Девять братьев (сборник), стр. 24
– А ваш дядя непременно хочет, чтобы вы ее взяли?
– Конечно, хочет, да и я хочу, – говорил Леша. – У меня ей будет сытнее, да мне легче с ней делиться, чем ему. Он пишет, что кормит еще какого-то мальчика из детского дома. Дядя, кажется, хороший человек, и я был к нему несправедлив. Знаете, что мне больше всего понравилось в его письме? Он жалеет о том случае с пиджаком, и так чистосердечно…
Уже совсем рассвело, и хорошо было видно, какое множество машин тянулось по дороге к городу. Это был могучий поток, несущий жизнь. Машины заполняли всю дорогу и потому двигались неторопливо.
Неторопливо въехали они и в город. Ленинград встретил Люсю и Лешу пустыми впадинами выбитых окон. Машины пошли еще медленнее, потому что окраинные улицы были перегорожены сложенными из камней баррикадами с узкими проездами, оставленными посередине. В прочих каменных домах, преимущественно на углах, окна были почти доверху заложены кирпичами, превращены в узкие бойницы. Леша, несколько месяцев не видавший города, с любопытством озирался. Его, как и всякого, попадавшего в Ленинград в то время, поразили не столько дома-бойницы и баррикады, сколько лица людей. Истощенные женщины двигались по улицам, словно тени. В их измученных лицах не было ничего страдальческого, жалкого. Это были суровые лица, гордые, даже надменные. Это были лица людей, которые выносили величайшие муки, когда-либо выпадавшие на долю человека, и не склоняли голов.
Машина шла уже по набережной над широкой заметенной снегом Невой, когда Люся, прервав молчание, попросила Лешу отвезти на аэродром книжки, которые она купит.
– Я принесу их на квартиру к вашему дяде, а вы, когда поедете, захватите с собой. Хорошо?
Леша удивился.
– Конечно, я помогу вам тащить книги. Но вы разве не поедете со мной?
– Я не вернусь, – отрывисто сказала Люся и отвернулась.
Леша растерялся.
– Да что вы! Как же мне теперь быть? Ведь я рассчитывал, что вы возьмете девочку, что она будет жить вместе с вами…
Он замолчал, потому что плечи Люси вздрогнули, и ему показалось, что она плачет.
– Так лучше, – через минуту сказала она.
– Где же вы будете жить? – спросил Леша.
– Здесь… Не знаю… Я еще не думала об этом.
– Но почему? Почему? Разве вам плохо было у нас?
– Нет, хорошо. Удивительно хорошо.
– Так отчего же вам не вернуться?
– Капитан Рассохин не хочет, чтобы я вернулась…
– Не может быть! Он это вам сам сказал?
– Нет, не говорил.
– Он сказал кому-нибудь, и вам передали?
– Нет, никто не передавал. Но я знаю. Он думает, что я могу принести вред эскадрилье…
Плечи ее снова вздрогнули.
– Это неправда! – воскликнул Леша. – Это вы сами все выдумали!
– Не будем говорить об этом, – попросила она спокойно. Потом обернулась к Леше, посмотрела на него покрасневшими глазами и прибавила: – А мне так хотелось взять к себе вашу сестренку…
32
Василий Степанович все лето и всю осень был уверен в захвате Ленинграда немцами. Но теперь эта уверенность пропала. Существовала дорога через Ладожское озеро. По ней шел хлеб, шло оружие. Город жил и боролся.
Василий Степанович в письме назначил Леше свидание на набережной возле сфинксов в два часа дня.
– Эрна, ты будешь дома, голубушка моя? – спросил он, застегивая шубу и надевая калоши.
Эрна молча кивнула головой, взглянув на него исподлобья.
– Ты здесь умойся без меня, а то вон ты какая чумазая стала. Умоешься?
Эрна молчала.
Василий Степанович нагнулся и поцеловал ее в макушку.
«Неприятная девочка, – подумал он. – Как каменная, слова из нее не вытянешь». А между тем ему все время приходилось изображать, что он очень ее любит. Он был рад, что сегодня с ней расстанется. Однако о том, что идет на свидание с Лешей, он не сказал ей ни слова.
Леша уже прохаживался взад и вперед по узкой протоптанной тропинке на заметенной снегом набережной. Дядя и племянник заметили друг друга издали. «Только бы этот болван опять не вспомнил про пиджак», – с тревогой подумал Василий Степанович. Но увидев широкое улыбающееся лицо Леши, сразу успокоился.
– Ну-ка, покажись, покажись! – Василий Степанович правой рукой тряс Лешину руку, а левой хлопал его по плечу. – Летаешь? Я так за тебя беспокоился.
Он отлично знал, что Леша не летает, а с утра до вечера сидит в землянке за телефоном, но знал также, что тот ни за что в этом не признается.
– Угу, – неопределенно и в некотором замешательстве ответил Леша. И сразу спросил: – А где же она?
– Ах, она дома, – сказал Василий Степанович с оттенком грусти в голосе. – Я ей еще ничего не говорил. Не хочу ее тревожить. Она, видишь ли, такая странная девочка…
– Странная?
– Да, очень странная. После всего пережитого… Ребенку ведь нелегко оправиться от таких впечатлений.
– Да, да, да! – с жаром воскликнул Леша. – Тут подход нужен. Самый деликатный, самый тонкий.
– И доброта, – растроганно добавил Василий Степанович.
– Вот именно, доброта. Только доброта. Вы это очень верно сказали, дядя Вася! – восторженно подхватил Леша. – Терпение и доброта…
– Конечно, конечно! – подтверждал Василий Степанович. – Потому я ей и не говорил, что ничего еще не решено.
– Как не решено, дядя Вася? Я ее сегодня же у вас забираю. Пойдемте, я хочу посмотреть на нее.
Он потащил Василия Степановича за рукав.
– Нет, нет, постой, постой. Я так, с маху, таких ответственных шагов не делаю, – возразил Василий Степанович. – Она ведь не собачонка, не котенок. Я должен быть убежден, что ей у тебя будет хорошо…
– Дядя Вася…
– Ну, признаю, что у тебя там больше возможностей кормить ее, чем у меня, – вздохнув, продолжал Василий Степанович. – Но ведь ты человек молодой, опыта у тебя в обращении с детьми никакого…
– Я и сам очень хорошо это понимаю, – сказал огорченно Леша. – Когда я сюда ехал, у меня был один план, отличный план, но… У нас, видишь ли, живет одна девушка, прекрасная девушка, и я хотел, чтобы Эрна поселилась у нее. Но тут вышло глупое недоразумение, и девушка эта сказала, что больше к нам не вернется. Нет-нет-нет, дядя Вася, я уговорю ее, не может быть, чтобы мне не удалось ее уговорить! Она скоро придет к тебе на квартиру, ты познакомишься с ней, и мы вместе уговорим ее!
– Вот видишь, какой ты неосновательный человек, Леша, – сказал Василий Степанович. – Ничего у тебя не подготовлено, ничего не договорено, а ты хочешь взять девочку. Я жалею, что написал тебе это письмо.
– Дядя Вася!
– Да-да, жалею… И… вообще жалею.
– Я не понимаю вас, дядя Вася!
– Я не рассчитал своих сил. Я не могу с ней расстаться. Я привык к ней, полюбил ее. Ведь я одинокий старик, пойми меня, Леша…
– Понимаю, дяди Вася, но…
– Когда я послал тебе письмо, то сразу же об этом пожалел. Я понял, что не в состоянии расстаться с ней, не видеть ее… Нет, нет, ни за что!
Он махнул рукой, повернулся и быстро пошел прочь по набережной.
Леша побежал за ним.
– Почему же не видеть, дядя Вася? – говорил он, стараясь от него не отстать. – Ведь мы стоим недалеко отсюда, под городом… Вы могли бы видеться…
При этих словах Василий Степанович остановился.
– Я мог бы время от времени привозить ее к вам… – продолжал Леша.
Но Василий Степанович уже опять передумал:
– Таскать больную, слабую девочку в город? Нет, нет и нет! Я твердо решил! Я ухожу!
И он еще поспешнее зашагал прочь.
– Постойте, дядя Вася! Куда же вы? Можно как-нибудь иначе устроить…
– Иначе? – переспросил Василий Степанович и остановился. – Как же иначе? Конечно, если можно сделать, чтобы я приезжал к вам…
– К нам? Видите ли, дядя, тут есть одно неудобство. У нас к посторонним строго… не допускаются… Но я ведь могу поручиться за вас. Я добьюсь, что вы будете приезжать!..
Василий Степанович наконец сдался.
– Ну, если так… – сказал он. – Если это можно устроить… то, пожалуй…