Великолепие шелка, стр. 70

Сладкая дремота мягко, как бархат, окутала их обоих чуть погодя и затем перешла в глубокий и спокойный, без сновидений, сон.

Глава 17

Когда Чина проснулась, разбуженная глухим рокотом обрушивавшихся на берег морских волн и легким постукиванием мотылька, бившегося беспрестанно о плафон стоявшей на столе лампы, она была уже одна. Увидев, что проглядывавшее в окна небо сплошь усеяли звезды, она откинула противомоскитную сетку, окружавшую кровать, и подбежала к одному из них, чтобы, опершись о подоконник руками, полюбоваться небесными светилами. Ночь была прекрасной. Такой, во всяком случае, она еще не помнила. Ласковый ветерок разогнал облака и принес с собой живительную прохладу, а отраженный от ярко сиявших звезд свет искрился и переливался на водной поверхности океана.

Судя по тому, что до ее слуха явственно доносился городской шум, который не могли заглушить ни шелест ветвей в саду, ни журчание фонтана в комнате у нее за спиной, было не очень поздно. Чина прикрыла глаза и позволила ветру слегка потрепать свои ниспадавшие до бедер волосы.

Она даже не подозревала раньше, как приятно ощущать прикосновение ветра к обнаженной коже, и теперь впервые в жизни испытывала радость от сознания совершенства своего нежного молодого тела. Не жило ли это чувство в ней и прежде, только упрятанное в глубину ее существа, несмотря на то что она вынуждена была соблюдать строгие социальные условности и носить стесняющие корсеты и кринолины? А может быть, это Этан своими неспешными, погружающими в сладкую истому ласками пробудил в ней ощущение ее женского начала?

Когда же именно осознала она вдруг себя женщиной? Не тогда ли, когда они впервые соединились в порыве любви? А может, тогда, когда он вдруг разбудил ее среди ночи, касаясь ее тела своими алчущими губами и изнемогая от жажды любить ее еще и еще?

– Я никак не насыщусь тобой, – шептал он, и в бледно-голубых глазах, смотревших на нее, светилось удивление и одновременно веселость. Она только вздрагивала в ответ, но не от страха. А он обнимал ее крепко и целовал, да так, что весь мир вокруг уплывал куда-то и оставалось одно только всепоглощающее, горячее наслаждение от прикосновения его губ.

Она вспыхнула, подумав о том, сколь бесстыдно и жадно ищет усладу в воспоминаниях об их близости, и уже собралась было отвернуться от окна, как внезапно ее взгляд привлекло какое-то движение в саду, заставившее ее похолодеть. На белом фоне цветущих деревьев выделялась тень – тень мужчины, который вышагивал взад и вперед по усыпанной толчеными раковинами дорожке и всякий раз, подходя к воротам, проверял установленный на них запор.

Чина, застыв на месте, внимательно наблюдала за ним, пока вдруг до нее не дошло, что это охранник. Она вспомнила, как Этан говорил ей, что все входы и выходы в доме забаррикадированы от нежелательных гостей.

Отойдя от окна, девушка принялась искать свою одежду, но не нашла ни амазонки, ни всех прочих аксессуаров своего туалета. Беглый осмотр шкафа, стоявшего возле кровати, не принес желательных результатов: в нем не обнаружилось ничего, кроме куска надушенного муслина и саронга, наподобие тех, которые носят обычно малайские женщины. Чина оставила без внимания этот традиционный наряд, потому что у нее не было ни малейшего желания разгуливать по дому в тесном, по длине доходящем ей только до колен одеянии, которое наверняка, она знала, выставит на всеобщее обозрение не только ее обнаженные плечи, но и грудь. И точно так же она не желала покидать женскую половину дома, завернувшись в простыню.

– О, кажется, это то, что надо, – сказала она вслух, откинув крышку сундука из сандалового дерева и обнаружив там множество женских рубах и шелковых шальвар. Выбрав довольно простенькую золотого цвета рубашку и голубые штаны, расшитые гармонировавшими по цвету с основным фоном нитками, она облачилась в них и взглянула на себя в большое зеркало. То, что она увидела, вызвало у нее приступ смеха. Если забыть о непривычном для Востока цвете ее волос, она вполне могла бы сойти за одну из наложниц гарема: ее одежда не только была декольтирована на груди до неприличия, но и цветом своим, казалось бы, просто кричала, что, по мнению Чины, отличало дам сомнительного поведения.

И все же... все же, какая разница существовала между ними и ею – после того, что она совершила? Этан просто использовал ее, чтобы утолить свою страсть, а если и говорил ей множество раз, что любит ее, нашептывал нежные слова, то, по-видимому, лишь для того, чтобы она не воспринимала происходящее как нечто грубое и непристойное. И куда же ушел он, как только она заснула? Еще в одну такую же затемненную и надушенную комнату, где ожидала его на своем ложе другая женщина?

Красочный костюм, заставивший ее засмеяться всего лишь минуту назад, вдруг представился ей не более чем ярким свидетельством ужасной ее вульгарности. Устыдившись самой себя и того, что сделал с ней Этан, она с истерическим воплем бросилась к двери, но была остановлена кем-то, чья темная высокая фигура появилась в этот самый миг на пороге спальни. Обхватив ее руками, человек потребовал, чтобы она объяснила, что, черт возьми, здесь происходит.

– Разве ты сам не видишь? – всхлипнула Чина. – Я похожа на наложницу во дворце султана, и все это по твоей милости!

Брови Этана поползли вверх.

– По моей милости?

Чина, пытаясь высвободиться из его хватки, с осуждением взглядывала в его смеющиеся глаза.

– Почему забрали мою одежду? Это твоя вина, что ты... Что мы...

– Что мы с тобой имели близость и мне пришлось для этого снять с тебя всю одежду? – спросил он напрямик.

Щеки Чины вспыхнули.

– Да, – произнесла она хрипло и была совершенно потрясена, когда в ответ он начал хохотать.

– Скажи, пожалуйста, а как хотела бы ты сблизиться со мной? Во всем своем облачении? Хотя это и оригинально, моя любовь, но трудно исполнимо.

Щеки Чины еще более зарделись, и она пожелала в душе, чтобы он больше не говорил с такой прямотой о том, что между ними было, и уж тем более не смеялся над этим!..

– Чина, – сказал Этан мягко, и когда она подняла на него глаза, то увидела, что в них больше нет смеха и что смотрят они чрезвычайно серьезно и внимательно, – ты никогда не должна стыдиться того, что случилось между нами. А что касается твоего ощущения, будто ты похожа на наложницу, то ты к себе глубоко несправедлива.

Чина почувствовала, что не в состоянии ему отвечать: Обезоруженная гипнотическим взглядом глаз, таящих в глубинах своих огонь, и зачарованная силой его рук, которые с нежностью держали ее за бедра, она могла только молча смотреть в его лицо. Губы ее, приоткрывшись, слегка подрагивали от взволнованного, учащенного дыхания.

А он между тем, чувствуя себя покоренным этими огромными зелеными глазами, которые сверкали в окружении золотых ресниц, испустил что-то наподобие рычания и начал ее целовать. Чина, отвечая на его поцелуй, обхватила его шею руками, и их обоих понесла новая волна страсти.

– Моя рыжеволосая очаровательница, – шептал Этан между поцелуями, – к какому колдовству ты прибегла, что я совершенно бессилен ему противостоять? Один поцелуй, один взгляд в твои глаза, и я могу думать только о том, что хочу тебя – прямо сейчас, в данный момент, и навсегда! Прижмись ко мне ближе, моя маленькая ведьмочка!

– Бладуил-капитан! Хозяин! – послышался дрожащий голос Лала Шри, сопровождаемый робким стуком в стену. Этан с проклятиями выпустил девушку из рук. Заглянув в соседнюю комнату, он сперва сказал что-то коротко, потом выслушал с плохо скрываемым нетерпением ответ и, наконец, отдал целую серию распоряжений, приглушив при этом свой голос, так что Чина не могла расслышать ни слова. Отправив слугу, капитан повернулся и внимательно посмотрел на девушку. Она тут же поняла, что случилось нечто, совершенно изменившее его настроение, и это открытие глубоко встревожило ее.

– Что-то непредвиденное? – спросила она.

– Нет. Но я должен ненадолго уйти. Я велел Лалу Шри воспользоваться услугами Джанри, если тебе что-то понадобится. Чтобы вызвать ее, тебе достаточно будет только позвонить в колокольчик.