Персиваль Кин, стр. 18
— Мистер Кин, по вашим глазам я вижу, что вы смеетесь недаром. Этот глупенький мальчик никогда не осмелился бы так поступить, если бы он понимал, что делает. Не притворяйтесь же невинным и расскажите мне, как это случилось.
Я отвел в сторону Боба Кросса и открыл ему свой секрет; он засмеялся и сказал:
— Ну, мистер Дотт недаром говорил, что вы на все мастер; но знаете ли, что это дело может очень дурно кончиться для бедного Грина. Беднягу выгонят из службы, и он совсем пропадет. Итак, вы позвольте объяснить дело, чтобы оно как можно скорее дошло до старшего лейтенанта.
— Как хочешь. Боб, — отвечал я — Если за такие пустяки выгоняют из службы, то пусть выгонят меня, а не Грина.
— Не бойтесь ничего; старший лейтенант не захочет сделать вам зла, а прочие офицеры еще более вас полюбят, особенно, если я скажу, что вы просили меня рассказать все, чтобы оправдать Грина. Я пойду к доктору и расскажу ему; но, мистер Кин, не называйте это пустяками, или вы поздно узнаете свою ошибку. Во всю мою жизнь мне не случалось видеть такого неуважения к офицеру на военном корабле, и это гораздо хуже бунта.
И Боб Кросс захохотал, вспомня, как Грин делал знаки, и потом пошел к доктору.
Едва Кросс сошел вниз, я не мог утерпеть, чтобы не взглянуть на моего приятеля Грина, и, опустясь по трапу в батарейную палубу, заметил бедняжку с кандалами на ногах и связанными руками, стоявшего на правой стороне между пушками. Он был в таком страхе, что я едва удерживался от смеха. Я подошел к нему в сказал:
— Что это значит, Грин? Что случилось?
— Что случилось? — повторил бедняжка. — Видишь, что случилось.
— Делал ли ты масонские знаки? — спросил я.
— Делал ли? Да, делал. О, что со мною будет!
— Ты, верно, не так делал знаки? Верно, забыл их?
— Я уверен, что делал их так, как ты мне показывал; совершенно уверен.
— Так, может быть, я неверно показал тебе. Впрочем, не бойся; я все объясню старшему лейтенанту.
— Прошу тебя, только избавь меня от беды. Мне не нужно и трубы.
— Хорошо, сейчас, — отвечал я.
Боб Кросс подошел ко мне и сказал, что старший лейтенант требует меня в кают-компанию.
— Не бойтесь, — сказал он, — они сейчас много над этим смеялись, и старший лейтенант больше всех; однако он все-таки порядком побранит вас; вы так и ждите.
— Не сделать ли ему знака. Кросс? — спросил я смеясь.
— Нет, нет; вы и так уж слишком далеко зашли; помните, что я вам говорил.
Я вошел в кают-компанию, и шум затих, когда часовой отворил мне дверь.
— Вы присылали за мною? — сказал и старшему лейтенанту, приняв безгрешный вид.
— Так это вы, мистер Кин, изволили тешиться над Грином и научили его оскорблять и не уважать старших офицеров и еще на шканцах? Что, сударь?
Я не отвечал ему ни слова, но сделал прежалкую мину.
— Потому что мальчик только что приехал на фрегат и не знает своих обязанностей, вы забавляетесь над ним и говорите ему всякие небылицы? Ну, что вы скажете в свое оправдание?
— Мы оба только что приехали на фрегат, и мичманы часто забавляются друг над другом.
— Но ведь вы научили Грина этой дерзости?
— Да, я сказал ему это в шутку; но не думал, что он до того глуп, чтобы поверить мне. Я только сказал ему, что вы масон и что у масонов есть знаки, по которым они узнают друг друга; я слышал, как вы говорили, что вы масон, когда обедал в кают-компании.
— Из этого еще не следует, что вам надо было учить его дерзостям.
— Он просил меня показать ему эти знаки, а я их хорошенько не знаю; так я и показал ему те знаки, которые мы делаем с мистером Доттом.
— Я уж прежде говорил, что вы с мистером Доттом — прекрасная пара. Вас бы стоило поставить на место Грина; во всяком случае, я скажу об этом капитану, когда он возвратится из Лондона. Теперь вы можете идти.
Уходя я принял плачевную физиономию и закрыл глаза руками. Выйдя из дверей, я остановился, но офицеры, думая, что я уже далеко, стали хохотать громче прежнего, и старший лейтенант вместе с ними.
Мистера Грина освободили, сделав ему строгий выговор.
— Вы счастливо отделались, — сказал Боб Кросс. — Не бойтесь, старший лейтенант ни слова не скажет капитану; но смотрите, больше не шалите.
Но через несколько часов случилось происшествие, которое могло иметь более важные последствия.
ГЛАВА XVII
Целый день фрегат окружен был разными лодками, на которых сидели евреи, матросские жены и множество других лиц, желавших войти на фрегат. Смеркалось, ветер свежел, и вода прибывала. Старший лейтенант приказал всем шлюпкам отваливать, но они все еще медлили.
Я взглянул за корму и увидел, что лодка, принадлежавшая торговке, которая была на фрегате, стояла привязанная к шторм-трапу. В ней сидел лодочник и одна из матросских жен, перешедшая сюда из своей лодки в надежде скорее попасть на фрегат, потому что уже недолго оставалось до заката солнца. Лодочник, соскучив ждать, хотел переговорить с торговкою, бывшею на фрегате, и полез по шторм-трапу.
— Ты знаешь, что это не позволено! — кричал я ему.
— Знаю, сударь; но ветер так свеж, что, того и гляди, лодка опрокинется, и вы, верно, не пошлете меня назад; у меня же в лодке есть славные пряники, сударь, и если вам угодно попробовать, потрудитесь спуститься и взять, сколько угодно.
Это похоже было на взятку, и я отвечал:
— Нет, мне не нужно твоих пряников, но ты можешь войти на фрегат.
Лодочник поблагодарил меня и вошел. Подумав немного, я пожелал взять пряники; я спустился по штормтрапу, приказав женщине держать его, и соскочил к ней в лодку.
— Что вам угодно? — спросила она.
— Я пришел за пряниками, которые лежат в лодке, — отвечал я.
— Я сейчас вам достану, — сказал она, — Вы, верно, позволите мне проскользнуть на фрегат, когда лодка будет отваливать. Смотрите, сударь, не раздавите трубки. Дайте мне вашу руку, я старый матрос.
— Не думаю, — отвечал я, смотря на нее. — Она была невысока ростом, недурна собою и слишком молода для того, чтобы быть старым матросом.
Мы должны были перебрать множество разных вещей, чтобы добраться до пряников, которые лежали почти на самом дне лодки; а лодку так сильно качало, что мы стали на колени, чтобы достать корзину. Достав ее, мы, к удивлению нашему, увидели, что во время наших поисков лодка оторвалась, и нас унесло сажен на сто от фрегата.
— Боже мой! Что нам делать? — вскричала женщина. — Кричать бесполезно — нас не услышат; посмотрите, не видать ли где шлюпки?
— Теперь уж стало так темно, что далеко не увидим, — отвечал я, не слишком радуясь своему положению. — Куда ж нас несет?
— Куда? Прямо на Сент-Эленский рейд, если до тех пор лодка не наполнится водою, а, пожалуй, и дальше, если ветер не стихнет. Мы можем смело читать себе отходную..
— Нельзя ли поставить мачту и поднять парус, — спросил я, — и потом как-нибудь направить лодку на берег? Не лучше ли прежде попробовать это, а потом читать отходную?
— Славно придумано, — отвечала женщина. — Вы были бы славным офицером, если б спаслись; но дело в том, дитя, что веслами мы ничего не сделаем при таком волнении, а чтобы поднять парус, как мы поставим мачту, когда лодку так и бросает во все стороны? Если бы мачта была поставлена, и парус поднят, я могла бы направить куда нужно лодку в тихую погоду, но не в такую бурю; для этого нужны руки постарше наших.
— Так что ж нам делать?
— Да сидеть и ждать, что будет дальше, отливать воду из лодки и смотреть, чтоб ее не заливало. По временам мы можем кричать или молиться, есть пряники и селедки или белый хлеб и другие лакомства, что лежат в лодке.
— Прежде всего выкачаем воду из лодки, — сказал я, — в ней до половины налилось; потом поедим, потому что я голоден и озяб, а там уж можем читать себе отходную.
— У нас также будет, что пить; я приготовила было для Джема, думая, что удастся попасть на фрегат. Я обещала ему это, бедняжке, но теперь все равно; завтра нас обоих, верно, не будет на свете.