Богачи, стр. 5

С тех пор Хант сделал блестящую карьеру, а Джони окончательно утратила надежду стать звездой. Рождение Гуса, а двумя годами позже Мэта нанесло серьезный урон ее внешности: она раздалась в бедрах, грудь потеряла былую упругость, а живот перестал быть плоским, кроме того, вокруг глаз появились первые морщинки. Теперь Джони находила утешение лишь в водке да в общении с подозрительными типами, мнящими себя кинобогемой.

Она не переставала изводить мужа просьбами устроить ей роль в какой-нибудь из картин, которые он выпускал, и ревнивыми расспросами о том, где он так часто пропадает ночами. Впрочем, она и так все прекрасно понимала…

Глубокая ночь. Джони громко храпит рядом с Хантом. От ее тела, обмякшего и безжизненного, исходит резкий запах пота и алкоголя. Хант отвернулся от жены и стал вспоминать Тиффани — нежную, пылкую, желанную. Он вызвал в памяти жар ее губ, твердость возбужденных сосков, соблазнительную округлость ягодиц. Завтра же увидится с ней, чего бы это ему ни стоило! И как его только угораздило влипнуть в этот постылый брак?

2

— Тиффани? Привет, это Морган.

— Морган! Ты знаешь, сколько сейчас времени?

— Где-то около десяти утра.

— Идиотка! Это у тебя около десяти, а у нас только пять. Что, черт побери, стряслось? — Тиффани включила ночник и поняла, что проснулась окончательно.

— Прости, я не подумала. Слушай, Тифф, я познакомилась с потрясающим мужчиной и скорее всего задержусь в Лондоне еще на какое-то время.

— А Розали и Глен? Они не будут против?

— Конечно, нет. Давай я тебе про него расскажу. Ему двадцать семь, высокий, красивый, и самое главное — он единственный сын и наследник графа Ломонда. Ну, что скажешь? — в голосе Морган проскальзывали торжествующие нотки.

Трубка молчала, в тишине раздавалось лишь глухое пощелкивание — линия работала не вполне исправно.

— Тифф… ты здесь?

— Да.

— Это хорошо. А я уж подумала, что нас разъединили. Так вот, помимо того, что он просто неотразим, у него есть родовой замок XV века в Шотландии и особняк на Бельгравия-стрит…

— А как же Грег?

— А что Грег? — вызывающе отозвалась Морган. — Тифф, я тебя умоляю! Он мил и добр, но неужели ты вправду ожидаешь, что я вернусь в Нью-Йорк и выйду за него?

— Если я не ошибаюсь, вы с Грегом договорились объявить о своей помолвке как только ты приедешь из Лондона. Разве не так? Во всяком случае, Грег рассчитывает на это.

— Я никогда раньше не была в Англии. Разве я виновата, что здесь так здорово? Ты представить себе не можешь, какую интересную жизнь я веду. Я действительно хотела бы здесь остаться.

— Навсегда?

— Ну, не знаю. Возможно. Многое будет зависеть от того, получится ли у меня что-нибудь с Гарри.

— С кем?

— С Гарри Блэмором. Он маркиз Блэмор, а его отец…

— Да, я поняла.

— Тифф, что с тобой? Мне давно пора одеваться к ленчу, который устраивает леди Вестклиф, а я вместо этого решила позвонить тебе и поделиться новостями. Тебе что, неинтересно узнать, как я живу? — Морган заговорила, как обиженный ребенок.

Тиффани сразу смягчилась. Она была старше сестры всего на два года, но с детства опекала и привыкла потакать ее капризам.

— Напротив, мне очень интересно. Я соскучилась и рада, что у тебя все хорошо, честное слово. Но мне не хотелось бы, чтобы ты влипла в какую-нибудь историю. И еще я беспокоюсь о Греге. Он влюблен в тебя, ты же знаешь. Мы столкнулись с ним случайно на улице на прошлой неделе, и он спрашивал, когда ты наконец вернешься. Он не переживет, если ты выйдешь за другого.

— Что поделаешь! Я изменилась с тех пор, как познакомилась с Грегом. Тогда я была маленькой и наивной шестнадцатилетней девочкой. А теперь у меня совершенно другие запросы. Грег никогда не сможет дать мне того, что я хочу. Понимаешь, если я выйду за Гарри, то в один прекрасный день стану графиней, буду жить в замке и вращаться в высшем лондонском обществе. Кто знает, может, мне посчастливится приглашать к обеду членов королевской фамилии!

— Ты слишком увлекаешься чтением любовных романов, моя дорогая, — рассмеялась Тиффани. — Еще немного, и ты вообразишь себя в короне и кринолине, присутствующей на заседании парламента.

— Вот-вот! — воодушевилась Морган, принимая шутку сестры за чистую монету. — Ты же понимаешь, что я не могу упустить такой шанс! Я не собираюсь становиться женой Грега, жить с ним в Стокбридже, где днем с огнем не найдешь приличной прислуги, считать гроши и рожать ему детей.

— А что ты называешь «приличной прислугой»?

— Как что? Вышколенных лакеев, дворецких… ну, в общем, сама понимаешь. Слуги, которых наняли мать с отцом, похожи на сборище оборванцев, здесь таких на порог не пустят. Слушай, мне пора, а то я опоздаю.

Тиффани обратила внимание, что сквозь плотные шторы в комнату уже пробивается отблеск первых лучей восходящего солнца.

— Береги себя, Морган.

— Постараюсь. Я напишу тебе. Увидишь маму, передай, что я задержусь здесь.

— Хорошо.

Тиффани повесила трубку с ощущением внутренней опустошенности. Если Морган останется в Англии навсегда, она потеряет ее безвозвратно. У них и так совершенно разные интересы, круг общения и представления о жизненных ценностях. В то же время они так похожи, что их зачастую считают близнецами — и действительно, роднее и ближе у нее никого не было.

Мысли Тиффани обратились к Грегу. Ему было девятнадцать, когда они с Морган познакомились на пляже в Хэмптоне. Грега с первого взгляда покорила хрупкая девушка со смеющимися зелеными глазами и белокурыми локонами, которые безжалостно трепал морской бриз. Он растерянно переводил взгляд с Тиффани на Морган и повторял: «Невероятно! Вы похожи друг на друга, как близнецы!» Однако с того момента именно Морган он окружил своим вниманием — приносил сухие полотенца, растирал ей спину лосьоном для загара. В то лето они стали неразлучны. Тиффани видела, что сестре нравится ощущать свою власть над представителем противоположного пола — это был ее первый опыт близкого общения с мужчинами.

В продолжение шести последующих лет Грег относился к Морган, как к своей будущей жене. Уезжая в колледж, он писал ей каждую неделю, выкраивал деньги из своей жалкой стипендии на подарки и сделал не одну попытку найти работу в Нью-Йорке, чтобы находиться поближе к Морган. Грегу пришлось остаться в родном Стокбридже, где жили его родители, но это не мешало юноше всей душой стремиться к Морган, мечтать о браке с ней.

Морган, в свою очередь, ни разу не дала ему повода усомниться в брачной перспективе их отношений, что вполне было в ее духе. Разумеется, Морган вводила в заблуждение окружающих не по злому умыслу, просто она всегда хотела быть любимой и с детства знала, что самый верный способ снискать расположение окружающих — во всем с ними соглашаться.

Тиффани снова улеглась в постель и, уже засыпая, подумала о том, что Морган даже не поинтересовалась ее делами.

В тот же день Тиффани отправилась навестить родителей. Она шла по Парк-авеню, с наслаждением вдыхая прохладную свежесть, принесенную внезапно налетевшим морским бризом, который путал волосы, трепал складки ее голубой юбки и легко, словно подгоняя, подталкивал в спину.

Нью-Йорк этим летом изнывал от июньской жары. Тротуары раскалились, трава в Центральном парке выгорела и стала по-осеннему желтой. Бурая пыль поднималась вверх и висела неподвижной, плотной пеленой. Прохожие старались хоть на минуту заскочить в магазин или кафе, чтобы глотнуть очищенного кондиционерами воздуха.

Для Тиффани день начался с повторного обхода мануфактурных складов. Найти позолоченные пуговицы нужного размера и формы, а также отрезы подходящего шелка оказалось труднее, чем она предполагала. Туго накрахмаленные манишки и широкие черные бархатные ленты, казалось, отсутствовали в природе. О костюмах к «Ночной прохладе» Тиффани не могла думать без ужаса. В довершение всего Жанин Беллами заявила, что эскизы ее не устраивают, и потребовала сделать новые. И это за несколько недель до премьеры!