Смерть в театре «Дельфин», стр. 32

— Если можно, мне бы хотелось присутствовать.

— Разумеется. До свидания.

Даже слабая улыбка так сильно изменила лицо суперинтенданта Аллена, что Перигрин с готовностью подал ему на прощание руку и добавил:

— Слава Богу, что среди этого кошмара хоть один раз можно было перевести дух.

— Да?

— Знаете, если бы они пропали, я скорее всего лишился бы разума. Вы… позаботитесь о них?

— Безусловно.

Перигрин ушёл. Аллен неподвижно и молча сидел за столом. Это продолжалось так долго, что Фоке наконец начал ёрзать и покашливать.

Аллен достал из кармана лупу и склонился над реликвиями, исследовал указательный палец перчатки, взглянул на изнанку отворота, швы, буквы ГШ и вышивку на тыльной стороне.

— В чем дело, мистер Аллен? — поинтересовался Фоке. — Что-нибудь не так?

— Увы, дорогой мой Братец Лис. Боюсь, что перевести дух уже никому не удастся. Во всяком случае — Перигрину Джею.

Глава 7

ВОСКРЕСЕНЬЕ. ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА АНЯ

— Я не стал тебя будить, когда пришёл, — сказал Перигрин. — Все равно уже светало. Я просто оставил записку с просьбой разбудить в семь и, как ни странно, заснул. Правда, мне снились кошмары.

Джереми стоял спиной к Перигрину, глядя в окно спальни.

— Это все? — спросил он.

— В каком смысле «все»?

— Больше ничего не случилось?

— Боже, тебе мало?!

— Да нет, я имею в виду только одно: ты хорошо взглянул на перчатку? — спросил Джереми, по-прежнему не поворачиваясь.

— Я видел её собственными глазами. Сержант принёс её Аллену вместе с документами, а потом они лежали на столе Морриса.

— Интересно, не повреждена ли она.

— Не думаю. Пойми, я её не разглядывал. Мне бы этого не позволили. Отпечатки пальцев, понимаешь ли, и все такое. Они прежде всего думают об отпечатках пальцев.

— Как они поступят с реликвиями?

— Не знаю. Наверное, сунут в сейф в Скотленд-Ярде, пока не закончится следствие, а потом вернут Кондукису.

— Кондукису… да.

— Мне нужно встать, Джер. Я должен позвонить Уинти, актёрам, дублёру и узнать о состоянии мальчика. Слушай, ты же знаешь человека, который занимается коврами. Позвони ему домой, нужно срочно заменить два-три квадратных метра коврового покрытия на лестничной площадке. Мы оплатим внеурочные, срочные и все что угодно.

— На площадке?

— Вот именно! — голос Перигрина сорвался. — Ковёр! На площадке! Он там перепачкан мозгами и кровью Джоббинса, ясно?

Джереми посерел.

— Извини. Я сейчас.

С этими словами он вылетел из комнаты.

Перигрин принял душ, побрился, с отвращением затолкал в себя пару яиц под ворчестерским соусом и поплёлся к телефону, который, как назло, здорово гудел и пищал. Было двадцать минут восьмого.

На южном берегу, в Саутвоке, суперинтендант Аллен поручил инспектору Фоксу заниматься рутиной, а сам отправился через Блэкфрирский мост в госпиталь Св. Теренции, где в тяжёлом состоянии лежал Тревор Вере. Рядом с его кроватью сидел констебль, засунув каску под стул и опустив на колени блокнот. Дежурная сестра и хирург проводили Аллена в палату.

— У ребёнка тяжёлое сотрясение мозга, — говорил хирург. — Возможен перелом крестца. Серьёзных повреждений внутренних органов, кажется, нет. Сломаны два ребра и правое бедро. Множественные синяки. Можно сказать, что ему повезло. Падение с высоты двадцати футов обычно обходится значительно дороже.

— А синяк на челюсти?

— Это загадка. На ручку или спинку кресла не похоже. Больше всего он напоминает последствия хорошего хука. Я, правда, не поручусь. Это мнение сэра Джейма — патологоанатома министерства внутренних дел.

— Так, понятно. Думаю, мне не надо спрашивать, когда мальчик придёт в сознание?

— Совершенно верно. Лично я понятия не имею.

— А что он сможет вспомнить? Хирург пожал плечами.

— Типичнейшим следствием сотрясения мозга является полная потеря памяти о событиях, происшедших непосредственно перед несчастным случаем.

— Увы.

— Что? Ах да, конечно. С вашей точки зрения это просто ужасно.

— Вы совершенно правы. Скажите, а можно измерить рост мальчика и длину его рук?

— Его нельзя трогать.

— Понимаю, но одеяло-то снять ненадолго можно? Это действительно очень важно.

Молодой хирург задумался на мгновение, потом кивнул сестре, которая отогнула одеяло и простыни.

— Я вам крайне признателен, — сказал Аллен три минуты спустя, снова прикрыв ребёнка.

— Если это все…

— Да. Ещё раз спасибо. Я больше не буду вас задерживать. Спасибо, сестра. Если позволите, я только обменяюсь парой слов с констеблем.

Констебль отодвинулся подальше от кровати.

— Вы прибыли сюда вместе с машиной «скорой помощи»? Вас скоро сменят. Вам передали инструкции мистера Фокса относительно ногтей мальчика?

— Да, сэр, но уже после того, как его вымыли. Аллен шёпотом ругнулся.

— Но я обратил внимание, сэр, — тут констебль с невозмутимым видом вытащил из кармана сложенную бумажку, — ещё в машине, когда его укрывали одеялом и засовывали под него руки, что ладони немного грязные, как часто бывает у детей, а ногти наманикюрены. А потом разглядел, что два ногтя оборваны, а под другими застряли красные волокна. Я осторожно вычистил их перочинным ножиком.

И он скромно подал бумажку Аллену.

— Как вас зовут? — спросил Аллен.

— Грантли, сэр.

— Вам не надоело ходить в форме?

— Немножко.

— В таком случае, когда надоест окончательно, приходите ко мне.

— Спасибо, сэр.

Тревор Вере вздохнул чуть громче. Аллен посмотрел на его неплотно закрытые глаза с длинными ресницами и по-детски пухлые губы, которые так неприятно ухмылялись в то утро в «Дельфине», и осторожно коснулся лба. Лоб был холодный, влажный от испарины.

— Где его мать?

— Говорят, едет.

— Мне сообщили, что общаться с ней будет непросто. Не оставляйте ребёнка, пока вас не сменят. Если он заговорит, записывайте.

— Меня предупредили, что он вряд ли заговорит.

— Знаю, знаю…

В дверях показалась нянечка.

— Да, да. Я уже ухожу, — сказал Аллен. Он поехал в Скотленд-Ярд, перекусив по дороге яичницей с ветчиной и кофе.

На службе ему сообщили, что прибыл Фоке. Он вошёл в кабинет Аллена, как всегда, рассудительный, солидный и немыслимо опрятный и вкратце доложил, что близких родственников у Джоббинса, по-видимому, не было, однако хозяйка «Друга причала» слышала, как он упоминал о кузене — начальнике шлюза близ Марлоу. Проверили алиби у всего обслуживающего персонала театра, ничего подозрительного не обнаружили. Осмотр здания после спектакля был, похоже, весьма тщательным. В гримерных тоже не обнаружили ничего интересного, за исключением записки Гарри Грава, которую Дестини Мейд беспечно сунула в гримировальную коробочку.

— Весьма откровенная, — чопорно прокомментировал характер записки Фоке.

— В каком плане?

— В плане секса.

— О… Но никакой зацепки для нас?

— Вроде бы нет, мистер Аллен.

— А комната мальчика?

— Он делит её вместе с мистером Чарльзом Рэндомом. Груда комиксов. Нашли закладку на страничке с фигуристой дамочкой по имени Рана, которая на самом деле — вампир. Она разделывает олимпийских атлетов, оставляя на них роспись кровью: «Рана». На паренька это, похоже, сильно подействовало. Слово «Рана» нацарапано красным гримом на зеркалах в комнате и в туалете для зрителей, а также на стекле возле лестницы, по которой спускаются покидающие театр люди.

— Несчастный поросёнок.

— Хозяйка «Друга причала» предрекает, что мальчишка плохо кончит, и на чем свет стоит ругает его мать, которая выступает в кафе со стриптизом, играет там на гитаре. Она через раз забывает брать сына после спектакля, вот парень и болтается по округе, как утверждает миссис Дженси.

— Миссис?

— Дженси. Хозяйка паба. Очень приятная женщина. Блевиты живут не очень далеко оттуда, где-то на задворках Табард-стрит.