Заклятье древних Маори, стр. 63

— Да, но… — начал было Саймон, но опять замолк на полуслове. — Продолжайте.

— Благодарю вас. Так вот, дальтоники в большинстве своём путают зелёный цвет с красным, тогда как темно-розовый, вишнёвый и красновато-коричневый цвета воспринимают как голубой. Поэтому в темноте красноватый флажок скорее всего показался бы Квестингу бесцветным. Впрочем, сравнить цвет его было всё равно не с чем, поскольку белый флажок исчез. Теперь посмотрим, как согласуются эти новые факты с оставшимися на тропе следами. Если я ошибусь, сержант Уэбли меня поправит — ведь я работал при свете фонарика.

Уэбли негромко крякнул, но ничего не сказал.

Почесав кончик носа, Фолс продолжил:

— Я рассмотрел бороздку, оставленную в земле железным стержнем и пришёл к выводу, что кто-то колотил по нему ботинком или иным тяжёлым предметом. Между тем, когда мы шли на концерт, флажок был на месте и тропа была целой. Напротив, никто из возвращавшихся с концерта флажка не видел, да и на состояние тропы внимания не обратили. Если не считать полковника Клэра, который, возвращаясь самым последним, поднялся на холм и упал.

— А? — встрепенулся полковник. — Кто упал?

— Ты, Эдвард, — сказал ему доктор Акрингтон. — Проснись наконец.

— Что? Ах, да. Я и в самом деле упал. Это я точно помню.

— Может быть, полковник, вы наступили как раз на то место, где раньше был флажок, а расхлябанная почва подалась под вашими ногами и вы провалились в ямку? Из-за этого и упали.

— Постойте-ка, — задумчиво произнёс полковник. — Дайте пораскинуть мозгами.

— Чем? — ехидно переспросил шурина доктор Акрингтон, разражаясь обидным смехом.

— Перестаньте, дядя Джеймс! — воскликнул Саймон. — Не унижайте папу.

— Пока наш мыслитель погружён в раздумья, — произнёс доктор Акрингтон, не обращая на него внимания, — я хочу заметить следующее, Фолс. Если ваша версия верна, то флажок должны были сбросить уже после того, как мы пришли на концерт.

— Совершенно верно.

— Более того, все мы намеревались вернуться в машине Гаунта.

— Тоже справедливо, — с одобрением сказал мистер Фолс.

— А наш метис во время концерта выходил из зала.

— И вернулся, когда мистер Гаунт столь блистательно декламировал монолог, посвящённый кануну Криспианова дня.

— В сцене под Азинкуром?

— Да. Итак, полковник?

Полковник Клэр открыл глаза и расправил усы.

— Да, — сказал он. — Именно так все и было. Как странно, что я сразу не вспомнил. Земля под ногами провалилась и я упал. Черт побери, мог ведь вообще в кипяток ухнуть! Ну и дела.

— Да, вам повезло, — произнёс мистер Фолс. — Что ж, джентльмены, я почти закончил. На мой взгляд, в рамки всех этих обстоятельств укладывается лишь одно объяснение. Очевидно, на ногах убийцы Квестинга были ботинки, подбитые гвоздями. Он выбросил их в Таупо-тапу. В них же он лазил на пик Ранги. Он выходил из зала во время концерта. Он знал, что Квестинг страдает дальтонизмом, и отчаянно стремился скрыть от нас этот факт. Квестинг знал, что этот человек — вражеский шпион. Итак, кто подходит на эту роль?

— Эру Саул, — быстро произнёс доктор Акрингтон.

— Нет, — покачал головой мистер Фолс. — Герберт Смит.

IV

Громче всех возмущался Саймон. Смит, мол, ведёт себя тише воды и ниже травы, он и мухи не обидит, да и вообще — замечательный парень, когда не напьётся. Саймон заявил даже, что Фолс специально обвиняет Смита, чтобы выгородить себя. Полковник и доктор Акрингтон в один голос старались его урезонить, а Уэбли так даже попытался выпроводить. Однако Саймон упёрся, как скала. Правда в конце концов, обессилев от крика, беспомощно рухнул на стул и замолчал.

— Смит! — произнёс Гаунт. — До чего же докатились наши враги. Должно быть, им совсем туго, коль скоро они находят применение такому отродью.

— Он — мелкая сошка, — сказал Фолс.

— Он ведь у нас сто лет проработал, — пробормотал заметно потрясённый полковник.

— Погоди, Эдвард, я ещё не уверен в его вине, — сказал доктор Акрингтон и обратился к мистеру Фолсу. — А откуда вам известно, что Смит знал о цветной слепоте Квестинга? Может, он поверил истории про защитный экран?

— А он её и не слышал. Если верить Смиту, Квестинг отвёз его на переезд и показал через экран сигнал семафора, который якобы казался зелёным. Тогда как на самом деле он становится красновато-жёлтым. А уж Смит — точно не дальтоник, он знает, что Квестинг писал зелёными чернилами. Так что историю с экраном он придумал уже после убийства, чтобы запудрить нам мозги. Ему нужен был подходящий предлог, чтобы объяснить столь внезапное примирение с Квестингом. И заодно помахать перед носом бумажкой. Но главное: мы ни в коем случае не должны были узнать о том, что Квестинг страдает дальтонизмом. Вот почему он подтвердил, что Эру был в голубой рубашке, тогда как мы все были убеждены в обратном. У меня нет никаких сомнений, что Квестинг объяснил Смиту подлинную причину происшествия на переезде. Квестинг даже использовал его затем как посредника при продаже реликвий маори. Все шло своим чередом, пока Квестинг не разоблачил Смита и не припёр его к стенке. Тогда он и подписал себе смертный приговор.

— А как быть с Эру Саулом? — спросил Дайкон. — С украденным топором, нарушением табу и всем прочим? Все это не имеет отношения к делу?

— Лишь косвенно. Помните, Эру Саул сказал мне, что по возвращении в клуб после попойки со Смитом, они услышали, как мистер Гаунт читал «про дворян, которые нежатся в постелях»? Я сразу понял, что это та часть монолога, которая дословно звучит так: «И проклянут свою судьбу дворяне, что в этот день не с нами, а в кроватях…». Генрих произносил этот монолог в канун дня святого Криспиана. А вот Смит сказал, что мистер Гаунт «распинался» по поводу того, чтобы, дескать, «кафтаны грязные с французов ободрать». На самом деле, эта строка, которая звучит как: «Сорвав камзолы пёстрые с французов», относится к совершенно другому монологу. Мистер Гаунт читал его напоследок, уже выступая на бис.

— И что из этого? — пожал плечами Саймон. — Смиту все едино.

— Дело в том, что между этими монологами прошло минут шесть-семь. Вы согласны, Гаунт?

— Да, это так, — подтвердил актёр, чуть подумав.

— Смит вполне успел бы, воспользовавшись тем, что взоры всех присутствующих устремлены на мистера Гаунта, выскользнуть из зала, добежать до Таупо-тапу, и вернуться. Заодно он избавился от своих ботинок.

Мистер Фолс повернулся к Саймону.

— Кстати, вы не обратили внимания на его обувь?

Парень молча потряс головой.

— А лакей мистера Гаунта был вместе с вами?

— Да.

— Могу я сним поговорить?

Уэбли кивнул полицейскому, стоявшему у двери. Тот вышел и вскоре вернулся вместе с Колли.

— Послушайте, Колли, что за ботинки были на ногах у мистера Смита, когда вы возвращались домой с концерта?

— Это были не ботинки, сэр, — мгновенно ответил Колли, — а мягкие туфли.

— А перед концертом вы заходили в клуб вместе с мистером Смитом?

— Да, сэр. Мы приносили стулья.

— Он и тогда был в туфлях? — не выдержал Уэбли.

Колли подскочил от неожиданности.

— Господи, инспектор, вы так спрятались, что я вас даже не заметил. Нет, тогда он был в ботинках. А туфли он принёс с собой в кармане — на случай танцев.

— А ботинки он потом отнёс домой? — спросил Уэбли.

— Не знаю, не видел, — ответил Колли с неловким видом.

— Ладно.

Колли виновато посмотрел на Саймона, развёл руками и вышел.

Уэбли подошёл к полицейскому.

— Где он?

— В своей комнате, мистер Уэбли. Мы следим за ней.

— Тогда за мной, — скомандовал Уэбли, и они затопали по веранде по направлению к комнате Смита.

Глава 15

Прощальные гастроли Септимуса Фолса

I

— Нет, я ему нисколечко не сочувствую, — сказал Дайкон. — Смертной казни в этой стране нет, и остатки жизни он проведёт в тюрьме. Я считаю, что ему ещё повезло. Ненавижу шпионов. Тем более — убийц. А вот беднягу Квестинга мне искренне жаль.