотрите?

Прежде чем Сорокин успел ответить, Тамара добавила:

– Европейское Бюро идею всецело одобряет.

Глава 1

Дреер не любил ходить в школу.

Для большинства учителей это, к сожалению, совершенно нормально. Большинство учителей не любит школу, детей и саму работу. Интернат, кстати, не был исключением.